«Хочу дожить до того, как этот морок закончится» 82-летняя петербурженка Людмила Васильева пережила блокаду. В 2024 году она протестует против войны и называет Путина «убийцей»
Людмиле Васильевой 82 года, ребенком она пережила блокаду и помнит, как отстраивался послевоенный Ленинград, где продукты до 1948 года выдавали по карточкам. Пенсионерка — многолетняя участница петербургских протестов, в 2022 году ее несколько раз задерживали на антивоенных митингах. Васильева последовательно выступает против войны в Украине и репрессий. В 2014 году, после аннексии Крыма, она в знак протеста уволилась из НИИ, которое занималось конструированием глубоководных подводных лодок. В день, когда в колонии в поселке Харп погиб Алексей Навальный, Васильева вместе с сотнями петербуржцев принесла цветы к Соловецкому камню. Короткое видеоинтервью, во время которого пенсионерка называет Владимира Путина убийцей Навального, записанное в тот день, завирусилось в соцсетях. Издание «Бумага» попросило Васильеву рассказать свою историю. С разрешения редакции «Медуза» публикует этот текст целиком.
«В нашей комнате сосульки были с потолка до пола». О блокаде и детстве в послевоенном Ленинграде
Я родилась за два месяца до войны, 22 апреля 1941 года. Нас было пять человек, я была самой младшей. Моя мама в войну кровь сдавала, чтобы [получить право на дополнительный паек и] нас покормить. Мамина родная сестра с двумя детьми умерла — они жили в соседнем доме. Мои бабушка и дедушка тоже умерли, они с нами в одной комнате жили на улице Марата, 70А.
В мае, после самой суровой зимы 1942 года, нас [из Ленинграда] увезли в Ярославскую область. Одно из первых моих воспоминаний — о том, как мы вернулись [из эвакуации] зимой 1944 года. В нашей комнате на Марата сосульки были с потолка до пола.
Помню, как потом мы во дворе воспитывались, маленькие все были, а мать с утра до вечера работала, чтобы нас прокормить. Печь топили. Изразцовая печь была разобрана, вместо нее стояла буржуйка, весь паркет был сожжен. Рядом с нами была фабрика Крупской, там все время шоколадом пахло и оттуда выбрасывали всякие очистки. Иногда мы там орешки собирали, потому что ели все, что можно было. Летом варили лебеду, крапиву — мама нам из них щи варила. Очень вкусные. Или нам тогда казалось, что вкусные. До 1948 года в Ленинграде всю еду только по карточкам получали.
Ни в лагерь, ни в детский сад дети [в первые послевоенные годы] не ходили. Мы на трамвае ездили на карьеры — там, где [район] Ржевка-Пороховые, — загорать и купаться. В библиотеку бегали, когда книжки научились читать.
Все мамины братья погибли на войне. Отец вернулся, но не жил с нами, он ушел от нас. Я его практически не помню.
«Это поколение святых, которое все ужасы вынесло на своих плечах». О матери и нелюбви к празднованию 9 мая
Мне повезло, рядом со мной всегда было много хороших людей, среди них — моя мама 1908 года рождения. Я считаю, что то поколение — это поколение святых, которое все ужасы вынесло на своих плечах. Они прожили революцию, Гражданскую войну, Халхин-Гол, Финскую войну, Отечественную войну. И пять человек детей. Аборты делать нельзя. Родила бы она нас пятерых при такой нищете? Нет, конечно. Столько людей умирало. А нас до сих пор государство учит как жить и сколько детей рожать.
Мамочка гордая, красивая у меня была. И очень свободная. Она и нас научила свободе. Никогда никому не кланялась. Никогда ни на кого не надеялась, всегда просчитывала ситуацию, даже самую плохую, и находила из нее выход. И я всю жизнь себе поэтому говорю: я сама себе государство, только бы государство не лезло в мою душу и ко мне.
У моей мамы после войны обнаружили туберкулез, дырку в легких. Она долгое время болела. Нашей семье дали квартиру в «хрущевке» из-за ее открытой формы туберкулеза. Но мама так переживала за детей и так хотела нас всех вырастить, что смогла вылечиться. Из нас никто не заразился. Выглядела она очень молодо, в 76 лет ее замуж звали. Похоронили мы ее в декабре 1990 года.
Вот все говорят — праздник 9 мая. Ну, какой это праздник для нас? Для меня или для мамы. Мама не могла эту войну вспоминать: дедушка, бабушка, сестра, все братья погибли. Многие молодые были, по 23 года. Жены остались одни с детьми. Невыносимо это все.
И сейчас война! Вот где Путин — даже имя не хочу его произносить — там война. Он сам-то не устал от этих войн? Мне очень жалко страну. Я прожила в Петербурге всю жизнь. После [Второй Мировой] войны мы отстраивали город: в колхозы ездили, уборкой занимались, всюду стройки были. И вот снова эти войны. И вранье, это вранье бесконечное. Для меня Путин — «немец». Столько сейчас наших людей погибло на фронте! И сколько еще украинских!
