«Мне проще относиться к телу как к съемному жилью» Кошмарный закон о запрете «смены пола» вступил в силу ровно год назад. Мы собрали 10 историй трансгендерных людей, которые живут в России — без необходимой медицинской помощи
24 июля 2023 года Владимир Путин подписал закон о запрете «смены пола» в России. Закон запрещает менять гендерный маркер в паспорте (графа «Пол») и проводить операции, связанные с трансгендерным переходом. Людям, изменившим гендерный маркер, запретили усыновлять детей. Кроме того, закон позволяет аннулировать браки, если в паре один из партнеров сменил гендерный маркер. Ровно год тысячи россиян живут с некорректной графой «Пол» в паспорте, гендерной дисфорией и без легального доступа к гормональным препаратам. Издание «Просто повезло» поговорило с транслюдьми в России о том, на что похожа жизнь, когда необходимая вам медицинская помощь запрещена законом. С любезного разрешения коллег «Медуза» публикует этот текст целиком.
Алла, 22 года (все имена в материале изменены)
Курьер из Москвы
Когда начались новости о запрете перехода, я быстро прошла комиссию. Тогда многие ускоренно получали справки — и я тоже успела. Документы у меня женские.
Делать операции мало кто брался, хотя, если документы изменены, это не противозаконно. Была одна клиника в Тольятти. В начале 2024 года я взяла кредит и поехала туда, приехала, а мне говорят: «Вы после операции неделю ходить не сможете». Как я в Москву вернусь? У меня отец живет в Тольятти, и там же стоит пустая квартира покойной бабушки. Я попросила ключи под предлогом «отдохнуть». Не знала, что он продолжает общаться с матерью после развода, — так и спалилась.
Мать тогда сидела в чате для родителей трансгендерных людей и там выяснила, зачем я могла поехать в Тольятти. Она подняла шум, написала в «Родительскую палату», это консервативная организация, которая лоббировала запрет перехода. В клинику звонил депутат Госдумы Николай Николаев, угрожал, отец приезжал в клинику и нес какую-то чушь про западное влияние. До этого момента он, кстати, был либералом, даже на Болотную когда-то выходил, но как узнал про меня — переобулся в махрового путиниста.
Свою трансгендерность я начала осознавать в 17 лет. У меня был очень поздний пубертат, до 16 мне было комфортно в своем теле, а когда оно начало меняться — стала чувствовать, что что-то не так. Не могла нормально зайти в душ: видела свое тело и ощущала непонятный стресс, носила максимально закрытую одежду, чтобы себя не видеть, думала, что я асексуальна… У меня были длинные волосы, и как-то на улице ко мне обратились: «Девушка!» — и я вдруг поняла, что это не звучит обидно. Мне было семнадцать лет, и тогда я начала понимать, что со мной.
С первого курса меня отчислили за участие в митингах в 2020-м, и я переехала к матери в Подольск. Мать нашла у меня гормоны и выкинула. Как-то во время ссоры она кричала: «У меня есть сын». Я ответила: «Я не сын». И она выгнала меня из дома.
Потом мы общались, я даже возвращалась на несколько месяцев, когда пыталась восстановиться в университете — не получилось. Я была в депрессии, как-то сосуществовала с матерью, перестала поправлять ее в части местоимений, сил не было. После очередного скандала уехала.
В клинике мне отказались делать операцию по понятным причинам — из-за угроз. Вернули деньги. Я собралась и уехала. И тут произошло то самое, после чего я с матерью общаться точно не могу. Она мне звонит и спокойно так говорит: «А что с отцом не попрощалась? Он хотел с тобой увидеться».
То есть она только что забрала мою последнюю, как мне кажется, возможность сделать операцию и думает, что я буду с ней общаться. Я заблокировала ее.
Мать периодически написывает мне с разных аккаунтов, создавая их в телеграме. Пишет простыни сообщений, где ничего не ясно. Я ее везде блокирую. Теперь стала кидать по рублю в Сбербанке с сообщениями какими-нибудь. Общение у нас только такое.
