«Иметь свое мнение нынче стоит дорого» Классик русского рэпа Krec — о новом альбоме «Сухой закон», эмиграции и Петербурге

7 июня вышел альбом Krec «Сухой закон». Для Фьюза (Артема Бровкова) это первая большая работа после отъезда из России. Фьюз — единственный оставшийся участник трио Krec. В 2004 году они выпустили альбом «Нет волшебства» — и перевернули представление о том, как может звучать рэп на русском языке. В 2022-м Фьюз публично выступил против военной агрессии РФ в Украине и уехал из страны. «Медуза» поговорила с артистом о новом альбоме, эмиграции и российской рэп-индустрии в условиях войны.

— Альбому «Нет волшебства» осенью исполнится 20 лет. Знаковая пластинка не только для Krec — звучание и лирика стали изобретательнее, появилась ваша фирменная читка, — но и для всего русскоязычного рэпа. Как думаете, почему этот альбом стал таким важным для индустрии?

— Нам повезло выпустить свои первые релизы в те времена, когда рэп как жанр только начинал свое восхождение [в России] и многими воспринимался как нечто диковинное. В индустрии существовал если не вакуум, то большой дефицит независимых артистов и новых имен. А мы делали то, что нам нравится без оглядки на какие-либо форматы, и слушатель это почувствовал: наш ламповый, домашний звук круто выделялся на фоне классических продюсерских проектов. 

— Ваш первый акустический альбом «Воздух свободы» (2014) вышел, когда вы начинали работать без битмейкера Марата Сергеева, писавшего музыку для первых альбомов Krec, и остались один из состава времен 2004–2009 годов. Почему вы вернулись к акустике в этот раз?

— Я и до этого предпринимал попытки записывать песни под гитару и подмешивать их в наши релизы. Были «Искры», «Блик» и другие эксперименты в этом направлении. Перед тем как Марат покинул проект, у нас вышел альбом «Молча проще», где я, по ощущениям, прыгнул выше головы в создании текстов. Нужно было стряхнуть руки и отвлечься. Перебирая варианты, я предложил своему другу, гитаристу Денису Харлашину что-нибудь вместе посочинять. Что из этого вышло, вы знаете. Например, трек о страдающем от ПТСР солдате.

— Для нового акустического альбома «Сухой закон» вы выбрали кантри-звучание. Это следование тренду в американской музыке, ассоциация с кочевым (считайте — эмигрантским) образом жизни?

— В финале работы над альбомом мы чуть подкрутили вайб в сторону кантри за счет обложки и треков, открывающих и закрывающих альбом, но, по факту, это скорее мультижанровая пластинка. Конечно, во времена больших потрясений мозг автоматически ищет исторические параллели: блюз, кантри, регги, рэп — это стили, которые не отворачиваются от проблем реальной жизни. Эта музыка как раз продукт этих проблем. И сейчас мы стали очевидцами того, как миллионы людей в поисках нового места под солнцем сорвались в неизвестность. Тема эмиграции — как настоящей, так и внутренней — интересовала меня и раньше, а теперь вышла на новый виток.

— Рэп — текстоцентричный жанр, но на новом альбоме неожиданно много воздуха. Что говорить: есть даже один чисто инструментальный трек. Почему вам захотелось в этот раз так сосредоточиться именно на музыкальной части? Как записывались инструменты — параллельно шла работа в Петербурге?

— Денис [Харлашин] за последние годы сильно прокачал свои навыки в написании музыки, в том числе в создании аранжировок с фирмовой, киношной атмосферой. С его легкой руки песни, которые я сочинял и записывал под минималистичные гитарные лупы, заиграли новыми красками и превратились в то, что мы имеем на выходе. За исключением одной партии на губной гармошке в «От ума» и саксофона в треке «Пустяк», Денис все сыграл сам — уникум. Исходя из своего опыта выступлений с живым составом музыкантов, мне хотелось дать ему [Денису] больше свободы для экспериментов. Была идея вообще соединить все треки инструментальными интерлюдиями, но работая удаленно, эту фантазию нам пришлось отложить до лучших времен.

— В треке «Метеор» вы читаете: «Город назвали святым — не чтоб забыть о грехах». Это едва ли не единственное упоминание Санкт-Петербурга на альбоме. На «Сухом законе» Петербург — не место действия, нет вашей лирики о городе, но есть некий умалчиваемый образ дома. Причина только в вашей эмиграции или в чем-то другом?

