«Планета обезьян: Новое царство» — достойное продолжение антиутопической франшизы Через 300 лет после обезьяньей революции приматы изобрели диктатуру
В мировой прокат вышел блокбастер «Планета обезьян: Новое царство» режиссера «Бегущего в лабиринте» Уэса Болла. Это продолжение перезапущенной в 2011 году франшизы, которая показывает становление обезьяньего общества — его расцвет зрители видели в оригинальных фильмах, выходивших с 1968 по 1973 год, и в ремейке 2001 года за авторством Тима Бертона. Если «Новое царство» хорошо покажет себя в прокате, оно даст начало очередной кинотрилогии о разумных приматах. Кинокритик Антон Долин рассказывает, почему мрачный тон Уэса Болла оказался уместен на новом этапе франшизы.
Первое впечатление от названия, постера и трейлера очередной «Планеты обезьян» (десятой за последние полвека, пятой в этом столетии) вполне однозначно: перед нами в высшей степени необязательное продолжение поднадоевшей франшизы, из которой Голливуд продолжает выжимать деньги до тех пор, пока на это согласна публика. К счастью, впечатление обманчивое. «Новое царство» — современная и своевременная антиутопия, заслуживающая просмотра, даже если вы с подозрением относитесь к коммерческому американскому кинематографу.
Конечно, это не авторский фильм, а типичный студийный блокбастер — современный, продуманный, яркий, с еще более совершенными спецэффектами, чем прежде. Хотя стоит отметить, что режиссер Уэс Болл известен трилогией «Бегущий в лабиринте» — таким образом, здесь он продолжает работать в знакомом антиутопическом жанре, вновь совмещая его с подростковым романом воспитания.
В первых же кадрах главный герой, сын одного из старейшин — юный шимпанзе Ноа (Оуэн Тиг) — готовится с друзьями-сверстниками, пугливым Анайей и грациозной Суной, к обряду инициации. Для этого им необходимо проявить ловкость и отвагу, забравшись в орлиное гнездо и похитив у хищных птиц по яйцу. Их шимпанзе не едят — они воспитывают и приручают орлов, помогающих им в охоте. После событий «Планеты обезьян: Войны» Мэтта Ривза (она вышла в 2017-м) миновало несколько столетий, вожак приматов Цезарь стал полузабытой легендой, а утративших дар речи и память о прошлом дикарей-людей больше не встретишь — обезьяны теперь называют их «эхо».
Чинный ход событий прерывается, ритуал вступления обезьян во взрослый возраст так и не закончится. Во всем виноват появившийся невесть откуда человек. Точнее, охотящиеся за ним гориллы на конях, в боевых масках и с электрошокерами. Деревня орлиного клана разорена, безутешный Ноа осиротел и остался в одиночестве. Он отправляется в путь то ли на поиски своего племени, то ли в надежде отомстить. И находит ответы на множество неудобных вопросов, которые раньше ему в голову не приходило задавать.
Неприятие критиками версии Тима Бертона в 2001 году — по части визуальных эффектов фильм был для своего времени передовым, оригинальному роману Пьера Буля следовал вполне точно — объяснялось среди прочего устаревшим месседжем и антропоцентрическим ракурсом. Историю о том, что человек стал царем вселенной сравнительно случайно и ситуация вполне может измениться, пора было рассказать от лица обезьяны — раз уж именно этот перевертыш лежал в основе фантастического сюжета. Именно так поступили создатели трилогии приквелов, выходивших с 2011 года. Центральным героем отныне стал не попавший в плен к обезьянам землянин, а умный шимпанзе Цезарь (прорывная актерская работа Энди Серкиса, в совершенстве изучившего пластику и мимику гориллы в «Кинг Конге» Питера Джексона).
Тот сюжет был вполне завершен в третьем фильме. Зачем же снято и о чем говорит «Новое царство»?
Учение Цезаря, мечтавшего о гармонии между людьми и обезьянами, в показанной здесь вселенной забыто почти всеми, за исключением мудрого орангутана Раки (Питер Макон). Он хранит человеческие книги, хоть не умеет их читать, и настаивает: обезьяна должна стремиться к миру и уж точно не имеет права поднимать лапу на себе подобного. Став наставником юного Ноа, старик уговаривает того проявить милосердие и спасти от воинственных горилл дикарку — пугливую девушку, которую они окрестили Новой (Фрейя Аллан, известная по «Ведьмаку»). Теперь они путешествуют втроем. Но человеку нельзя доверять. Нова скрывает секрет, да и вообще не так проста, как хочет казаться. Зритель догадывается об этом раньше, чем простодушные Рака и Ноа, поскольку видит ее одежду, ничуть не похожую на дикарские лохмотья или шкуры.
Кульминации действие достигает, когда путники оказываются на берегу моря. Там разбил свой огромный лагерь — и вправду целое королевство — новый лидер, вознамерившийся объединить обезьяньи племена. Он называет себя Проксимусом Цезарем (Кевин Дюранд), поскольку ручной человек (небольшая и довольно забавная роль Уильяма Мэйси) читает ему вслух книги по древнеримской истории. В этой политико-сатирической части эпичное повествование начинает напоминать то вторую часть «Дюны», то недавнюю инаугурацию Владимира Путина.
Так или иначе, становится ясно, что на моральную чистоту обезьян в сравнении с безнадежно испорченными людьми рассчитывать бессмысленно. Вместе с цивилизацией неизбежно приходит желание угнетать себе подобных, оправдывая властолюбие общим благом. Неважно, носишь ли ты штаны и пользуешься ли для ходьбы двумя конечностями или всеми четырьмя.
«Новое царство» построено на старой как мир дилемме, которую в современном изводе можно было бы окрестить «конфликтом Аватара»: кого ты выберешь в решительном противостоянии — своих, даже если те заблуждаются, или тех, кого считаешь правыми, но чужими? Ноа, в самом имени которого заложен намек на мессианство, обезьяний Пол Атрейдес, будет колебаться до последнего, а потом интуитивно примет правильное решение. По меньшей мере то, которое обеспечит франшизе продолжение (продюсеры в случае коммерческого успеха планируют очередную трилогию).
«Знаком ли ты с концепцией э-во-люции?» — интересуется Проксимус Цезарь у Ноа. И объясняет свой зловещий план по ее ускорению. Руссоистский идеал «естественного человека», который может быть и не человеком вовсе, лишь бы мыслил и говорил, в «Новом царстве» разрушается на глазах. При всей оптимистичности декларативно открытого финала, это чрезвычайно мрачное кино, великолепно отражающее настроения нынешней эпохи. Ведь теперь и ребенку ясно, что, рассказывая о далеком будущем (как в этом научно-фантастическом фильме) или о столь же отдаленном прошлом (например, о Римской империи), мы всегда имеем в виду тот тупик, в котором застряли здесь и сейчас.
Антон Долин