15 хороших книг, которые можно найти на книжных ярмарках этой весной О крахе демократии в России, экономике СССР и о том, зачем уходить жить в сибирский лес
В Москве идут сразу два книжных мероприятия: большая весенняя литературная ярмарка Non/fiction в Гостином Дворе, где будет представлено множество российских издательств, а также альтернативный фестиваль «Бражники — и напиться» в двух московских барах. Второе мероприятие проводит издательство Individuum, которому без объяснения причин отказали в участии в ярмарке в Гостином Дворе. Оба мероприятия пройдут с 10 по 13 апреля. «Медуза» советует 15 книг, на которые стоит обратить внимание.
Уход в лес. Сибирская гамсуниана: 1910–1920-е годы: Жиляков, Кравков, Гребенщиков
Издательство Common place
Это сборник рассказов и повестей малоизвестных и полузабытых сибирских писателей, чьи темы — уход в лес и горы, прочь от цивилизации, навстречу природе — перекликались с творчеством Кнута Гамсуна.
Русская гамсуниана была масштабным феноменом в литературе начала XX века, но на целые десятилетия оказалась «идеологически вредной» и только сейчас возвращается к читателю. Сегодня в ней среди прочего видится прообраз экологической прозы в России, но не только. То, что местом ее действия была Сибирь, разумеется, не случайно: она воспринималась как дикий край, где можно было воплотить мечты о единении человека с природой, об освоении новых земель, о свободе от наследия крепостного права.
В отличие от многих других географических дискурсов, «сибирский» в начале XX столетия почти был лишен колониальной составляющей, уже оставшейся в прошлом. Наоборот, в это время развивается представление о том, что Сибирь может быть если и не независима, то вполне автономна от России, — эти взгляды назывались «сибирским областничеством». Кроме того, Сибирь подходила русской гамсуниане и по причине сурового климата, проверяющего на прочность людей: рука об руку с героическим преодолением трудностей должно было идти и медитативное углубление в себя.
Излишне, наверное, говорить, что эта странная и интересная традиция русской литературы прервалась после 1917 года. Но один ее след остался надолго — русская гамсуниана в Сибири во многом предсказала реалии лагерной прозы.
Александр Фролов. Интуитивные страницы
Издательство «Флаги»
«Интуитивные страницы» поэта и переводчика Александра Фролова — дневники в четырех тетрадях («Морской», «Медовой», «Кофейной» и «Кленовой»), которые он вел с марта 2022 по декабрь 2023 года. Название «тетради» определяет жанр: рамками текста служат только материальные границы, внутри которых — полная свобода фрагментированной прозы, где записи об отношениях с девушкой перемежаются впечатлениями от книг, кино и английского языка. Вот как пишет об этом сам автор:
«Интуитивные страницы» задумываются как тотальный текст — work in progress — в котором соединяются разные жанры — стихи, эссе, проза, дневник — письмо, ткущееся одномоментно с жизнью — живой поток.
Трудно отделаться от впечатления, что это, кажется, один из немногих доступных сегодня способов для описания происходящего — словно окружающая действительность слишком сложна для связного нарратива. Конечно, война тоже есть на этих страницах. И впечатление от этого ее присутствия можно описать как фоновое мерцание: оно в разрывах между записями, абзацами и строками, в скачках мысли, в неожиданно резких и пугающих образах.
Вместе с тем это письмо, как и почти любая современная творческая практика, все-таки имеет и терапевтическую функцию: «Я человек пишущий — homo scribens. Письмо мне помогает более точно выразить мысль, быть», — рассуждает автор. Описание позволяет разделить почти бесконечный и тяжелый поток новостей о «вторжениях» внешнего мира, и удержать то, что стоит внимания.
Сама о том не подозревая, проза подводит нас к важной проблеме: каким языком и в какой форме люди будут писать об изменившейся с февраля 2022 года реальности? Иногда кажется, что даже то, как автор ослышался, что-то говорит об изменении всего аппарата восприятия. И игра слов превращается в трагическую метафору, когда уверенным уже нельзя быть ни в чем.