— Этот альбом я сочинял, еще находясь дома, а записывал уже в Бишкеке. Лирический герой [альбома «Сухой закон»] пока находится в привычной среде, но его взгляд все больше направлен вовне, туда, где небезразличные ему люди проходят выпавшие им испытания. Отсюда трек «На рейс», в котором он пытается узнать, как «там», за пределами его ненормальности, дела. Или трек «Наши тени», где герой убеждает себя в необходимости важного шага и взвешивает все за и против.

— Где вы сейчас живете? Появилось ли у вас ощущение дома вне Петербурга? Вы некоторое время жили в Бишкеке — почему именно там?

— На момент этого интервью я нахожусь вторую неделю в Алмате, прилетел сюда из Таиланда, весну встречал в Черногории, зимовал в Турции. Последние полтора года мы с супругой живем в путешествии. Многие места, которые мы посетили за это время, конечно, стали нам небезразличны, но обманывать себя и забывать о том, что мы в гостях, мне кажется плохой идеей. В Бишкек мы попали по счастливой случайности: недорогие авиабилеты плюс друзья, готовые принять нас без лишних вопросов.

— Как такому петербургоцентричному артисту работается и живется вне Петербурга? Если мы можем говорить об этом в интервью, с момента отъезда вы не возвращались в Петербург и в Россию?

— Мир большой и интересный, иметь возможность познавать его — это счастье, и тут, как говорят, грех жаловаться. Я не чувствую себя вне Петербурга, так как мой Петербург всегда во мне — где бы физически не находилась моя оболочка.

Последний раз я прилетал в Россию осенью 2022-го, чтобы презентовать в Питере и Москве альбом «Калейдоскоп». Мне казалось это важным.

— В течение последних двух лет после отъезда из России вы периодически выкладывали сторис, как записываете вокал для новых треков в домашних условиях, используя для звукоизоляции одеяло или другие подручные средства. Не было у вас мысли, что это такое возвращение к временам Kitchen Records, когда все нужно начинать сначала?

— Еще во времена ковида я понял, что минимальный набор инструментов для записи должен всегда быть в доступе. Часто проще на новом месте настроить домашний сетап, чем искать локальную студию, в которой будет рабочая атмосфера. Находясь в длительном трипе, ты постоянно что-то придумываешь, приспосабливаешься, оптимизируешь, ставя во главу угла автономность и компактность. Эти навыки необходимы так же, как умение быстро собирать и разбирать чемоданы. Я кайфую от этих квестов, и это действительно часто напоминает мне времена наших первых DIY-студий (от английского do it yourself — «сделай сам». — прим. «Медузы»). Более того, мой следующий альбом, уже полностью написанный в дороге, называется «Куплеты в шкафу». Это будет классическое звучание Krec: приджазованные биты и размеренный речитатив. В ближайшее время мы перейдем к сведению и, если все сложится, то осенью презентуем его. В данный момент на альбоме 18 композиций.

— Магнетизм раннего творчества Krec и, в частности, альбома «Нет волшебства» объясняли тем, что такие разные артисты, как вы и Ассаи, музыкально дополняли друг друга. Сейчас, спустя 20 лет, как вы сами считаете: это сотрудничество сделало вас сильнее как автора текстов, как MC?

— В начале пути мне повезло сотрудничать с массой более поднаторевших [чем Ассаи] MC. Желание соответствовать их уровню постоянно толкало меня к работе над собой и, конечно, повлияло на меня как на автора. В рэпе, как и в любой другой области, конкуренция необходима для роста. Несмотря на то, что в хип-хоп игре много эго, эта культура изначально создавалась для обмена опытом и саморазвития.

— Трек «Нежность», вышедший на альбоме «По реке» (2006) — пожалуй, ваш самый узнаваемый, и вы по-прежнему исполняете его на концертах, но только свой куплет, без куплета Ассаи. «Нежность» — это груз, который давит, обесценивая вашу дальнейшую колоссальную работу, или вы с удовольствием ее исполняете?

— Странно было бы относиться к своему собственному наследию как какому-то тяжкому грузу или бремени. К счастью, я не испытываю таких психологических проблем.

— В контексте войны в Украине хочется узнать: как на вашем дебютном альбоме «Вторжение» (2002), записанном еще до сотрудничества с Ассаи, появились отсылки к войне: на обложке — с военным и горящими руинами, в треке «Две минуты»?

