разбор

Многие поклонники Оксимирона после расследования о рэпере задумались, готовы ли они продолжать слушать его музыку Эту дилемму давно изучают ученые. Мы поговорили с исследовательницей культуры отмены Симоной Дрессен

12:12, 25 март 2025

Источник: Meduza

В новом сезоне подкаста «Дочь разбойника» журналистки Насти Красильниковой три героини обвинили рэпера Оксимирона (Мирона Федорова) в груминге и сексуализированном насилии. Расследование вызвало широкую общественную дискуссию, в том числе обсуждение творчества Оксимирона. Пока одни поддерживают героинь подкаста или сомневаются в их искренности, другие пытаются понять, можно ли продолжать слушать песни рэпера — и как отделить его творчество от обвинений в насилии. И почему часть поклонников Оксимирона так активно критикует журналисток и девушек, рассказавших о груминге, вместо того, чтобы потребовать от исполнителя объяснений? Об этом «Медуза» поговорила с доцентом Роттердамского университета Эразма Симоной Дрессен, которая много лет изучает фанатские сообщества — и то, как они реагируют на обвинения в насилии против своих любимых артистов.

— Почему, на ваш взгляд, люди по-особому реагируют на ситуацию, когда автором насилия становится знаменитый человек?

— Знаменитости находятся в центре внимания, а значит, у них есть определенное влияние и статус. Когда насилие совершает обычный человек — его поступки воспринимаются как частный случай, личная история. Когда в насилии обвиняют публичную фигуру, это всегда вызывает более широкое обсуждение, которое затрагивает карьеру автора насилия, его наследие и даже индустрию, в которой он работает. Пожалуй, большую роль здесь играет то, как медиа освещают такие обвинения. Когда режиссера Романа Поланского обвинили в сексуализированном насилии в 1970-х, Голливуд фактически его прикрывал. Но когда в 2017 году разразился скандал с Харви Вайнштейном, реакция стала очень быстрой — и привела к масштабным последствиям. 

— То есть, когда в насилии обвиняют известного человека, люди прежде всего соотносят его поступки с публичным образом? А не с собственными ценностями?

— Здесь сочетаются оба фактора, но действительно, именно публичный образ оказывается важнее. Знаменитости годами создают определенный образ в интервью, выступлениях, социальных сетях и даже сплетнях о себе. Если кажется, что знаменитость искренне разделяет какие-то ценности, поклонники чувствуют с таким человеком особую связь. Когда появляются обвинения в насилии, логичным образом возникает диссонанс между публичным образом — и теми поступками, которые человек предположительно совершил. Поэтому одни фанаты защищают кумира и настаивают, что важно лишь творчество, а не личность артиста. Другие чувствуют себя преданными, как будто их доверие обманули.

При этом реакция на обвинения в [сексуализированном] насилии различается от жанра и направления в искусстве. Если музыкант заведомо выстраивал себе образ «плохого парня», который плохо обращается с женщинами (так часто бывает, например, в рэпе), некоторые оправдывают такое неподобающее поведение частью имиджа.

— Людям важнее, чтобы искусство создавали «хорошие» люди или чтобы его не могли делать «плохие»?

— Знаете, иногда вопрос не в моральных качествах артиста, а в том, не нанесет ли поддержка его творчества еще больший вред. Когда у художников, писателей или музыкантов большая аудитория, возникает опасность, что они продолжат использовать свое влияние — и поощрять насилие.

Сложнее всего со знаменитостями, которые годами занимают довольно четкую политическую позицию, как в случае с Оксимироном или, скажем, Джоан Роулинг. Для некоторых ее личные трансфобные взгляды никак не связаны с «Гарри Поттером». Другие не могут отделить высказывания писательницы от ее творчества — и полностью отказываются от него.

Думаю, что после обвинений в адрес Оксимирона многие его слушатели задали себе несколько вопросов. Какую роль его музыка играет в их жизни? Это просто развлечение? Способ уйти от реальности? Или она отражает что-то более глубокое?

В этом и заключается сила искусства — оно заставляет задуматься о границах допустимого. Даже если воспринимать его иронично или критически, оно все равно оказывает влияние на наше мировоззрение. Поэтому дискуссии вокруг «культуры отмены» такие сложные. По мере того, как меняется общество, мы начинаем переоценивать то, что раньше считали допустимым. Поведение, которое раньше считалось просто резким или провокационным, может с течением времени начать восприниматься как довольно проблематичное. Значение, которое мы приписываем искусству, постоянно в движении и регулярно меняется.

— Могут ли великие художники быть выше морали? Или закона?

— Такая идея возносит артистов на пьедестал, делает их буквально неприкасаемыми. Мы видели это на примере Поланского: несмотря на серьезные обвинения, его карьера продолжилась. Мне кажется, что это форма когнитивного диссонанса: фанаты сопротивляются изменению своего восприятия, потому что это нарушает их парасоциальную связь с художником. Конечно, некоторые считают, что страдания питают художественный гений. Но миф о «терзаемом художнике» буквально позволяет оправдывать ужасное поведение и насилие ради искусства.

— Многие люди выступили в поддержку Оксимирона, потому что им важна его антивоенная позиция. Почему так происходит?

— Все просто: когда человек становится символом движения, в этом случае российских музыкантов против войны в Украине, его личные поступки кажутся неотделимыми от политической позиции. Когда знаменитость ассоциируется с определенными ценностями (допустим, борьбой за справедливость или права человека), его поклонники лично заинтересованы в защите такого образа. Им кажется, что удар по репутации известного человека скажется и на поддержке ценностей, которые он публично транслировал.

