истории

«Наша судебная система — это просто беззаконие» Интервью актера Александра Паля. Он запустил кампанию в поддержку фигуранта «московского дела» Павла Устинова

Источник: Meduza

18 сентября российские актеры театра и кино устроили одиночные пикеты возле администрации президента в центре Москвы. Это акция в поддержку актера Павла Устинова, осужденного по «московскому делу» на три с половиной года колонии — по обвинению в нападении на бойца Росгвардии во время протестов 3 августа. Первым в пикет встал актер Александр Паль — именно он накануне запустил масштабный флешмоб в соцсетях, посвященный Павлу Устинову. Свободы для Устинова потребовали актеры Михаил Ефремов, Олег Меньшиков, Сергей Безруков и многие другие, а также журналист Юрий Дудь, артист Максим Галкин, телеведущая Тина Канделаки. Петицию на сайте Change.org, которую тоже создал Паль, уже поддержали больше 100 тысяч человек. «Медуза» поговорила с актером о кампании в защиту Устинова — и о том, как Паля самого задержали на том же самом митинге, что и Павла Устинова, но отпустили по звонку из Кремля.

— Как вы узнали о деле Павла Устинова?

— Стыдно сказать, но о деле я узнал в день, когда ему вынесли приговор. Я работал и как-то отвлекся от новостей. Даже не знал, что нашего коллегу повязали, и он проходит по «московскому делу». Узнал обо всем из новости о приговоре у вас на сайте.

— При этом вы сами не знакомы с ним?

— Думаю, что многие из тех, кто его поддерживают, лично с ним не знакомы. Мои друзья точно не знакомы. Я тоже не был знаком, только через одно рукопожатие — то есть знаю ребят, которые с ним учились вместе.

— Еще до приговора Павла Устинова поддерживал Константин Райкин. Не видели его заявлений?

— Не видел. Увидел их тоже в день приговора, когда сам был на съемке.

— Как думаете, почему его слова не вызвали такой реакции, как сейчас?

— Трудно сказать. Я не знаю. Может быть, тогда еще была надежда, что Павла не осудят.

— Вас, как и Павла Устинова, задержали на акции 3 августа. Как в тот день вели себя силовики?

— Совершенно по-разному в разных местах. Где-то крутили жестко — я видел это. Нас с друзьями взяли очень тактично: сжали в «кольцо» и предложили пройти. Я сказал, что сам дойду [до автозака]. Силового применения не было.

В разных отделениях [полицейские] тоже вели себя по-разному. Нас с друзьями на акции было шестеро, и нас забрали в три отделения. Сотрудники там вели себя по-разному. У друзей в ОВД даже угрожали задержанным физической расправой.

— Как пришла идея флешмоба в поддержку Павла Устинова?

— Сначала я выложил пост в фейсбуке. Написал: что делать и как быть? Один из товарищей предложил сделать флешмоб. Мне показалось, что это классная идея — показалось классным обратиться к коллегам, которые тоже прекрасно понимают, что взяли коллегу и, на наш взгляд, неправомерно приписали срок. Ведь человек не совершал того, в чем его обвиняют. Я позвонил нескольким друзьям-актерам и спросил, поддержат ли они эту историю, если я их отмечу в посте. После этого и записал видео.

— Друзья, которым вы позвонили, были уже в курсе дела Устинова?

— Да, естественно. Они были в курсе ситуации. Это были Никита Ефремов, Никита Кукушкин, Саша Молочников и Гриша Добрыгин.

— Ожидали, что флешмоб настолько далеко выйдет за пределы круга ваших друзей?

— Знаете, нет. Я даже не думал об этом и не ожидал, что оно так пойдет-пойдет. Ведь через некоторое время друзья еще создали общую группу [в соцсетях] и все стали там общаться. На тот момент уже стало понятно, что это всех задело и все не могут молчать.

— Артистов так задело, потому что осудили коллегу?

— Безусловно. Очень многие люди далеки от политики и митингов. Наверняка они даже не предполагают, как все это бывает, когда ты ничего не можешь доказать в суде. А тут они увидели, что их коллегу осудили. Они стали смотреть видео [задержания], говорить друг с другом. Многие поняли, что на самом деле это какое-то беспрецедентное задержание, и стали интересоваться другими делами. Но поспособствовало этому то, что осудили их коллегу.

— Актеров, которые сейчас заинтересовались политикой, шокирует, что в России такое происходит?

— Практически все, с кем я общался, понимают, что это — страх и ужас. Кто-то боится, кто-то говорит, что это полный матерное слово.

— Были те, кто усомнился в невиновности Устинова?

— Думаю, что такие, конечно, есть — они есть всегда. Но я таких не встречал. Все с кем я общался на съемке, в группе [в соцсети] или с друзьями я созванивался, одинаково реагируют на эту новость — с возмущением. Я не встретил ни одного человека, который сказал, что нужно проверить [невиновность] и еще посмотреть [на ситуацию]. Кто-то говорил, что на видео видно, что он пытается убежать, но все понимают, что это было инстинктивное решение парня в ситуации, когда на него летят четыре человека в касках. Ведь видно, что он не ожидал такого и просто стоял с телефоном. Он просто стоял и не собирался ничего делать — ни кричать, ничего.

— Некоторые пеняют актерам на то, что они вступились только за актера. Как вы к этому относитесь?