Терапию я покупаю подпольно, без врача. Это нелегальные препараты, откуда они берутся — я не знаю. Выбор сейчас небольшой: или так, или оральные контрацептивы, но их надо пить в таких количествах, что печень может не выдержать.
Пожалуйста, обратите внимание на это предупреждение: врачи предостерегают трансгендерных женщин от использования этинилэстрадиола — одного из синтетических аналогов эстрогена, который часто можно найти в комбинированных оральных контрацептивах (вместе с синтетическим аналогом другого полового гормона — прогестерона). Дело в том, что из-за высоких доз этинилэстрадиола повышается риск образования тромбов и может нарушаться работа печени. Вместе с тем для феминизирующей терапии можно использовать эстроген в виде геля, пластыря либо инъекции. Частично эти препараты есть в российских аптеках, однако могут быть недоступны из-за цены, в результате чего трансгендерные люди обращаются на черный рынок — что, безусловно, небезопасно. При этом важно учитывать, что другого выхода у людей из России зачастую нет.
Плана особо нет. Делаю загранник на всякий случай, пытаюсь выплатить кредит. В идеале — накопить немного денег, дальше — по ситуации, а ситуация постоянно меняется. Главная мысль: дожить до завтра.
В семье общаюсь только с сестрой. Она была трансфобкой, но стала принимающей. А родители мне столько всего сделали, что не представляю, чтобы я с ними захотела восстановить контакт.
В будущем хочу получить медицинское образование, сделать наконец операцию, может, вернуться в активизм. Может, в другой стране. Но пока не могу уехать: слишком многое держит. Если начнут паспорта обратно принудительно менять или придут за друзьями — тогда, наверное, решусь уехать.
Очень боюсь оказаться как лягушка в кипящей воде: нормально, терпимо, нормально, терпимо, нормально, терпимо — сварилась. Но без денег и неизвестно куда бросаться — тоже так себе вариант.
Анастасия, 24 года
Фотограф из Москвы
Лет с 11, когда начался пубертат, мне было плохо от того, что со мной происходит. Первая растительность на лице, ломался голос, мне не нравилось, как я начинаю звучать. Чем больше я физически «трансформировалась в мужчину», тем противнее мне было смотреть в зеркало.
Неприятно было думать, что меня воспринимают как парня. До сих пор взрывается мозг от идеи, что я могла кому-то нравиться в прошлом как парень!
Кто я такая, узнавала по частицам на протяжении очень долгого времени. Где-то мелькнула шутка по телевизору, в каком-то видео на ютьюбе об этом сказали. Что-то стала искать. На телевидении эта тема высмеивалась: мужики в париках и вульгарных платьях изображали транслюдей. Мне было страшно: неужели, если я чувствую себя девушкой, моя репрезентация будет такой? И я готова была притворяться мужчиной, даже если это до самоубийства невыносимо.
На до и после жизнь разделила документалка «Табу. Смена пола» [Taboo. Sex Swap (2007), National Geographic]. Там была трансгендерная девушка из Таиланда, она рассказывала про свою дисфорию, и я поняла, что слышу буквально свои переживания.
Я узнала, что чем раньше начать гормоны, тем лучше для здоровья. Прямо рвало на части оттого, что я не принимаю их, что каждый день краду у своей женственности. Решила найти деньги во что бы то ни стало. Ближе к 17 стала принимать гормоны без врача. Все нашла в интернете, на форумах. Никому этого не советую, но не могла иначе.
Первыми узнали две самые близкие подруги, они помогли купить первые гормоны, обычные противозачаточные. Через год узнала мама: у нас довольно теплые отношения. Единственная из семьи отнеслась спокойно и положительно, сказала, что с детства замечала какие-то «звоночки» в мелочах.
Отчиму сначала не говорили, он узнал сам из моих соцсетей. Запретил приезжать в гости, сказал: «Либо подстригись под 0,3 [миллиметра], либо не приезжай». Я рассказала эту историю на одном шоу на ютьюбе, он был в ярости, что я «выношу сор из избы». До сих пор шлет мне угрозы, говорит, что хочет мне шею сломать. Старший брат избивал, пока мы «общались». Это было так давно, что уже ноль эмоций. Я выплакала уже все, с психотерапевтом работаю.
