Почему на акции протеста вышло столько подростков? Отвечают ученые из группы «Мониторинг актуального фольклора»

Одно из самых обсуждаемых свойств акций протеста против коррупции, прошедших по всей России 26 марта, — то, что на них было очень много молодых людей, в том числе несовершеннолетних. «Медуза» узнала о том, с чем связан этот феномен, у антропологов из исследовательской группы «Мониторинг актуального фольклора» Института общественных наук при РАНХиГС. По их словам, социальная мобилизация подростков активно происходит последний год и не связана конкретно с акцией, объявленной Алексеем Навальным.

Группа «Мониторинг актуального фольклора» Института общественных наук при РАНХиГС занимается исследованием вернакулярных реакций на социальные или политические события — то есть возникающих естественно и не связанных с институциями и какими-либо предписаниями. В частности, группа анализирует политический фольклор и протестные плакаты, появляющиеся на митингах последние пять лет, а также интернет-феномены — например, «группы смерти» во «ВКонтакте» или случай Дианы Шурыгиной.

Сегодня весь фейсбук и СМИ пишут о высокой мобилизации подростков на акции 26 марта так, будто их сагитировал Навальный. Это миф, который хотелось бы развеять. Социально-политическая мобилизация подростков активно происходит последний год. Особенно остро мы это почувствовали 1 мая 2016-го — когда мы пришли на одно из согласованных шествий по бульварам, мы почувствовали себя невозможно старыми. Средний возраст участников был 16–18 лет, и там их было две-три тысячи: старшеклассники и студенты младших курсов, юные безбородые троцкисты, огромное количество феминисток, колонна ЛГБТ и сочувствующих, состоящая из подростков… С этого момента мы четко начали видеть по разным городам, как все больше и больше молодежи активно принимает участие [в протестных акциях].

Когда 12 февраля в Москве был митинг против декриминализации побоев, в нем в основном тоже участвовала молодежь, которая впервые вышла на улицы. Казалось бы: на закон о декриминализации побоев должны реагировать люди среднего возраста, условно матери, которых могут побить, и тем, кто это сделал, ничего за это не будет. Ничего подобного. Реагирует в основном молодежь 16–20 лет, люди, которые опасаются будущего, где побои не будут уголовным преступлением. 

Такая мобилизация идет активными темпами. Добавьте к этому активное волонтерское движение, работу в благотворительных организациях — люди до 25 всем этим реально сильно увлечены. Многие стоят в пикетах. Одной из наших собеседниц вчера было 17 лет, она постоянно принимает участие в пикетах, и она нам говорила: «Как жалко, что я не была на Болотной!» При этом, когда была Болотная, ей было 12 лет!

Почему это происходит? Есть парадоксальное объяснение. Формально Россия — демократическое государство, и у нас есть вся инфраструктура, которая соответствует демократии. Подростки, о которых идет речь, родились вокруг 2000 года. Они выросли в государстве, где им все время говорят: исполнительная власть должна быть отделена от судебной, с коррупцией надо бороться. И они видят, что в реальности этого нет. И все, что им про демократию в России рассказывают, предъявляют обратно. При этом они лишены советского менталитета, им несвойственна эта идея: ой, я выйду куда-нибудь, а меня уволят, бумажку накатают. Они, конечно, опасаются, что их, условно, выгонят из школы, но приходят.

Все, с кем мы говорили в разных городах, говорят: мы хотим, чтобы власть была честной и мне не врала. Вчера нам рассказали такую историю: в одном из ОВД подросток заполнял протокол и боялся сказать, в каком университете он учится. Ему говорят: напиши, условно говоря, МАДИ. Он отвечает: нет, я не хочу им врать, они мне врут, а я не хочу быть таким, как они. Вот эта идея — «мы не хотим врать» — невероятно частотна, как показывают наши исследования.

Кроме того, надо хорошо понимать, что в последние две недели прошла сильная волна подростковой мобилизации в соцсетях. Во-первых, сильно всех подтолкнул ролик про брянских школьников — после этого появилось популярное видео «Мы вам не ждуны», где некто, скрывающий лицо, призывает выходить на митинг, потому что надоело, что воруют и врут. У него было много перепостов. Во-вторых, видимо, сыграл роль и ролик про урок патриотизма в консерватории. Такие уроки, судя по всему, сейчас проходят массово — и это не может не раздражать. 

То, что Навальный воспользовался форматом видеоблога, тоже важно. В своих исследованиях про «группы смерти» и феномен Дианы Шурыгиной мы, в частности, столкнулись с тем, что популярные блогеры переводят язык телеканалов, официальных новостей на язык людей, которым 10–12 лет, — излагают все таким голливудски-примитивным стилем. Это невероятно популярно среди школьников. Там миллионы просмотров. В этом смысле, конечно, Навальный попал в формат. Но при этом важно, что риторика, связанная со вчерашним митингом, — требования ответственности, требования провести расследование, — она по сути не политическая, а моральная.

И те подростки, которых мы опрашиваем, тоже в первую очередь говорят о морали, о справедливости и честности. Один, например, привел такой типичный достаточно аргумент: я хочу, чтобы через 20 лет мне не было стыдно перед моими детьми за то, что я сделал сегодня. Вот этот концепт стыда часто звучит в интервью, которые мы обрабатываем. Они выступают за будущее достоинство и против того стыда, который они испытывают сейчас.