Опохмелимся и будем думать, как развиваться после ICO Как московский банкир-анархист сбежал в деревню и придумал свою криптовалюту. Репортаж Таисии Бекбулатовой

Криптовалюты с недавних пор популярны в России у тех, кто работает на земле и с сельским хозяйством, — о своих проектах в этой сфере объявили сразу несколько кооперативов и бизнесменов из разных регионов страны. Самый яркий из таких предпринимателей — Михаил Шляпников, 53-летний владелец хозяйства в подмосковном Колионово, который несколько лет назад попал в заголовки новостей, когда суд запретил ему печатать собственные деньги, а теперь создал криптовалюту и привлек под нее инвестиций почти на два миллиона долларов. Спецкор «Медузы» Таисия Бекбулатова отправилась в гости к Шляпникову, узнала его историю — и выяснила, почему российских фермеров так интересуют криптовалюты.

Этот материал — часть спецпроекта «Медузы» о блокчейне и криптовалютах; целиком его можно посмотреть здесь.

«Была у меня лопата, потом появился трактор многофункциональный, потом — блокчейн», — рассказывает подмосковный фермер Михаил Шляпников, основательный седой мужчина в разноцветных, как будто случайно выбранных вещах: ярко-голубые штаны, зеленая бейсболка, поверх слишком короткой футболки — видавшая виды жилетка с карманами. Шляпников с явным удовольствием изображает простодушного крестьянина — но этот имидж совсем не мешает ему шагать в ногу со временем с пользой для своего бизнеса: в апреле его подмосковное фермерское хозяйство привлекло через ICO сумму в криптовалютах, которая сейчас эквивалентна почти двум миллионам долларов.

Шляпников буднично описывает, как его занесло из Москвы в глухую деревню. В девяностых он успешно занимался бизнесом — ввозил в Россию медицинское оборудование (например, томографы), имел свой банк «Золотой век», но в 1996 году попал в аварию и получил перелом позвоночника. Еще через пять лет, когда бизнесмен уже встал на ноги, врачи обнаружили у него рак. В 2007-м, пройдя через несколько операций, Шляпников «устал лечиться и решил уехать из Москвы, сменить образ жизни». Дача на Сходне для этого не подходила: туда приезжало слишком много людей, «невозможно было отключиться». Поэтому перебрался Шляпников в Колионово — деревню в 30 километрах от Егорьевска, где у него уже был построен дом и куда из Москвы ехать минимум три часа.

«Врачи сказали: „Езжай уже. Бесполезно тебя резать“, — вспоминает он. — Ну, думаю вина здесь попить, на рыбалке напоследок посидеть. Прошло три месяца — вроде не умер. Дай, думаю, чего-нибудь посажу. Посадил. Еще три месяца прошло… Вот до сих пор сажаем». У врача, утверждает Шляпников, он не был уже 10 лет и хорошо себя чувствует. Правда, планы до сих пор строит только на три месяца вперед.

Посадок у Шляпникова много. Во владении у него 25 гектаров, вместе с арендуемыми землями в год доходит до ста — если еще сажать картошку и зерновые. Главное, что выращивает фермер, — это саженцы: семь лет «вкалывал и вкладывал», потом начались первые продажи; теперь дело, по его словам, приносит пять-семь миллионов рублей в год. До этого, хвастается он, кормился с хозяйства. «Я даже как-то прикидывал — у меня в месяц расходов около пяти тысяч рублей на себя выходило, — объясняет Шляпников. — Мне нужно — сигарет, может, хлеба, а все остальное здесь. Рыба — в пруду, мясо вон бегает, кукарекает, хрюкает. Яйца каждый день, овощи, фрукты, что-то в погребе, что-то в огороде».

Сейчас в хозяйстве Шляпникова есть куры и утки, растет малина — ее кусты можно купить. «Ну и по мелочам там: корма, лесные какие-то дела, переработка. Плодовый питомничек есть», — перечисляет фермер. В здании бывшей сельской больницы рядом со своим домом он выращивает цыплят в инкубаторах, там же в одной из комнат стоит криптомат — его включают, когда приезжают гости. Здание Шляпников в 2010 году боем брал у местной администрации в аренду — первоначально он хотел сделать из больницы прибыльный медицинский бизнес для людей, которым требуется реабилитация, а на часть от выручки бесплатно лечить местных стариков. Чиновники сдались через год — однако в тот момент денег на осуществление исходного плана у Шляпникова уже не было, а потом и стариков в деревне не осталось. Сейчас договор аренды закончился, но государство, видимо, не против цыплят в корпусе — сам фермер считает, что без него больница бы развалилась.

