Алексей Навальный накануне вынесения ему приговора по делу об «экстремизме» написал, что срок ему дадут «большой — что называется, сталинский». Так и вышло: суд приговорил политика к 19 годам колонии «особого режима». Еще в марте 2023 года в имейл-рассылке «Сигнал» вышло письмо главного редактора «Медиазоны» Сергея Смирнова о понятии «сталинские сроки». В том числе о том, что величина этих самых сроков — вещь, конечно, важная, но дело далеко не только в ней. В день оглашения приговора Навальному мы публикуем это письмо для всех читателей «Медузы». Подписаться на «Сигнал» можно здесь.

Этот текст впервые вышел 20 марта 2023 года. Некоторые факты, описанные в нем, могли с тех пор устареть, но на общий ход рассуждений это не влияет.

По данным ОВД-Инфо, с 24 февраля 2022 года российские власти задержали более 21 тысячи человек и завели как минимум 370 уголовных дел за антивоенные высказывания и выступления. К концу прошлого года 51 человек уже получил реальные тюремные сроки.

Наиболее публичными стали судебные процессы над бывшими муниципальными депутатами Ильей Яшиным и Алексеем Гориновым. Они получили 6 лет 11 месяцев и 8 лет 6 месяцев лишения свободы соответственно за критику российской военной агрессии в Украине и высказывания о военных преступлениях, совершенных ВС РФ. 

Уголовные дела по статьям, предполагающим наказание в виде продолжительного тюремного заключения, заводят в том числе за поджоги военкоматов, замену ценников в супермаркетах на информацию о военных преступлениях России, оскорбления силовиков, аудиосообщения в закрытых телеграм-чатах, а также публичную демонстрацию символики признанных экстремистскими организаций Алексея Навального.

Сталинские сроки — это какие?

Дело не только в длительности. 

Собственно сталинские сроки бывали и относительно небольшими, хотя имели очевидную тенденцию к увеличению. Например, первый срок Варлама Шаламова, впоследствии классика «лагерной прозы», был три года. Он получил его в 1929 году за участие в деятельности левой оппозиции — антисталинской фракции ВКП (б). Второй срок — в 1937 году — был пять лет по 58-й статье УК РСФСР («контрреволюционные преступления»). 

Григорий Зиновьев, один из лидеров этой самой левой оппозиции, в 1934 году получил 10 лет по обвинению в причастности к убийству партийного градоначальника Ленинграда Сергея Кирова. Потом, уже в рамках другого дела, его обвинили в организации этого убийства — и расстреляли в 1936 году.

После оккупации стран Балтии Советским Союзом в 1939 — 1940 годах там последовали массовые аресты. Обычно давали по пять — восемь лет. 

А самые большие сроки давали уже при позднем Сталине, после войны. Типичный срок за «измену родине» был 25 лет — столько получали и коллаборационисты, и «лесные братья», а нередко и те, кто просто побывал в немецком плену.

Есть на свете правовые системы, в которых приняты очень большие сроки. Скажем, в 2020 году в США кинопродюсер Харви Вайншейн получил 23 года за два эпизода преступлений сексуализированного характера. А финансист Берни Мейдофф в 2009-м — и вовсе 150 лет за мошенничество на многие миллиарды долларов. Законодательно закрепленная суровость — важная, но не определяющая характеристика сталинской системы.

Чтобы сроки были «сталинскими», их должны давать по политическим делам. В советском уголовном кодексе при Сталине для этого существовала 58-я статья («контрреволюционные преступления»), которая включала больше десятка составов — от организации вооруженного восстания до распространения ложных слухов. 

Другая отличительная черта сталинского правосудия — «запрограммированность» приговора. Кто получил обвинение по 58-й статье — тот заведомо не мог рассчитывать на оправдание: либо лагерь, либо расстрел. Одно время «революционное правосознание» даже было формализовано как источник права в советском государстве. 

Практически это значило, что человека судят не только и даже не столько по букве закона, сколько по политическим и идеологическим принципам: важно не то, убил ли он кого-то, а то, имел ли он политические мотивы кого-то убить. Проще говоря, главным преступлением, по отношению к которому даже убийство вторично, была политическая неблагонадежность.

Кроме того, с какого-то момента в сталинской системе стало не так важно, что написано в приговоре: освобождение политзаключенного стало таким же политическим решением, как его посадка. Если такого решения нет — человек будет сидеть, а как его формально оправдать — вопрос технический. Тому же Шаламову, как и многим другим, кто встретил войну в лагере, просто продлили срок заключения до конца войны, а потом, не выпуская, дали еще десять лет по новому делу. Того же Зиновьева расстреляли фактически за то же самое, за что раньше дали десять лет.