— Это были первые попытки как-то сублимировать накопившиеся подростковые переживания от творящегося вокруг безумия. Я всегда мечтал рассказывать истории, способные заставить слушателя задуматься, хотел задавать вопросы этому миру и получать ответы через творчество. Сейчас, конечно, слушать этот альбом невозможно, но зато есть некая отправная точка, в которой я еще тогда понимал, что война — не то, что нам всем нужно.

— С первых дней полномасштабного вторжения в Украину вы публично высказывались против российской военной агрессии, при этом жили в Петербурге и продолжали выступать там. Когда и почему решили уехать?

— Первый раз мы выехали из России 8 марта 2022 года, но, спустя несколько месяцев, чуть выдохнув, вернулись для того, чтобы закрыть длящиеся еще с ковида обязательства по концертам и пересобраться с учетом полученного опыта для второй попытки [отъезда]. Конечно, в душе мы надеялись на окончание войны, но окружающая реальность подсказывала обратное: цензура набирала обороты, статья за фейки, статусы «иноагентов», блокировка почти всех значимых независимых СМИ и дальше по списку. Организаторы перед концертами просили не говорить со сцены ничего «такого», и трек «Из моего окна», написанный мной еще на карантине, уже звучал как что-то крамольное.

Мы жили как на пороховой бочке: работали над новым альбомом, а гуляя по Невскому, наблюдали, как людей пакуют в автозаки просто за то, что они вышли из метро «Гостиный двор». За это время я успел записать в Петербурге альбом «Калейдоскоп» и сочинить «Сухой закон», закрыть кучу личных гештальтов и провести осмысленно еще какое-то время с близкими и любимым городом. Было очевидно, что жизнь публичного человека в России стала сопряжена с постоянной адаптацией и, имея выбор, я предпочел не перешагивать через свои принципы и уехал.

— Как думаете, война в Украине уничтожила парадигму «творчество вне политики», и теперь публичная позиция российского артиста не менее важна, чем музыка, даже если артист высказывается в песнях?

— Я думаю, это все еще очень индивидуальный вопрос. Есть творческие люди, которые по жизни сторонятся публичности, а есть люди, чья публичная жизнь затмевает их творчество. Конечно, то, что случилось, стало проверкой для всех нас, но я считаю, в сложившейся ситуации каждый решает сам, какая ноша ему по плечу. 

— Дискуссии о том, должны или не должны популярные российские артисты публично высказывать свою позицию о войне, идут со времен аннексии Крыма. И есть вот такой пример: российские солдаты оставили цитату из трека Ноггано и Гуфа на заборе в украинском селе Богдановка, где за время российской оккупации зафиксировали убийства и изнасилования мирного населения. Если бы стало известно, что цитату из вашего трека — хотя сложно такое представить, учитывая лирику Krec, — солдаты армии РФ написали на стене на оккупированной украинской территории, как бы вы отреагировали?

— Любая песня, попадая в публичное поле, в широком смысле перестает принадлежать только автору, и все сказаное может быть использовано против вас или трактовано спорным образом. Я открыто высказываюсь против войны и переживать за то, что от меня не зависит, особого смысла не вижу.

— Я почему спрашиваю: кажется, что вы очень внимательны даже к безобидным фразам из своих старых треков, которые в новом контексте могут вызвать ассоциации с российской военной агрессией. Например, на одном из выступлений в июне 2022-го в песне «Еле дыша» вы поменяли слова местами: вместо «Киев-Москва или Питер-Казань» зачитали: «Питер-Москва или Киев-Казань». Вы по ходу того выступления сориентировались или заранее решили, что «Киев-Москва» теперь можно превратно истолковать?

— Забавно, что кто-то подметил такую деталь, но специально я ничего не менял и подобные перетасовки созвучных слов часто проскакивают во время живых выступлений.

— К слову, о высказываниях в контексте войны: почему вы отвечаете на мои вопросы письменно, а не в беседе по видео- или аудиосвязи?

— Еще несколько лет назад я понял, что интервью, в которых я отвечал в письменном виде, выходят куда содержательнее, чем расшифровка разговора по условному скайпу. Если уж читатель решился потратить на меня часть своего драгоценного времени, то пусть он получит взвешенный и обдуманный мною текст, тем более, когда затрагиваются сложные темы, а ты далеко не Дмитрий Глуховский. Плюс в данном формате иногда (не в нашем случае) можно просто скипнуть любой вопрос, и это не вызовет каких-то неудобств у обеих сторон.