— Я могу понять людей, которые это говорят. Конечно, всем нам естественно вступиться за близкого человека. Мне кажется, в этом нет ничего плохого. Это даже здорово, что люди почувствовали сплоченность в ситуации, когда не по закону тронули их коллектив. Думаю, что это как раз и заставило посмотреть на «московское дело» в целом.

— Акция поддержки распространится на других фигурантов?

— Я надеюсь, что да. У нас уже есть один плакат «Я/Мы вся страна», который сделала Саша Бортич. Надеюсь, что это будет правильно считываться. То, что все политзаключенные, которые сейчас сидят, как и Паша Устинов, заслуживают рассмотрения дела заново. Честно говоря, я сам был не очень в курсе дел. Я знал, что идут дела, но не знал о приговорах. Сейчас уже знаю.

— Сегодня актеры вышли на пикеты к администрации президента. Почему именно туда?

— Не знаю. Почему-то мы коллегиально решили, что это правильное место для акции. Может быть, кто-то сказал, что за [корреспондента отдела расследований «Медузы» Ивана] Голунова [когда против него было сфальсифицировано дело о наркотиках] туда выходили с одиночными пикетами. Ну, а одиночные пикеты — потому что это, возможно, единственный законный метод заявить о себе.

— Сотрудники администрации президента как-то отреагировали на акцию?

— Не особо. Сначала из администрации вышла женщина проверить документы. Потом появились полицейские. В целом стоят смотрят со стороны.

— Планируете какие-то дальнейшие акции?

— Не то чтобы. Да, есть чат, но больше акций мы пока не планируем. Сначала была задача, чтобы люди записали видео и сказали, что они думают. Потом появилась идея пикетов. Пока это наше все. Не знаю, как будет дальше.

— Такая общественная поддержка может сработать?

— Думаю, что да. Иначе бы мы сюда не пришли. Это хоть какой-то шанс, что нас услышат и увидят. Я надеюсь. И все ребята тоже, видимо, надеются.

— Вы сами этим летом оказались в отдаленно похожей ситуации — после задержания на акции 3 августа вас отпустили только после звонка полицейским из администрации президента.

— Да, но я не знаю, что это было на самом деле — администрация президента или нет. Но представились они так.

— Как вы относитесь к ситуации, когда все решается по звонку, а не через законные механизмы?

— Это дико, конечно. Я даже не сразу сообразил, что произошло. Я только потом сообразил, что произошло дичайшее событие и меня выпустили просто по звонку, не составив протокола. Мне потом многие говорили: «Да ладно тебе, позвонили и заступились». Но это дико. Мне через несколько дней говорили, что на мою старую квартиру приходили какие-то люди и искали меня. Пока так и не нашли.

— В условиях, когда через суд нельзя добиться справедливости, нужно пользоваться такими механизмами? Например, личными знакомствами с людьми из власти.

— Я не знаю. Дело в том, что я не знаю никого из политиков и этих структур. Я таким никогда не пользовался. Мне кажется, это не имеет смысла. Бывают разные ситуации, но я пока не попадал в ситуации, когда мне захотелось бы пользоваться связями. Да у меня их и нет.

— Я спрашиваю об этом, потому что очевидно: если Павла отпустят, то это будет в том числе политическое решение. То есть, как и в деле Голунова, люди, чтобы просто добиться справедливости, должны выходить на улицы — и, возможно, вести какие-то переговоры.

— Конечно, меня это смущает. Смущает, потому что наша судебная система и то, что творят силовики, — это просто беззаконие. Ведь те люди, которые давали показания на суде Павла Устинова, лжесвидетельствуют. Также лжесвидетельствуют и другие сотрудники полиции и Росгвардии. Мои друзья, которых штрафовали за акцию, говорили, что всегда на суде был сотрудник, который рассказывал, что они кричали то-то и делали то-то. Хотя мои друзья ничего не кричали — я сам там был и точно знаю. Это же лжесвидетельство.

Меня смущает то, что мы хотим нормального честного суда, а нам приходится выходить на улицы и говорить об этом.

— Как вам кажется, актерское и режиссерское сообщество политизируется на фоне дел Павла Устинова, Кирилла Серебренникова и других похожих случаев? Или когда удается отбить своего, актеры забывают о политике?

— Трудно сказать. Если бы мы с вами поговорили через несколько лет, я бы мог вам сказать. Но, наверно, происходит вынужденная политизация. Думаю, мало кто из актеров хочет выходить на митинги. Не хотелось бы, но люди вынуждены выходить и защищать своих. Отстаивать то, с чем должны были разобраться в суде.

— Если дело в отношении Устинова прекратят, вы сами будете продолжать отслеживать «московское дело» и что-то делать?

— Не могу обещать. Наверно, буду отслеживать. Но отслеживать и действовать — разные вещи. Я не могу сказать, что полезу на баррикады или еще что-то. Кто знает, как я буду действовать дальше.

— Вы не связывались с семьей Павла?

— Нет. Единственное — я звонил адвокату и спрашивал, когда будет апелляция. Пока это не ясно. Думаю, что я приду в суд. Если у меня не будет в этот день работы — я по профессии зависимый человек и не могу подставить своих коллег.

— Не совсем корректно это спрашивать, но как вам кажется, освобождения Павла удастся добиться?

— Да, это не совсем корректный вопрос. Я не знаю на него ответа. Могу только сказать о своем желании. Но оно и так очевидно.