Когда принимали этот закон, у меня уже были сменены документы и я давно была на гормонах. Он только подстегнул наконец пойти к эндокринологу за рецептом — все это время принимала бесконтрольно, каюсь.
Я не хочу уезжать из России. Не поддерживаю правительство, а страну люблю. Уехать, может, безопаснее, но какая останется репрезентация? Я не рассказываю про себя каждому встречному, но все равно люди могут догадаться. И у них будет перед глазами пример, что я — это не западная пропаганда, а буквально человек, которому вы делаете маникюр, который вас фотографирует.
Есть, правда, ощущение, будто меня выпихивают отсюда условия, и законы, и люди, и окружение. Как будто говорят: «Ну все, тебе пора. Смотри, какие законы, давай что-нибудь решай». А я не хочу! Кто сказал, что мне надо уезжать? Я не понимаю.
Алина, 24 года
Преподавательница из Москвы
В 18 лет я поняла, что почти всю жизнь не чувствовала своей принадлежности к какому-либо гендеру, однако всегда хотела быть девушкой, иметь женское тело. Благодаря первым отношениям с транспарнем я узнала о трансперсонах и о том, что можно сделать переход. Долго его откладывала, хоть и очень хотела. Но когда в прошлом году начали принимать закон о запрете, я успела поменять только имя в документах.
О моей трансгендерности знают только самые близкие друзья и некоторые коллеги. Вообще, я была удивлена, что есть френдли-люди даже в Минобрнауки, в академической среде. Правда, после прошлогоднего запрета, после начала «целостной политики» стало в разы тяжелее общаться с другими преподавателями. Многие радикализировались, теперь любая мысль, любое слово в защиту ЛГБТК-людей — это преступление. И даже аргументы, подкрепленные наукой, не работают, ведь закон на стороне «не-науки».
Медицинский переход я начала только три месяца назад, весной 2024 года. Сама, без эндокринолога, гормональные препараты мне помогает доставать подруга. Конечно, я хочу уехать, несмотря на любовь к самой стране, которая с каждым днем все сильнее во мне видит врага. Уехать, чтобы продолжить переход, и еще потому, что здесь я не чувствую себя в безопасности. Либо суицид, либо уехать — такой вот выбор у меня.
Женя, 29 лет
Небинарный трансмаскулинный человек, художник-комиксист из Москвы
У меня всегда было чувство, что я не такой, как все, но какой — трудно сказать, ведь я еще и интерсекс. Два года назад я начал использовать исключительно мужские местоимения, получил справку «о смене пола» для гормональной терапии и принимаю ее уже полтора года. И хотя у меня есть определенные нарушения работы эндокринной системы, которые лечатся тестостероном, некоторые врачи не хотели мне его выписывать, пугали, что, если я начну колоть его, это будет трагедия — так мне сказали минимум пять человек, пока я пытался получить препараты. Но все это время большая поддержка была от транссообщества и других людей.
Закон о запрете перехода не был неожиданностью, но после него все равно стало и тяжелее, и страшнее. Документы я не менял из соображений безопасности: с мужским маркером в паспорте мне было бы просто опаснее этот паспорт кому-то показывать. Я боюсь, что нас с моим парнем примут за геев, поэтому мне приходится использовать элементы женской одежды, чтобы нас считывали как гетеропару. Я художник, у меня квирные проекты, приходится быть ниже травы, тише воды. Но очень помогает поддержка друзей из-за границы и внутри России и квирные медиа, которые дают почувствовать, что квир-люди живы и мы существуем.
Рик, 31 год
Агендер, сотрудник типографии из Челябинска
С переходом не срослось, закон о запрете появился раньше, чем у меня появилась относительно приличная зарплата. С законом стало тревожнее: трансфобия была предрассудком, а стала генеральной линией партии. Морда у меня не особо соответствует полу при рождении, люди и раньше могли громко за моей спиной обсуждать, мальчик я или девочка. Но в прошлом году, например, меня пытался выслеживать какой-то мужик, когда я шел от остановки на работу. Он даже зашел за мной в офис, но увидел начальника, крупного такого хоккеиста, и вышел. А несколько недель назад таксист посмотрел на меня, услышал мой голос и выгнал из такси. Хотя в моем ближайшем окружении, на предыдущей работе например, все знали и спокойно к этому относились. Большинство людей более-менее адекватные.