«Я с завода поняла, что государство обманывает». О молодости и разочаровании в СССР
У меня 57 лет рабочего стажа. Всю жизнь я работала, надо было семье помогать. Сразу после школы я устроилась на завод. До революции он назывался «Промет», в СССР его переименовали в «почтовый ящик 443», затем — в «Россию». В 2000-х его раздербанили и ликвидировали. Это предприятие, как и многие в СССР, работало на оборону, но было прикрытие: для этого телевизоры «Заря» делали. Моя средняя сестра Тамара на этом заводе работала монтажницей, и я захотела так же. Вот и пришла туда 17-летней.
Я с завода поняла, что государство обманывает. Когда мы пришли — пятеро молодых девчонок, готовых к подвигам коммунистического труда — и провели рационализаторскую работу, то перевыполнили план настолько, насколько никакие шестиразрядники не выполняли. Но когда пришла пора выплачивать премии, нам сказали, что высоких доплат не будет. Из-за нас не заработали денег другие, более опытные. Нам было очень обидно.
Раньше многие работали так, чтобы только не дергали. А я как-то старалась делать все на совесть. Но однажды мне коллега сказал: «Я своей неработой наношу вреда меньше, чем ты». И на самом деле он был частично прав. Надо всегда задумываться, что ты делаешь. Ведь в советское время все заводы трудились на оборонную мощь.
В школе я верила в Советский союз. Но в юношестве, когда уже на завод пришла, перестала надеяться на партию и отказалась в нее вступать. Правда, меня все же уговорили вступить в комсомол, выбрали секретарем. Но я старалась людям помогать, организовывала концерты, с которыми мы в колхозы ездили, устраивала спортивные соревнования. У меня была знакомая-распространитель билетов в театры, она ко мне очень хорошо относилась, так что мы на все премьеры в БДТ ходили, были на премьере балета «Кармен» с Галиной Каревой. Приучала всех к театру.
С завода я ушла спустя 11 лет с третьим разрядом — с таким же, с каким и пришла. Молодых не хотели [по карьере] продвигать. В 27 лет я устроилась в институт имени Крылова. Это предприятие занималось кораблестроением, внутри были самые длинные в мире закрытые каналы, где испытывали глубоководные подводные лодки. Во время работы там я закончила техникум морского приборостроения. В институте я также познакомилась с мужем, в нашей лаборатории все молодые были.
С мужем мне тоже очень повезло, он научил меня любить стихи. К тому же я долго верила тому, что написано в газетах. Я была наивной советской девочкой и думала: что сказали, то и правда. Но муж мне на это отвечал: «На заборе тоже много что написано».
Моего мужа любили все наши друзья, дети, звери. Пять лет он работал в Норильске заместителем начальника ЭВМ, я к нему ездила. Пока он зарабатывал на севере, присылал мне деньги, а я их откладывала. Затем мы вступили в кооператив, купили квартиру на Будапештской улице. Там у нас была большая библиотека. [На данный момент] моего мужа больше 20 лет нет в живых.
«Вы даже не представляете, как мне было больно». О политике и участии в антивоенных митингах
Я сама телевизор не смотрю, у меня ноутбук с ютьюбом и VPN. Я на много каналов подписана: и о культуре, и о политике. Когда я ухожу в магазин, я двум котам — Флэшке и Африку — ставлю два стула и включаю на ютубе классическую музыку, они сидят и слушают.
Политикой я серьезно заинтересовалась в 1980-х годах, когда пришел [Михаил] Горбачев. В 1991 году, во время августовского путча ГКЧП, я была у Мариинского дворца. Я всегда ходила голосовать, участвовала в избирательных комиссиях.
В 1990-х я была членом «Демократического выбора России» [Егора] Гайдара, который оставил Путину Россию с растущей вверх экономикой. Но Путин все изгадил, воспользовался тем, что делали «младореформаторы». Сейчас он все время вспоминает «девяностые». При этом сам Путин в 1990-е был бандитом.
Все время я хожу на митинги: и за Навального, и за наш город. В 2014 году [после аннексии Крыма] я вышла с плакатиком «Нет братоубийственной войне». С этим пикетом меня, оказывается, показали по телевизору. Поэтому, когда я пришла в институт, меня коллеги начали убеждать, что не будет никакой войны. Вскоре я ушла из НИИ в знак протеста, проработав там 46 лет. Уже в то время зарплата у меня, как у инженера первой категории, была депутатская: миллион шестьсот рублей в год. Ушла я из-за Украины. Не хотела трудиться на крупном государственном предприятии.