Основной доход приносит продажа деревьев для городского озеленения — кленов, берез, рябин, каштанов. Покупают большей частью для Москвы — рынок большой, деревья часто погибают; фермер утверждает, что его деревья можно увидеть в Лужниках и на центральных улицах. Заказы до Шляпникова доходят через десятые руки. «Это госзаказы, но я там как субподрядчик. Рынок озеленения, благоустройства — коррупционный достаточно, и меня, естественно, туда никто не пустит. Но там 10 исполнителей, а саженцы только у меня! — радуется он. — Поэтому они в любом случае обратятся ко мне».

Фермер-анархист

Живет Шляпников один, если не считать собаки Чернышки: дети выросли и уехали за границу, жена приезжает навестить из города — в этот раз она как раз возится в огороде с наемными рабочими (они в хозяйстве появляются по необходимости для выполнения конкретных работ). На вопрос, есть ли у него помощник, Шляпников отвечает: «Раньше был. Умер». «Человек восемь-девять, наверное, похоронил стариков, — рассказывает он. — У нас такая была армия трясогузки [из деревенских жителей], мы здесь куролесили со старушками. Армия Махно. Сейчас я в основном один».

В Москву Шляпников ездит раз в три месяца: «Не хочу. Бывал на криптотусовках, да, — но здесь лучше, здесь я в стерильных условиях. А туда съездишь, там тысяча человек обниматься лезут, целоваться, плеваться, и я сразу все эти штаммы вирусов насобираю за те годы, что меня не было». Впрочем, его сельское одиночество скрашивают друзья и знакомые — от ученых до коллег-фермеров: они приезжают в Колионово часто, и Шляпников им рад. В октябре в деревне даже проходит специальный праздник, посвященный дню рождения кумира Шляпникова — Петра Кропоткина (он родился в декабре, но в Колионово решили отметить заранее). «Я старый анархист. У меня основано все на свободе, — поясняет фермер. — Просто нет времени на ожидание, что вдруг сейчас Путин приедет, Путин помойку уберет, барак отремонтирует. Приходится самим все делать».

Отношения с государством у экстравагантного фермера всегда складывались непросто: не особо стесняясь в выражениях, он критиковал власть, особенно — здравоохранение и пожарную охрану, для посещения своего хозяйства требовал от чиновников предоставлять ему заявку и пакет документов, включая справку от психиатра, и даже собирал деревенский сход, чтобы объявить импичмент главе сельсовета. «На днях, в отдельно взятой подмосковной деревне Колионово, на сходе, руководствуясь здравым смыслом и простым желанием предотвратить беспредел местных властей, а также сохранить самобытный образ русской деревни, мы будем свергать на *** местную, т. н. конституционную власть», — заявлял Шляпников в своем блоге в 2010 году. На сход, состоявший из нескольких стариков, приехала полиция, и свержение власти не состоялось.

В 2015 году фермер из подмосковной деревушки неожиданно столкнулся в суде сразу с прокуратурой, Центробанком и налоговой инспекцией. Проблема была в том, что Шляпников придумал в деревне свои деньги — колионы, которые он пустил в ход в хозяйстве в качестве расписок для бартера с соседями. Сделанные в типографии, где печатают визитки, разноцветные купюры (50 колионов приравнивались к гусю), согласно материалам дела, угрожали финансовой системе государства. Банкноты «казны Колионово» суд в итоге запретил, зато Шляпников прославился. Известность принесла ему свои плоды: губернатор вручал ему благодарственное письмо за проявленное мужество по ликвидации пожаров в Подмосковье (Шляпников организовывал добровольные пожарные дружины), официальный сайт областного правительства ставил новости про его экологические акции — например, про скворечники, сделанные из кремлевской елки. Впрочем, скепсиса фермера по отношению к государству это не убавило.

Запрет наличных колионов спровоцировал интерес Шляпникова к блокчейну. Попасть под неисполнение решения суда не хотелось, и он решил перевести свою домашнюю валюту в безналичную форму. Друзья подсказали: «Есть такой биткоин, он подходит». В 2016 году фермер купил первые биткоины. «Стал сервисы смотреть, изучать, как блокчейн устроен, биржи. И уже в июле 2016 года мы впервые ввели криптопаи, криптофьючерсы», — рассказывает Шляпников, почесывая ногу в старом тапке.