Я агендер, то есть я не чувствую себя ни мужчиной, ни женщиной. У меня семья очень религиозная, поэтому я до 19 лет притворялся православной девочкой. И только в 22 года узнал, что такое трансгендерность. Я тогда выдохнул, конечно, подумал: вот оно что, я агендер, а не псих ненормальный. До этого меня просто не устраивало мое тело, грудь, поэтому, например, в какой-то момент у меня было расстройство пищевого поведения, я доводил себя до состояния скелета. А в 2023 году попал в чат «Центра Т» и узнал, что не обязательно бинарно определяться. Я бы хотел сделать аффирмативную операцию, удалить грудь, но это стоит 120–140 тысяч, больше, чем я могу заработать в Челябинске.
С гормональной терапией тоже сложно: для этого надо было ехать получать справку, у нас в Челябинске при попытке получить ее человека могли положить в психушку на месяц. А ехать в Москву тоже недешевое мероприятие. Тем не менее, даже когда у меня была возможность съездить, я подумал: а какой смысл? Зачем гендерный маркер сейчас на мужской менять, это кажется не очень безопасным для воюющей России. А потом и вовсе случился запрет. Так что я не принимаю гормоны. Пью антидепрессант, противотревожное и таблетки от нервного тика. Планирую уехать и попросить убежища в ЕС, пытаюсь копить на это деньги, но это не так просто даже с моей относительно приличной по челябинским меркам зарплатой — 50–60 тысяч в месяц. Так что я пью таблетки и работаю.
КТС, 28 лет
Санкт-Петербург
Документы я сменил буквально в последние недели перед вступлением закона в силу, и только благодаря сообществу. Из-за спортивной травмы не мог двигаться, лежал на больничном, соответственно, не работал и абсолютно не было денег. Тогда Queer Svit собирали деньги на помощь с комиссией и документами. Мне оплатили билет в Москву на комиссию, жилье, даже учли вопросы здоровья. Шумиха вокруг закона заставила многих врачей вообще узнать и задуматься о трансгендерности.
Например, мне надо было сдать кучу анализов для мастэктомии [удаления молочных желез]. Я пришел в свою бесплатную поликлинику на флюорографию, рентгенолог увидел УЗИ груди, отвел в сторону. Я напрягся. А он, оказывается, не хотел при медсестрах обсуждать. Говорит, это деликатный вопрос для мужчины, вы не обижайтесь, но мне надо исключить беременность перед снимком. Это было впервые, когда мне на флюорографии разрешили остаться в футболке. Снимать ее было неприятно из-за дисфории.
Сама операция моя чуть не сорвалась. С врачом договаривался заранее, но в сентябре он сообщил, что приостанавливает операции: клиника была не готова рисковать из-за закона. Думал, наложу на себя руки! Но было нельзя: обещал прийти на хоккейный матч болеть за «Динамо-Нева». Это наша женская команда.
Вообще, до травмы я не смотрел спорт, только сам играл. А тут друг позвал, и я втянулся. На женских матчах болеть приходят в основном родственники и знакомые, и мы были новыми лицами. И так болели, что нас комментатор позвал обсудить матч. У меня был низкий пасс, но я представился своим именем: он немного стушевался, но сказал «представьтесь тогда слушателям сами, как правильно обращаться». Ни у кого вопросов не возникло. Теперь мы ходим на все матчи.
Мастэктомию я в итоге сделал уже в этом году. Хирург нигде не давал рекламу, что проводит такие операции, и «с улицы» людям отказывал: только через знакомых. Мне повезло. Денег не было, но я боялся упустить возможность и взял кредит. Так многие делают. Когда «Тинькофф» переименовался в «Т-банк», стали шутить, что на операции надо брать только там.