Когда в 2022 году [полномасштабная] война началась, мне было так больно… Вы даже не представляете, как мне было больно. Я все это раньше видела: кровь, горе, слезы. Я вышла на улицу и закричала, [что я против войны]. Когда объявили мобилизацию, я тоже кричала: «Не идите на войну!», «Матери! Матери! Остановите войну!» Неужели жизни их детей стоят миллион рублей?
Подкаст «Медузы» о том, что происходит после гибели российских военных в Украине
Мне очень страшно. Я за молодежь переживаю, за сына и четверых внуков своих. Недавно у меня было такое настроение, что я написала письмо людям, сделала копии и раздала в метро. Оно так начиналось: «Здравствуйте, люди! Как же мы могли отдать страну нелюдям? Говорили, что своих не бросаем, а сами бросили всех: людей, страну бросили на безумную, неправедную войну. На войну отправили детей наших. Мальчишку 19 лет отдали на растерзание Кадырову. И никто не вступается. А власть только радуется этому».
Я хотела бы сказать Путину: «Сделай поступок добрый. Выйди и скажи: „Простите меня, люди. Я был абсолютно не прав. Я ухожу“». И за эти бы слова все его богатства простили бы, пусть хоть захлебнется ими. Вот что ему эти богатства? С собой ведь он их не возьмет. Все мы голые пришли, голые уйдем. А за душой ничего, только войны. Вот что ему снится? Неужели он спокойно спит?
«„Космонавты“ пришли и принесли сладости». О том, почему Людмила Николаевна общается с силовиками
В сентябре прошлого года я стала соучредителем движения «Европейский Петербург». [Бывший депутат городского Заксобрания] Максим Резник мне предложил присоединиться к ним, а я только с удовольствием.
В январе я ходила подпись за [Бориса] Надеждина ставить. Я посмотрела, что он предлагает, и мне понравилась его кандидатура. Он умный, ученый-физик. Молодежь сейчас пылкая, а он рассудительный — и правильно делает. Чтобы дело двигалось, надо уметь разговаривать.
Я сама часто общаюсь с «космонавтами» (силовиками, — прим. «Медузы»). Зачем мне их бояться? Им надо все объяснять, чтобы они человечнее стали. Они же никуда не денутся, все равно в обществе останутся. Когда я ходила на антивоенные митинги в феврале [2022 года], они меня задерживали. Они выполняли свои приказы, а потом отвозили меня домой на машине. И каждый раз я вела с ними беседу, они со мной соглашались. Я им говорила: «Не выполняйте преступных приказов. Вы только представьте, что было бы, если бы вы [решили протестовать и] вышли на площадь в амуниции. Да вам бы весь мир рукоплескал». Но они боятся.
После задержаний «космонавты» ходили ко мне табунами. В первый раз они в 10 вечера пришли и принесли сладости. Около часа они у меня сидели, я с ними общалась и фотографии показывала. Одна девушка мне все время звонила и спрашивала, нужна ли помощь. Я отказывалась. Зачем мне их помощь? У меня друзья здесь, знакомые, внук, одна я не бываю.
Один милицейский звонил мне со словами: «Вы правы во всем, но нам таких денег больше нигде не платят». На это я сказала: «Не продавайте совесть за деньги». Другой тоже со мной связывался и пообещал, что уволится. Не знаю, выполнил ли он свое обещание.
«Я думала, что выплакала все свои слезы». Об участии в стихийных акциях в память о Навальном
Я за свою жизнь видела много горя. Мне жалко страну. Как же я могу не переживать? В СССР мы были империей зла, а теперь мы террористы. Я хочу гордиться Россией. Я хочу, чтобы люди были счастливые и чтобы наша молодежь взяла власть в свои руки. А ее не пускают никуда, бьют, задерживают, убивают лучших, выгоняют за границу самых достойных.
До последних новостей [о смерти Алексея Навального в колонии] я думала, что выплакала все свои слезы. А сейчас я говорю, и снова слезы наворачиваются. Очень горько. Что-то делать надо, нельзя сидеть на месте. 24 февраля, на девятый день [смерти Навального], хочу пойти свечку в церковь поставить. 16 февраля [в день смерти] я поехала с цветами на Гостиный двор, а затем к мемориалу жертвам репрессий.
Я все время хожу на митинги. Я видела Навального, когда он приезжал в Петербург. Я многих знала. И мне так жаль, что убирают умных, достойных, желающих стране процветания. [Отправленного в колонию по уголовном делу о «фейках» про армию Илью] Яшина жалко, теперь он тоже в опасности: сперва убили его наставника [Бориса] Немцова, а теперь его друга Навального.
Я всегда говорю, что проживу столько, сколько мне отпущено. Но я так хочу увидеть страну другой, хочу дожить до того, как этот морок закончится.
Мне помогает держаться вера в людей. С детства меня окружает много хороших людей, и до сих пор рядом со мной всегда кто-то есть.
«Бумага»