Франсуаза Мирге. Зарождение сострадания в иудаизме эллинистической эпохи
Издательство Academic Studies Press / «Библиороссика»
Ключевая идея этой книги не нова. В еврейском Законе — Торе — действительно есть много примеров человеколюбия, милосердия и сострадания (обратных, впрочем, тоже немало). О социальной справедливости много говорили и еврейские пророки, выступая в том числе и с критикой власти царя и первосвященника. Наконец, история еврейской благотворительности тоже уходит корнями в середину первого тысячелетия до новой эры. Однако что же изменилось в эпоху эллинизма, которую исследует автор?
В какой-то момент под влиянием греческих и восточных культов начала размываться религиозная идентичность евреев, и мир вокруг погружался в новые и казавшиеся бесконечными войны — притом что рядом не было ни одного государства, претендовавшего на гегемонию на Востоке и обеспечивавшего, выражаясь современным языком, «стабильность в регионе». И вот на этом фоне и происходит переоткрытие сострадания, как, возможно, единственного ответа на жестокость окружающей действительности: в еврейской Библии и в ее переводе на греческий, в истории понятий и в том, как они соотносились с практикой.
Едва ли не главное — культурная встреча с греками, в ходе которой евреи поняли, что сострадание есть и в других цивилизациях, пусть и с другим основанием. Импульс к такому милосердию во многом исходил снизу, так как евреям надо было учиться жить среди других народов. Жалость к себе — особенно по сравнению с римлянами — и к другим людям вдруг оказалась стратегией выживания еврейской диаспоры. Сострадание стало переосмыслением заповеди любви к ближнему, побуждало к действию, превратилось в общечеловеческую норму.
Саяка Мурата. Церемония жизни
Popcorn Books
Это уже не первая книга японской писательницы, переведенная на русский. Но именно эту работу отличает жанр: рассказы и повести, состоящие из маленьких сцен, напоминающих «истории на ладони» японского классика Ясунари Кавабаты.
Все они посвящены пересечению культурных границ и норм (впрочем, весьма условных), которые ставят в тупик не только японцев, но и читателей. Две женщины создают семью и рожают трех девочек, не будучи при этом лесбиянками. В другом рассказе им только предстоит встретиться в их пожилые годы, а в третьем одна из их дочерей помогает кормить сбежавшего с работы офисного клерка, живущего в хижине за школой. Эти сюжеты и реакции на них кажутся вызовом для читателя: «Ведь лишь пока ты молчишь о своих особенностях, с тобой и общаются как с обычным человеком». Это что-то вроде проверки на принятие, как будто несерьезной, происходящей в подчеркнуто нереалистичном мире, однако ставящей в тупик.
Один из ключей к текстам Саяки Мураты — двунаправленность японской культуры на национальные традиции и на открытость миру. Из этой дихотомии возникают причудливые сюжетные коллизии, когда главным конфликтом становится встреча с Другим, попытка выстроить с ним отношения — и реакция общества на это событие: недоверие может смениться удивлением и признанием чуда. Никаких особых примет времени и пространства в текстах японской писательницы нет: они как будто намеренно размыты, чтобы наше внимание сосредотачивалось на людях, ведь стоит им только начать говорить о себе, как мы понимаем их уникальность.
Анастасия Латонова. Религиозные взгляды декабристов
Издательство «Квадрига»
Эта книга надолго закрывает важную тему. Автор убедительно доказывает, что большинство декабристов были православными, хотя и не воцерковленными людьми.
Объединяла же их прежде всего светская религия в духе эпохи Просвещения и руссоистских идей, которую они воспринимали как искреннюю веру. Идея борьбы с тиранами и служения людям получала дополнительное обоснование в религиозных взглядах декабристов.
Но главный вопрос, на который пытается ответить эта книга, связан с одним из самых известных мест из послания апостола Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены». Декабристы смотрели на это так: если всякая власть от Бога, то власть, которая приходит на смену текущей, будет от Него же — значит, смена власти не только естественна и легитимна, но и оправданна с точки зрения христианства.