Это приводит нас к следующей дилемме: должны ли сторонники Оксимирона отдавать приоритет успеху [антивоенного] движения — или индивидуальной ответственности за насилие? Поклонники часто не хотят подвергать сомнению или критике знаменитостей на «правильной стороне истории», потому что тогда им приходится столкнуться с неудобной реальностью. Если артист публично разделяет близкие нам моральные и политические ценности, это не всегда гарантирует, что он хороший человек.

— Можно ли действительно отделить искусство от художника?

— Этот вопрос обсуждается веками. Философ Ролан Барт писал о «смерти автора» еще в 1980-х, однако мы до сих пор спорим об этом. Пабло Пикассо и Рихард Вагнер — два человека с очень проблемной репутацией — до сих пор почитаются поклонниками. Мы можем вести эти дебаты сколько угодно, потому что общество редко делает окончательный выбор.

В конечном счете способность отделить художника от искусства — это вопрос личной позиции каждого человека. Это нормально, что у людей бывают разные индивидуальные границы. Проблемы начинаются, когда институции, которые часто решают, продолжится ли карьера артиста, демонстрируют непоследовательность. Премия «Сезар» продолжила награждать Поланского за его фильмы. Но одновременно с этим киностудии разорвали контракты с Джонни Деппом вскоре после первых обвинений в насилии.

— В ответ на обвинения в сексуализированном насилии часто можно услышать аргумент, что «раньше были совсем другие нормы»? Насколько это вообще релевантно?

— Действительно, если говорить об отношениях между музыкантами и фанатами, раньше такое поведение считалось совершенно обычным. В 1960–1980-х годах связь с рок-звездой могла считаться статусным символом — и это мало у кого вызывало вопросы. Конечно, уже тогда существовал явный дисбаланс власти между знаменитыми музыкантами и их молодыми поклонницами. Кто-то считает, что такие отношения добровольны, но, когда разница в статусе столь велика, сложно говорить о согласии.

Если какое-то поведение знаменитостей в прошлом не подвергалось сомнению, это вовсе не значит, что его нельзя переоценивать сегодня. Конечно, это по-прежнему не очень просто. Потому что такая переоценка касается не только конкретных музыкантов, но еще и всей музыкальной индустрии, фанатов и нас как общества в целом.

— Почему в контексте #MeToo так мало говорят о феномене «групи»?

— Понятие «групи» широко использовалось до 1990-х годов. Затем, в 2000-х, оно постепенно вышло из оборота. Хотя сама практика никуда не исчезла — она просто изменилась. В 1980-х «групи» часто воспринимались как одноразовые сексуальные партнеры для музыкантов-мужчин. Сейчас у женщин есть больше автономности в таких взаимодействиях. Если мужчина-музыкант касается женщины на концерте без ее согласия, он рискует моментально столкнуться с негативной реакцией.

Если посмотреть, как исторически менялся образ женщины-поклонницы, можно увидеть закономерность — фанаток часто описывали как «истеричных», «визжащих», «иррациональных» и так далее. Этот язык сильно изменился, например, благодаря огромной фанатской базе Тейлор Свифт, энтузиазм которой — это скорее форма самовыражения. Но мы как общество все еще не договорились между собой, в каких конкретно случаях музыканты — и знаменитости в самом широком смысле — действительно эксплуатируют восхищение фанатов и фанатов в своих целях. Для некоторых все еще не до конца очевидно, что принуждение фанаток к сексу — это злоупотребление властью, своим социальным статусом.

— Нет ли у вас ощущения, что, несмотря на #MeToo и такие проекты, как подкаст «Дочь разбойника», насилие остается цикличным? Обсуждения случаев насилия идут по одному и тому же сценарию, его осуждают одни и те же люди. Но на системном уровне мало что меняется.

— Изначально #MeToo как массовая кампания против сексуализированного насилия и домогательств вызвала серьезные потрясения. Со временем заголовки новостей заполнили другие темы. Обвинения в адрес известных людей продолжают появляться, но уже не так шокируют.

Цикл действительно повторяется, потому что любые системные изменения происходят медленно. Многие знаменитости, которых обвинили в насилии или неподобающем поведении, поняли, что, если они просто отмолчатся, новостная повестка быстро сменится. Некоторым даже удается успешно вернуться, просто переждав бурю. После обвинений против Тилля Линдеманна из Rammstein в 2023 году группа столкнулась с общественным осуждением, но юридических последствий так и не наступило. А затем и вовсе отправилась в турне, как будто ничего не случилось.

Другие используют судебные иски как инструмент запугивания своих жертв и журналистов, чтобы предотвратить дальнейшие обвинения и разоблачения. Третьи совершенно переосмысливают историю — например, нидерландский рэпер Lil' Kleine, который записал целый альбом о выдвинутых против него обвинениях.

Мы видим структурные изменения в креативных индустриях. На съемках фильмов появляются координаторы интимных сцен, этические консультанты и так далее. Тем не менее для реальных изменений нужно больше решительности со стороны студий, звукозаписывающих лейблов, менеджмента и СМИ, чтобы привлекать знаменитостей, ставших авторами насилия, к ответственности. Иначе цикл будет повторяться снова и снова: скандал, отрицание, коллективная амнезия.

— Какое развитие истории с обвинениями в адрес Оксимирона вы бы хотели увидеть?

— Для начала я бы хотела дождаться реакции с его стороны. То, как он отреагирует на обвинения в груминге, и сформирует дальнейшее развитие дискуссии. Важно наблюдать и за реакцией фанатов Оксимирона. Будут ли они защищать его при любых обстоятельствах? Потребуют ли объяснений? И если он ответит, то каким образом: судебными разбирательствами, личным заявлением или художественным произведением. Подобные случаи никогда не сводятся только к самим обвинениям — они показывают, насколько общество готово принять, проигнорировать или осудить насилие.