В клинике все было отлично, медсестры поздравляли с тем, что я наконец решился. Рассказали, как прошла операция, хвалили мои данные, сказали, еще чуть подкачаюсь и грудь будет совсем идеальная.
Родители подарили мне абонемент в спортзал на деднейм [старое имя, не подходящее по гендеру]. А я уже сменил паспорт. «Как я им, — спрашиваю, — воспользуюсь?» Папа у меня своеобразный, он уверен, что раз сам не трансфоб, то и вокруг трансфобии не существует. Сказал, мол, а что тут такого, приди да поменяй. Это, кстати, сработало. Я знал истории, когда трансгендерных мужчин выгоняли из клуба, не давали заходить в подходящую раздевалку. Но тут все просто прошло.
Мне сейчас понятно, что я был мужчиной с детства. Но тогда я просто не замечал разницы между гендерами. У меня были друг Женя и подруга Женя, и мне с ними было хорошо, я не делал различий. С подругой даже целовался — и всем было нормально. Сейчас у меня есть друзья, работа, волонтерство. Стараюсь сохранить позитивный настрой. Путин не навсегда.
Анатолий, 39 лет
Переехал из России в Испанию уже после принятия закона
Я решился на переход только в 35, хотя думал о нем лет с 14. Просто вся информация была такой: это опасно, очень опасно, а еще сложно и дорого. Старался вжиться в роль девушки, не получалось. Стал изучать, смотреть видео на ютьюбе.
Точно помню день, когда решился: 1 июля 2019 года. Ни с чем не связано, просто ровно в этот день понял, что надо. Уже в августе пошел на комиссию. Еще полгода меня наблюдали психологи, чтобы дать диагноз F64.0 [классификация трансгендерности по МКБ-10]. В январе я получил первую инъекцию тестостерона.
Я тогда работал в государственном музее при администрации президента. Изменения были очень быстрыми, я не ожидал. Уже через две недели стал ниже голос. Спасла эпидемия ковида: я говорил, что переболел, это такие последствия. Появившуюся щетину помогла скрывать маска. Плюс дистанционная работа.
Парням в своем отделе я сказал, они приняли меня сразу. Когда осенью сделал «верхнюю» операцию [имеется в виду мастэктомия — удаление молочных желез], поползли слухи. Уже тогда госпропаганда нагоняла панику по поводу трансгендерности, было понятно, что будет хуже. Тем более когда началось полномасштабное вторжение в Украину.
Всему коллективу сказал 8 марта 2021 года. Меня позвали на поздравление, а я ответил: все, это больше не мой праздник. Вскоре вызвало начальство: директорка и финансовая директорка. Требовали писать заявление: в госучреждении «такие не нужны». Я сопротивлялся, и меня сократили. Встал официально на биржу труда, и там долго не было приглашений. Они тоже знали о моем переходе.
При смене документов я допустил ошибку: получил военный билет. Хотел социализироваться, может, на работу в госорганы устроиться. Мне дали категорию Б. Когда началось полномасштабное вторжение, а дальше мобилизация, стало понятно, что надо уезжать.
Я пытался получить визу в США, не дали: я мужчина с российским паспортом. Потом появились номад-визы в Испании. В августе 2023-го, уже после принятия закона, мы заключили брак с моей женой, чтобы она могла переехать со мной. Было страшно, говорили, будут проверять приписанный при рождении пол, но нет — расписались спокойно. Как будто есть еще какие-то права у нас. А вот лекарства последние месяцы жизни в России приходилось завозить нелегально, из Турции.
Сейчас мы в Испании. Я ищу себя, занимаюсь творчеством. Сделал выставку Brainwash Mashine в Мадриде в составе анонимной команды Anonimo. Скоро повезем ее в Великобританию.
Когда увидел призыв поделиться историями, отправил своим друзьям в России. Но они боятся, у них нет возможности уехать, поэтому пытаются адаптироваться к ситуации.