Предложение хозяйства внезапно вызвало ажиотаж — за несколько часов люди выкупили продуктовые «паи»: их взносы вкладывались в развитие производства, а взамен они по выгодной цене получали корзины фермерских продуктов с доставкой в Москву. Шляпников говорит, что получил от этой акции до 800 тысяч рублей — и даже был вынужден притормозить сбор: боялся, что не сможет выполнить обязательств. На вырученные деньги он зарыбил пруд, поставил инкубаторы для птицы и вложился в стройматериалы. Что касается «криптофьючерсов», то их покупателям предоставляется право на распитие самогона — им можно воспользоваться сразу или подождать: по словам фермера, самогон в дубовых бочках прибавляет в цене каждый год.

В декабре 2016 года Шляпников поехал на «Красный Октябрь», в офис блокчейн-платформы Waves Platform — отвозить новогоднюю елку, которыми он в ту зиму торговал за биткоины. Партнеры подружились — и вскоре люди из Waves приехали в Колионово с ответным визитом. Тогда же он узнал про процедуру ICO — и решил выпустить уже настоящую криптовалюту с прежним названием колионы (создатель Waves Platform Александр Иванов подтверждает: ему было интересно продемонстрировать, что ICO можно проводить в разных отраслях, включая сельское хозяйство). «Еще не было ни алгоритмов, ни специалистов, как это делается, — вспоминает Шляпников. — Ну, вот так вот на коленке, здесь на пеньках, рядом с мангалами, за самогоном чего-то тяп-ляп — и придумали».

Блокчейн вместо кредитов

«Тяп-ляп» оказался в итоге удачным: за месяц проект Шляпникова привлек 401 биткоин от ста трех инвесторов; тогда они стоили полмиллиона долларов, сейчас — уже 1,9 миллиона. «Это был скорее не бизнес-кейс, а пиар, — признает Иванов из Waves Platform. — Деньги были собраны небольшие, но было важнее показать, что это возможно не только для айтишных проектов». По его словам, процедура ICO для Колионово по смыслу больше напоминала краудфандинг — инвесторы, предполагает он, просто хотели поддержать интересный проект.

Шляпников и сам указывал, что «инвестиции в проект не следует рассматривать как высокодоходный инструмент для спекулятивных операций». Выгоду для инвесторов (он не знает их имен, но по адресам электронной почты предполагает, что в основном они из Европы и США) он объяснял тем, что колионы — надежное вложение: криптовалюта обеспечена на 30 миллионов рублей имуществом фермера — запасами, оборудованием и производимой им продукцией. Сейчас, говорит Шляпников, стоимость колиона зависит от спроса — когда к «Экосистеме Колионово» (в нее входят все хозяйства, принимающие колионы) присоединяется новый участник, цена вырастает. Покупателей поощряют пользоваться колионами с помощью скидок: держатели токенов получают скидку на продукцию хозяйства до 10%; кроме того, фермер ежемесячно начисляет им дивиденды в форме продуктовых купонов, которые дают право купить товар или услугу с большой скидкой. Товары эти, как обещает Шляпников, будут доставляться в Москву бесплатно; иностранным же инвесторам, которых у Колионово, по его словам, немало, остается надеяться на рост биржевого курса криптовалюты.

Сейчас колионы держат примерно 400 кошельков, говорит фермер. Он надеется, что к середине ноября — когда урожай будет убран и продан — колион будет стоить уже три доллара; удвоить стоимость криптовалюты, которая исходно торговалась по доллару, ему удалось за полтора месяца (правда, потом курс несколько упал).

Впрочем, Шляпников охотно признается, что не вполне понимает собственную экономику. «Я не то что не эксперт, я вообще в этом не разбираюсь! — говорит он. — Как никто не разбирается, как устроен вот этот телефон, но все им пользуются. Так же я пользуюсь блокчейном». «Система самонастраивается, это не государственный учет. Управлять я ей уже не могу», — добавляет фермер. Это, однако, не мешает ему строить амбициозные планы сделать из колиона «ликвидное средство для расчета в сельском хозяйстве». Пока за криптовалюту он сумел приобрести трактор и дизельное топливо — договорился со знакомыми.