Продолжу мысль автора: не надо представлять декабристов атеистами, как это делала советская историческая наука, — или кучкой неврастеников с непомерным честолюбием и без четких планов, как представляет их современная российская пропаганда. Их движение было явлением куда более сложным, противоречивым и интересным — и книга об их религиозных взглядах лишний раз подтверждает это.
Сергей Аверинцев. Собрание сочинений в 6 т. Т. 1: Античность
Издательство ПСТГУ
Сергей Сергеевич Аверинцев — один из ключевых советских гуманитариев, который показывал, что филология и история могут быть ничуть не менее интересными, чем математика и физика. Издание его трудов — это не только возвращение долга важнейшему ученому, но и способ показать неразрывную созависимость русской и европейской культуры.
Начав с подражания (в том числе через столь ценимую Аверинцевым риторику), русская культура быстро обрела самостоятельность, и вскоре уже сама предложила Европе новые вызовы. Аверинцев показывает этот диалог во всей его полноте и противоречивости. Он был «советским европейцем» и работал в жанрах, которые опередили свое время: на Западе многие его труды можно было бы назвать «введением в чтение».
Первый том посвящен Античности, которую Аверинцев воспринимал как цельную историко-культурную эпоху, и если вы хотите лучше понять людей Плутарха, чувство юмора древних греков и римлян, их язык и повседневную культуру — монографии и статьи Аверинцева будут лучшим путеводителем. К этому надо добавить, что Аверинцев был глубоко верующим человеком, именно он стоял у истоков возрождения интереса к сирийским мистикам в современной России.
Эмильена Мальфатто. Полковник не спит
Издательство Polyandriya NoAge
Важная притча о насилии, связанном в том числе с пытками французской армии во время алжирской войны. Это история о полковнике, специалисте по истязаниям. Дело происходит в условной стране, которая ведет Отвоевание, где есть Столица, Город и, конечно, Враг. Может показаться, что перед нами антиутопия, но нет: главный конфликт — экзистенциальный.
Полковник не может спать, а это означает, что он ни на миг не забывает о жертвах своих пыток (он называет их ихтиандрами), они всегда присутствуют в его настоящем. Он вспоминает о них в стихах-верлибрах, перемежающих прозаическую часть текста. Вдобавок все время идет дождь, который размывает границы между домом и улицей, сном и явью, стирает очертания действительности. При этом он думает: «Надо бы изобрести новую терминологию для разрушения материи… Новые слова, способные описать Полное уничтожение города, района, дома, человека. Как называется улица, в которой больше не узнать улицы?»
Действия Полковника не описаны напрямую, мы знаем о них только благодаря свидетельствам Конвойного, который тоже не решается посмотреть на них в упор.
Гийом Совэ. Потерпевшие победу: Советские либералы и крах демократии в России (1987–1993 годы)
Издательство «Новое литературное обозрение»
Одна из ключевых книг, которая подчеркивает историческую дистанцию между девяностыми и современностью. Эпоху перестройки автор пытается проанализировать методами исторической науки. Как ясно из названия, автор выделяет важное течение советской политической элиты — либералов, — которое формировалось еще до перестройки, но только благодаря ей смогло четко себя обозначить.
Однако в поисках идентичности конца восьмидесятых — начала девяностых они все-таки не смогли сформулировать альтернативную детальную политическую программу, хотя к советским либералам автор относит, к примеру, Андрея Сахарова.
Потенциально самая влиятельная политическая советская группа оказалась в подвешенном состоянии между консерваторами-коммунистами и радикалами-демократами. В относительно едином виде она так и никогда не достигла полноты власти, чтобы провести в жизнь либеральные реформы, как она их понимала. Со многими выводами автора можно — и, наверное, иногда даже нужно — не соглашаться, но сейчас его концепция кризиса девяностых кажется одной из самых убедительных.
Алексей Сафронов. Большая советская экономика: 1917–1991
Издательство Individuum, «Эксмо»
Легко читающееся, но при этом фундаментальное исследование советской экономики. Автор не скрывает своих неомарксистских взглядов — и в этом среди прочего достоинство книги, которая не подходит к советской экономике с априорно критической позиции.