— В конце августа 2022-го вышел уже упомянутый вами альбом «Калейдоскоп». Трек «В мире» закрывает цитата Льва Шлосберга: «Я иду по своему городу, я смотрю на людей — кого-то я знаю, кого-то я не знаю, — я пытаюсь ответить себе на вопрос: что вы чувствуете, люди? Вы понимаете, что происходит?» Это те вопросы, которыми вы задавались, когда шли по Петербургу после 24 февраля?

— Я давно задаю себе подобные вопросы, и это вовсе не означает, что мне нужны или важны однозначные ответы, ведь творчество в моем случае — это скорее философия, чем социология. Я пытаюсь смотреть на происходящее с разных точек зрения и не забываю, что это всего лишь моя интерпретация. Люди сложны и многослойны, и, в первую очередь, важно разобраться с тем, что думаешь и хочешь ты сам.

— В ваших треках в последние десять лет достаточно размышлений о своем возрасте, месте в индустрии и собственной актуальности. Как считаете, сегодня российский рэп вне контекста войны можно назвать актуальным? Например, шансон-рэп?

— Рэп покрывает сейчас почти все возрастные категории слушателей, чего-то более универсального еще не придумали. Так сложилось, что даже во время войны большая часть людей живет свою обычную жизнь: ходит на работу и учебу, в спортзалы и на концерты, на рыбалку — или сидит в тюрьме. Низкий порог вхождения в этот жанр позволяет любому создавать продукт, отвечающий на тот или иной запрос рынка. Несомненно, я периодически рефлексирую на эту тему, но изучению трендов все-таки предпочитаю создание своего, пускай и нишевого продукта.

— Против нападения РФ на Украину публично высказались в большинстве своем уже опытные российские рэп-артисты, начинавшие карьеру в 1990-е или 2000-е — вы, «Каста», Noize MC, Оксимирон. Представители условной новой школы, коммерчески успешные в последние годы, в большинстве своем предпочитают не только не высказываться о войне публично, но в некоторых случаях заниматься самоцензурой, писать покаянные обращения и фотографироваться с профессиональной доносчицей Екатериной Мизулиной. Как считаете, мы можем говорить здесь о разнице поколений, или дело не в возрасте и опыте?

— Одни боятся потерять то, что вот-вот начало получаться, другие не готовы рисковать накопленными активами. Понять их можно. Плюс в стране, где за пластиковый стаканчик и пост во «ВК» дают реальные сроки, приходится особенно взвешивать риски. В конце концов, разгребать последствия будешь ты и твоя семья. Мало кто хочет стать объектом публичной порки или травли в соцсетях. Иметь свое мнение нынче стоит дорого.

— Вы, уехав из России, выбрали возможность говорить открыто — и больше потеряли в гонорарах и количестве концертов, чем приобрели?

— То, что я приобрел и потерял, в деньгах и концертах не измеряется.

— В треке «Проверка» с альбома «Калейдоскоп» (2022) вы читаете: «И кто-то строит Берлинскую стену, но мы снесем ее тихой беседой». Сегодня вы верите в возможность диалога с теми, кто поддерживает войну или придерживается нейтралитета?

— Я верю в это так же, как в возможность диалога с теми, кто считает всех россиян рабами, убийцами и путинистами. Кто-то считает бессмысленным кричать «Нет войне» во время войны, но если все будут только за войну, то что мы получим? 

— Ваш новый альбом «Сухой закон» не такой обнадеживающий, как «Калейдоскоп», как мне показалось. А вы сами как думаете?

— «Сухой закон» подразумевает трезвый взгляд на происходящее: делай сегодня то, что в твоих силах, ведь завтра уже может не наступить.

— Думали о том, куда заглянете первым делом, когда/если вернетесь в Петербург?

— Чтобы посетить свои любимые места в Петербурге, мне достаточно просто закрыть глаза или вставить в ноутбук одну из забитых до отказа флешек с фотографиями.

Совсем другая история совсем другого российского рэпера

Дед съел нас всех Денис Бояринов рассказывает, почему случай рэпера Vacio (из-за «голой вечеринки» он отправится в армию) — поворотный момент в отношениях российской власти с двадцатилетними

год назад

Совсем другая история совсем другого российского рэпера

Дед съел нас всех Денис Бояринов рассказывает, почему случай рэпера Vacio (из-за «голой вечеринки» он отправится в армию) — поворотный момент в отношениях российской власти с двадцатилетними

год назад