Сбор денег через блокчейн Шляпников называет альтернативой неподъемным банковским кредитам и государственному финансированию. «Cовхозно-колхозные методы в России уже не работают, а рыночная экономика — она не может еще работать, — рассуждает он. — И вот в этот период бесконечных реформ и приходится… То есть не от хорошей жизни-то мы напечатали свои деньги. Это нужда заставляет». При этом привлеченные через ICO деньги фермер пока не трогал («это была не столько просьба о помощи, сколько тестирование новой модели»), а что с ними делать — пока не придумал. «Сейчас уберемся, снег выпадет, отметим, выпьем, на недельку в запой уйдем, потом опохмелимся и будем думать, как дальше развиваться», — формулирует он план дальнейших действий. Инвесторам Шляпников обещал пустить собранные деньги на увеличение объемов производства и ассортимента товаров, на ремонт недвижимости, организацию экотуризма и орграсходы. В других его планах — внедрить в хозяйстве нейросеть: «На трактор вешается камера для сканирования, он проходит по питомнику, нейросетка визуализирует результаты и выдает пять-шесть параметров: дерево это или куст, зеленое или больное, готовое к продаже или там дефективное. Потом это обрабатывается, нейросеть выдает какой-то простенький результат, и это вносится с хронометкой в блокчейн, чтобы было видно, как развивается хозяйство».

«Кстати, колионы можно намайнить, — шутит фермер. — Говно за курами убирать. Или малину собрать».

Островочек свободы

Шляпников не единственный человек, который решил внедрять блокчейн в сельское хозяйство. Команда Emercoin, которая помогала Шляпникову с технологической поддержкой его «криптопаев», даже написала инструкцию для желающих использовать блокчейн фермеров.

Например, в июле 2017 года в Татарстане создали криптовалюту «ИТкоин», обеспеченную «мясом молодых бычков». Разработчики утверждают, что их криптовалюте не грозят резкие скачки курса. Схема выглядит так: инвестор выкупает живых чипированных бычков (данные об их состоянии передаются на компьютеры или смартфоны), которых откармливают на ферме, а затем продает их с дополнительной выгодой — например, изначально бык весил 350 кило, а при продаже весит 450. И это не единственный пример. Хозяйство Машкино в Тверской области предлагало клиентам покупать «гусетокены». «Собственником курицы, гуся, утки, ягненка, козленка является держатель токена, а фермер предоставляет услугу по его выращиванию к оговоренному сроку», — объяснялось на сайте. Энтузиазма предложение не вызвало — было собрано меньше 6 тысяч рублей вместо запланированных 15 миллионов. В Петербурге средства через блокчейн привлекал кооператив «Семейный капитал», но в итоге его руководство было арестовано за особо крупное мошенничество (правда, не из-за криптовалюты).

Добиться реального успеха с помощью криптовалют удается немногим — чаще это оказывается способом пиара. Лидер на этом поле — фермерский кооператив LavkaLavka. Летом компания запустила платформу лояльности на блокчейне и создала свою криптовалюту — биокоин. Основатель «Лавки» Борис Акимов рассказывал, что за каждую покупку клиентам будут начисляться бонусы в биокоинах. Когда в магазинах и ресторанах «Лавки» начали принимать для оплаты биткоины, представителей компании вызвали в прокуратуру — правда, запрещать ничего не стали: «Лавка» не принимает биткоины за товар напрямую (в России запрещены денежные суррогаты) — покупатель переводит биткоины на ее электронный кошелек, а она на эту же сумму вносит рубли за покупателя в кассу и пробивает чеки. Акимов отмечает, что компания работает в рамках существующего законодательства: по его мнению, «токенизированная система лояльности» вполне в него вписывается — это «привычные всем бонусные баллы», просто с повышенной ликвидностью.

9 октября «Лавка» закончила предпродажу своей криптовалюты, получив в ходе нее два миллиона долларов от 2,1 тысячи человек. По словам Акимова, вкладываются в биокоин три категории инвесторов: «Первые — это люди, которые испытывают энтузиазм по поводу криптовалют, вторые — люди, лояльные по отношению к „Лавке“, и третьи — крупные покупатели, которые провели оценку и рассчитывают на увеличение стоимости актива». Сейчас проходит второй этап пресейла, собственно ICO начнется 1 ноября, а всего кооператив рассчитывает получить 15 миллионов долларов, которые пойдут на развитие фермерской инфраструктуры.