При этом кажется, что книге не всегда хватает исторического контекста, ведь слишком многие решения в экономике принимались или отменялись по сугубо политическим причинам. Впрочем, это даже помогает автору в его рассуждениях: если бы советский политический строй был более восприимчив к экономическим проблемам, возможно, Советский Союз и в целом был бы устойчивее.
С точки зрения современной экономической истории, пишет автор, советская экономика была гораздо более устойчивой, чем было принято считать в первые годы после распада Советского Союза, и на протяжении десятков лет являлась, по сути, единственным конкурентом капиталистической модели. Расхождение же политики и экономики, глубокий идеологический кризис, отсутствие связей экономики с ценностями людей предопределили ее падение. Этот вывод сегодня может показаться уже очевидным, но важно, что он доказан на огромном материале.
Мария Васильчикова. Берлинский дневник: 1940–1945.
Издательство Ивана Лимбаха
Один из главных дневников русской эмиграции — и точно главный дневник русского человека в гитлеровской Германии. Мария Васильчикова родилась в год русской революции и выросла за границей. Так как дореволюционного прошлого она не помнила, Мисси, как ее называли родные и близкие, постаралась войти в аристократический интернационал Европы между войнами, на которые очевидно проецировала свои представления о потерянной России.
Именно через аристократию она познакомилась и сблизилась со многими участниками заговора 20 июля против Гитлера — того самого, в котором сыграет важную роль и Дитрих Бонхёффер, автор другой книги из нашей подборки. Степень ее участия в заговоре до конца не ясна, но, безусловно, она была не рядовой.
«Берлинский дневник» Мисси читается как детективный роман, а сама Мария Васильчикова радикально меняется: от простой брезгливости по отношению к нацистам до деятельного участия в антигитлеровском Сопротивлении. Она прекрасно понимала ценность своего дневника — как и огромный риск его ведения, — однако решила сохранить эти записи, ставшие одним из главных источников по истории заговора 20 июля. Особую ценность им придает отсутствие редактуры: «Берлинский дневник» предстает именно таким, каким его вели в военные годы.
Вальтер Беньямин. Сны и рассказы
Издательство «Носорог».
Первый русский перевод снов и рассказов одного из ключевых философов XX века. Язык философии был для него не менее важен, чем философская идея, и тексты Вальтера Беньямина значимы не только тем, что и о чем они говорят, но и как.
При небольшом усилии в «Рассказах и снах» можно увидеть другой, личный источник философской мысли, образы из них свободно перетекают в статьи и книги. Но еще это и творческая лаборатория по поиску смыслов и значений, которая не переставала работать до трагического финала жизни Вальтера Беньямина. Если воспользоваться одним из любимых образов философа, его мысль в этих текстах чувствовала себя как на прогулке. Сегодня они обретают и другое измерение, напоминая о важности самоанализа и об ответственности интеллектуала за свою мысль.
Ирина Ролдугина, Катерина Суверина. Вспышка. Неизвестная история ВИЧ в СССР
Издательство Individuum
Одно из самых важных исторических исследований последнего времени. Почему именно позднесоветское общество оказалось практически беззащитным перед новой болезнью? Фактически пользуясь методом микроистории, то есть изучая отдельно взятый случай, авторы переносят свои выводы в широкий исторический контекст.
Среди факторов, спровоцировавших первую вспышку ВИЧ в Советском Союзе, оказываются в том числе отсутствие сексуального просвещения и в целом табуированность темы секса. ВИЧ очень быстро вышел далеко за рамки медицины, он стал не только социальной проблемой, но и высветил критическую уязвимость всей советской системы здравоохранения. Это порождало порочный круг: попытка замалчивания вспышки ВИЧ привела к стигматизации темы в девяностые.
Дитрих Бонхёффер. Сопротивление и покорность
Издательство «Гранат»
Один из важных религиозных текстов XX века. Дитрих Бонхёффер был одним из создателей Исповедующий церкви, фактически ставшей частью движения Сопротивления в гитлеровской Германии, а в дальнейшем примкнул к участникам заговора 20 июля против Гитлера.