Альбина, 24 года
Москва, безработная
Не было такого, чтобы я резко почувствовала дисфорию. Это было плавно. Полжизни я росла мальчиком, лет в 13 поняла, что девочки мне не нравятся — только парни. Пыталась это в себе преодолеть, были мысли о суициде. В 16 сильно влюбилась в мальчика из школы, уже не могла отрицать свою сексуальность. Потом у меня даже были отношения. Но дискомфорт никуда не делся.
Где-то в 19 я поняла, в чем дело, задумалась о переходе. И только после этой мысли я почувствовала себя свободной, какую-то внутреннюю гармонию нашла. Я понимала, что моя жизнь станет еще хуже! Но при этом я себя чувствовала невероятно счастливой и ни о чем не жалею.
Я рассказала о себе друзьям. Тогда я жила с родителями и не могла проявляться. Спустя год-два переехала к подруге и стала заниматься собой. Накопила денег и обратилась в комиссию в конце 2021 года. Летом я ее закончила и получила справку, но не побежала сразу менять документы — отдыхала после защиты диплома. Пошла уже зимой.
2023 год был, наверное, худшим в моей жизни. Все эти законы, а я меняю документы. Это был долгий процесс: я родилась в Узбекистане, а документы начинают менять со свидетельства о рождении. В апреле я наконец отправила старое свидетельство в Узбекистан на замену, и через несколько дней появилась новость о будущем запрете трансгендерного перехода.
У меня паника, тревога. Жестко колотило, я не знала, чего ждать. Новое свидетельство пришло только в сентябре — когда закон уже вступил в силу. Начались проблемы на работе, уволилась, было не до паспорта. И тут снова новости — теперь «экстремизм». В МФЦ не сразу поняли, что со мной делать. Вроде я все сделала до закона, а вроде и закон уже действует. В итоге поменять паспорт я смогла только в этом январе. С работой не ладится: хожу по собеседованиям, везде отказывают. Причину не говорят.
Я не принимаю гормоны: страшно без назначения врача, а на врача денег нет. Надеюсь куда-нибудь устроиться и начать. Раньше я говорила, кто я такая, сейчас — не говорю. Я женщина и по факту, и по документам. А в инстаграме у меня теперь только Барби и Тейлор Свифт.
Азалия, 21 год
Россия, консультантка в магазине косметики
Первые мысли о дисфории начали закрадываться лет в четырнадцать. Мне хотелось быть женщиной, хотелось хотя бы на одну секундочку попробовать. Это никак не сказывалось на моей обычной жизни, мне было довольно комфортно находиться в своем теле. А потом наступило начало половой жизни: все обсуждали девушек и мне стало интересно, почему я не испытываю влечения к ним. У меня не получалось найти ответа на этот вопрос.
Я решила сделать переход в 2021 году. Тогда я еще не понимала, куда обращаться и как это все проходит. Информация в открытых источниках была для меня непонятной, да и сумма отпугивала: комиссия стоила 25 тысяч рублей и пройти ее можно было только в Москве и Петербурге. Мне с этим помог «Центр T». Он полностью оплатил мне билеты, предоставил жилье на три дня, меня сопровождали в процессе и даже какое-то время поддерживали после получения справки.
Что касается терапии, началась она не сразу. Мне всегда казалось, что мои родители — люди адекватные и понимающие. Мне захотелось им открыться. Как оказалось, это было не лучшее решение. Самое обидное, наверное, было то, что мне отец тогда сказал: «Такой ребенок нам не нужен».
Я начала переход в 19 лет, это был конец первого курса. Но из-за семейного конфликта мне показалось верным остановить переход и взять паузу, чтобы еще раз подумать. У меня довольно феминная внешность, и у меня нет потребности в особых вмешательствах. Гормональная терапия нужна была для другого. Она помогает перераспределению жира, и это мой единственный интерес к ней. Если говорить прямым текстом, гормональная терапия — единственное, что может помочь без вложений обрести грудь.
Год без терапии прошел достаточно легко. Сделать документы тоже никак не доходили руки. Мне казалось, что у меня есть еще куча времени, чтобы заняться бумагами. А потом как-то так резко все произошло. Маркер в документах у меня так и не изменился, не хватило времени. Специалист «Центра Т» помогал мне консультациями, ориентировал меня по моему городу, например в какой загс лучше обратиться. Но мне пришлось срочно ехать домой помогать родителям. Я вернулась в Новосибирск в мае 2022-го, когда пошли разговоры о запрете трансгендерного перехода, и у меня сразу начались проблемы с работой, с квартирой.