Акимов полагает, что главный бонус его инновации — в создании инструментария для развития малого бизнеса, который испытывает типичные проблемы: «Кассовый разрыв, нехватка инвестиционных средств, необходимость привлечь покупателей, расширять каналы сбыта». «Весь круг проблем фермера, малого бизнесмена будет решен с помощью биокоина», — говорит создатель «Лавки», добавляя, что собственные токены отдельных фермеров платформа тоже будет впоследствии поддерживать.

На создание криптовалютного проекта «Лавку» вдохновил именно Шляпников. «Мы прочитали первые сообщения про его собственную криптовалюту, было очень интересно, — говорит Акимов. — У нас были идеи и до этого, но они не были структурно выражены». Колионовский фермер, по его словам, оказал компании поддержку на первой стадии — рассказал, «какие есть платформы для выпуска токенов, чем они отличаются, как технология блокчейна работает». «Они про меня что-то в своей газете написали. Приехал в их ресторан, позавтракал, рассчитался колионами за кофе и за кашу», — вспоминает сам Шляпников, который подтверждает, что давал «Лавке» советы.

Но к большинству просителей Шляпников относится без симпатии. «Каждый день по десятку писем приходит: „Я тоже фермер. У меня проблем много. Расскажи, как ты эти два миллиона хапнул? Я тоже хочу“. Я говорю: „Родной, а у тебя есть кошелек?“ — „Да на хрен?.. Мне два миллиона надо“. „Ну, у тебя хоть техзадание есть своего проекта?“ — „Зачем мне твое техзадание? Ты мне два миллиона дай, ты мне объясни, как ты их хапнул?“ — раздраженно рассказывает создатель колионов. — Ребята, я три года к этому шел. У меня около сотни кошельков, я все биржи перелопатил, я научился пользоваться этой лопатой! А ты говоришь: „Дай мне сразу комбайн без образования“. Ты сперва лопатой научись копать картошку, а потом тебе уже этот комбайн подгоняй».

Александр Иванов из Waves Platform уверен: за проектом Шляпникова «последуют более серьезные». Главное — преодолеть проблемы юридического характера и отрегулировать процедуру ICO. Сейчас Waves Platform уже смотрит в сторону более крупных проектов, чем фермерские хозяйства, — Иванов хотел бы помочь провести ICO для большой компании, к примеру из нефтегазового сектора, но понимает, что они не пойдут в криптоиндустрию, пока государство ее не регламентирует.

У Шляпникова отношения с государством проще: по его словам, оно махнуло на фермера рукой — «а я на них тем более». «У меня были большие претензии к властям, у них ко мне, и на сегодняшний день мы нашли некий такой статус-кво. Сейчас у нас мир-благодать, мы друг с другом селфи делаем, — иронизирует Шляпников. — Пока я жив, я здесь держу такой островочек свободы». Фермер понимает, что нейтралитет в любой момент может закончиться, и уже «спихнул» детей за границу, — но готов и к сотрудничеству. «Я предлагаю тому же Минфину, или министерству экономики, или Центральному банку — ну приезжайте сюда, давайте посмотрим, как у меня это работает. Может, чего-то вам интересно будет, — призывает он. — Но у нас в России исследованиями занимается Следственный комитет».

Как настоящий анархист, Шляпников против «налогов на поддержание коррупции», но все равно их платит. Он согласен платить и с криптовалютных доходов — но только за конкретные муниципальные программы: «по безопасности той же, на поддержание дорог». «Напрямую платить. То есть я, допустим, сам дорогу ремонтирую. Не в Крыму ее ремонтирую, а себе в Колионово ремонтирую, — объясняет он. — Я не хочу спасать ни отечественную экономику, ни мировую. Дайте я здесь потихонечку… Мне сто лет не нужна эта война ни в Сирии, ни с Америкой, ни с Украиной, мне хочется леса высаживать, чтобы они не горели, чтобы они чистые были, большие, чтоб там водились животные, птицы. Но это мне никто не зачтет. Ни муниципальный, ни федеральный, ни региональный, ни один бюджет не зачтет вот то, что я там создаю». Внезапно Шляпников прерывается. «Вон, кстати, зеленый дятел, вон-вон. Видишь, на маленьком дереве сидит? Это редкая птичка. А здесь у нас их как грязи. Как голубей в Москве».