Его тексты пытаются ответить на вопрос о роли церкви в современном мире, о степени ответственности, которую на себя должны брать ее члены. Не уходя от церковной традиции и не предлагая церковной реформы, Дитрих Бонхёффер все же считал современную ему историческую ситуацию уникальной, в которой «человек в церкви» должен что-то изменить прежде всего в самом себе. Что именно — отвечает каждый член церкви в диалоге.
Эти тексты создавались в заключении и в ожидании смертной казни, поэтому экзистенциальные мотивы гонения и преследований звучат в них столь сильно. В эссе «О глупости», входящем в немецкое издание, говорится:
При более внимательном взгляде становится ясно, что всякое сильное проявление власти, будь то политическая или религиозная, у значительной части людей вызывает чувство глупости. Похоже, это почти закон социальной психологии. Сила одних требует глупости других.
Кристина Пизанская. Книга о Граде Женском
Издательство Individuum, «Эксмо»
Книга, написанная «осенью Средневековья», сегодня воспринимается как один из ключевых фемтекстов в исторической перспективе. Кристина Пизанская, одна из самых образованных женщин своего времени, пытается изменить систему изнутри, играя на мужской территории. Аллегории Разума, Правосудия и Праведности убеждают писательницу взяться за перо, чтобы рассказать о достоинствах женщин.
И уже в то время Кристине удается показать, что мир с более сильным «женским началом» был бы справедливее и мягче, а войн было бы меньше. Не случайно и название книги, которое отсылает к трудам основателя исповедального жанра в европейской литературе, Аврелия Августина, а через них — и к первому поколению христиан. Сложно уйти от впечатления что автор писала в расчете на какие-то ренессансные изменения, которые она могла предчувствовать, а адресатами ее книги должны были стать самые образованные и влиятельные люди своего времени. Впрочем, сам жанр, который она выбрала для текста, говорит, что в действительности Кристина была крайне ограничена в возможностях. Ее книга осталась единственной в своем роде провозвестником фемидеи в XV веке.
Антуан Сенанк. Пепельный крест
Издательство CORPUS
Сегодня происходит очередное возрождение исторического романа, и «Пепельный крест» прекрасный тому пример. Место действия — Европа, время — XIV век, эпоха Столетней войны и черной смерти. На фоне клонящегося к упадку Средневековья главные герои пытаются найти — или же скрыть — наследие великого немецкого богослова-мистика Майстера Экхарта. Он тоже является фигурой переходного времени: его труды не совсем ортодоксальны, а он сам предстал перед инквизиторами.
Личность выбрана автором не случайно: внутреннюю религиозность он предпочитает внешней. Как и любой современный исторический роман, «Пепельный крест» сочетает в себе несколько жанров: и приключения, и интеллектуальный детектив с погружением в политические интриги, и конечно, размышление нашего современника об истории.
Есть в романе и в хорошем смысле анахронизм: Антуан Сенанк наделяет своих персонажей сомнениями, которые делают их понятнее нам. Ключевая мысль «Пепельного креста» актуальна всегда: культура и религия существуют едва ли не вопреки исторической ситуации, и только человек может их спасти.
Издательство «Медузы» выпускает книги, которые из-за цензуры невозможно напечатать в России. В нашем «Магазе» можно купить не только бумажные, но электронные и аудиокниги. Это один из самых простых способов поддержать редакцию и наш издательский проект.
«Медуза»
Мы не опускаем руки — даже когда кажется, что мир окончательно сломался. Помогите «Медузе» выстоять. Вместе мы справимся!
Кажется, что зло одержало победу над добром, а ложь — над здравым смыслом? Если честно, нам тоже. И нам жаль, что мы приносим вам столько плохих новостей. Но важно не отворачиваться и не терять надежду. Нам еще точно есть за что побороться — и чему улыбаться.
Если вы видите это сообщение, значит, у вас либо установлен VPN, либо вы читаете «Медузу» не из России, — и поэтому мы обращаемся к вам. Пожалуйста, помогите нам прямо сейчас и оформите небольшой регулярный платеж. Не откладывайте это на потом.