Сейчас я на самостоятельной ЗГТ (заместительная гормональная терапия). Никому не рекомендую, но курс, который мне составил врач, был более агрессивным. Я бы с радостью наблюдалась у врача, но это невозможно. У «Центра Т» был чат по моему городу, в который я написала в поисках специалистов. Я была готова сама сдать анализы, принести результаты, а специалист помог бы мне хотя бы на какое-то время подобрать терапию. Но мне ответили, что у нас в городе нет такого специалиста. Был один, но на данный момент он этим не занимается.
Я принимаю самый простой из доступных вариантов. Но у меня неправильно подобранный курс: я не работаю с тестостероном, я работаю только с эстрогеном. Да и эти препараты достать не так просто. Я в целом подхожу под стандарты общества в смысле внешности. Единственное, я очень высокая — 189 сантиметров, да и голос выдает, поэтому купить препараты в первой попавшейся аптеке не всегда получается. У нас в городе есть одна аптека, но она находится в ужасном районе, туда очень страшно ездить. Она работает по такому принципу: если нет рецепта, то купить препараты можно только за наличные. Там работают понимающие люди, которые не смотрят косо и не сверлят тебе затылок, когда выходишь.
Миша, 33 года
Екатеринбург, продавец в зоомагазине и активист
Если говорить про медицинские процедуры и смену гендерного маркера в документах, я этого не делал. Я живу как небинарный человек около пяти лет, но моя гендерная дисфория стала сильно легче — просто после того, как я принял себя, поэтому медицинский и юридический переход я не совершал. Это требует достаточно серьезных финансовых вложений, с нестабильным заработком это сложно. Мне проще учитывать особенности моего тела и относиться к нему как к съемному жилью: сложно найти идеальное, приходится с чем-то мириться. В съемной квартире всегда хочется что-то поменять, поклеить обои, но это не всегда возможно. Я могу повесить картину, но я не могу сделать перепланировку. Что-то не совсем устраивает, но с этим можно жить.
Тем более, если бы я принимал тестостерон, это бы поменяло меня в другую сторону, а мне комфортно находиться где-то между. Еще до того, как я осознал себя как небинарного человека, у меня было желание полностью исключить у себя признаки того или иного пола.
Где-то лет с пяти-семи я понял, что мое тело — это нечто отдельное от меня. Я начал воспринимать его как пространство, в котором я живу как нечто чужое. Потом я понял, что что-то вот здесь не так, а еще что-то вот здесь. У меня не было тогда слов, чтобы это объяснить, я жил в деревне. Я просто понимал, что мое тело какое-то другое, не такое, каким оно должно быть. И до сих пор это неприятное чувство возникает, например, во время месячных. Меня долго вводила в стресс идея, что я — женщина. Сейчас я в терапии и переношу все это намного легче, особенно после того, как я узнал, что менструация — это не чисто женская фича, она бывает и у трансмужчин, и у небинарных людей, и что мне не нужно было так сильно открещиваться от своего тела, от своих физиологических особенностей. Хотя об операции по стерилизации я думаю до сих пор.
Вся семья в курсе, но, естественно, это не избавляет меня от мисгендеринга. Родители сказали, что это все из-за того, что я начал ходить к психологу. Мол, психологи, нехорошие такие западные либералы, промыли тебе голову, вот ты и не хочешь выходить замуж и рожать кучу детей. Но у меня есть младшая сестра, которая вообще замечательно меня приняла.
Я работаю в двух трансинициативах и по максимуму буду оставаться в России, потому что транслюдям сейчас очень нужна поддержка. Всем, кто остается, — ведь мало кто может уехать. Я буду оставаться, пока это возможно, и помогать другим.
Ярослав Распутин, Карен Шаинян, Роман Поляков и Ада Блейквелл для издания «Просто повезло»