Наконец, еще одно важное свойство сталинской системы: она выделяла группы, принадлежность к которым сама по себе фактически приравнивалась к преступлению (таков, в частности, смысл приказа НКВД № 00447, с которого принято отсчитывать Большой террор 1937–1938 годов). Эти группы могли определяться по политическому признаку (внутрипартийная оппозиция, бывшие члены любых партий, кроме большевистской), по признаку социального происхождения (скажем, бывшие кулаки или казаки), а иногда и по национальному (в СССР было десять «репрессированных народов» — групп, выделенных по признаку происхождения и/или территории проживания, и депортированных в полном или почти полном составе; это, например, поволжские немцы, крымские татары, чеченцы).

При Путине уже дают сталинские сроки?

Да. Мы часто спорим о том, какие репрессии происходят в России — массовые или точечные, — и упускаем из виду множество других характеристик.

Итак, что делает сталинские сроки «сталинскими»:

• их дают по политическим статьям;
• они имеют тенденцию к ужесточению;
• посадка зависит не от доказанности преступления, а от политической целесообразности;
• освобождение зависит не от приговора, а опять же от политической целесообразности;
• преследованию подвергаются не отдельные люди, а большие группы, выделенные по какому-то признаку.

А теперь посмотрим с этой точки зрения на путинскую Россию.

До недавнего времени для политически мотивированных преследований в России нарочито использовались «экономические» статьи. Скажем, Алексей Навальный свой первый уголовный приговор получил в 2013 году по делу о растрате («дело „Кировлеса“») — но почти никто даже не пытался сделать вид, что судили его не «за политику».

Ныне же, в особенности после начала полномасштабного вторжения в Украину, в российском законодательстве появились и активно применяются нормы против инакомыслия. 

В Кодексе об административных правонарушениях это, например, статья 20.3.3 — «дискредитация вооруженных сил», а в Уголовном кодексе — статья 280.3 (две «административки» за «дискредитацию» превращаются в уголовное дело). Еще это статья 207.3 Уголовного кодекса о «фейках». Любая информация о ситуации на фронте, которая отклоняется от официальной линии Минобороны РФ, и уж тем более о военных преступлениях российской армии, может быть признана «фейком» или «дискредитацией». Любая критика военной агрессии фактически запрещена.

Статья о «фейках» сразу же попала в категорию тяжких — по разным частям и составам «преступления» закон предусматривает наказание от штрафа до 15 лет колонии. В публичных делах судьи предпочитают вторую часть статьи, предусматривающую от пяти до десяти лет заключения. Именно по ней были осуждены оппозиционный политик Илья Яшин (восемь с половиной лет колонии), активист Дмитрий Иванов (тоже восемь с половиной лет), муниципальный депутат Алексей Горинов (шесть лет одиннадцать месяцев). Оппозиционеру Владимиру Кара-Мурзе, помимо «фейков», вменяют еще и государственную измену — и по совокупности ему грозит до 25 лет заключения. 

Кроме того, политическим заключенным добавляют сроки по новым делам, когда они уже находятся в колонии. Еще в 2003 году Михаила Ходорковского арестовали по обвинению в мошенничестве и неуплате налогов — и на протяжении последующих десяти лет, пока он оставался за решеткой, против него заводили новые дела и выносили новые приговоры. Чтобы освободиться, ему понадобилось помилование от Путина.

Первые два срока Навального — по «делу „Кировлеса“» и по «делу „Ив Роше“» — были условными. В 2021 году — уже после покушения — его арестовали и заменили последний срок на реальный. В приговоре значились два года и восемь месяцев — но тут же возникло новое дело и новый приговор — уже девять лет. В 2022-м Навальному предъявили обвинение в организации экстремистского сообщества (так российские власти квалифицируют его «Фонд борьбы с коррупцией»). В общем, уже не так важно, что написано в приговорах: и посадка Навального, и его возможное освобождение зависят не от закона и юридических процедур, а от политических решений.

Читайте также

«Срок будет большой. То, что называется „сталинский“. Но не надо причитать. Стыдно дать себя запугать» Навальный — о приговоре, который ему вынесут 4 августа

год назад

Читайте также

«Срок будет большой. То, что называется „сталинский“. Но не надо причитать. Стыдно дать себя запугать» Навальный — о приговоре, который ему вынесут 4 августа

год назад

Новый срок может ожидать и Владислава Синицу, осужденного по делу об угрозах сотрудникам правоохранительных органов во время протестов 2019 года за твит. На него возбудили дело об экстремизме: якобы в колонии Синица снова стал активно вести твиттер и призывал к насильственным действиям в отношении Путина и РФ. Сам Синица отрицает свою вину. Вероятно, новый — и более тяжелый — срок получит и анархист Азат Мифтахов. Осужденного к шестилетнему заключению из-за разбитого окна в офисе «Единой России» сейчас проверяют по делу «Сети». Большинству осужденных по этому делу уже дали двузначные сроки заключения. 

Поджоги военкоматов, которые раньше рассматривались как дела о порче имущества, теперь квалифицируются как терроризм. При этом государство полностью подготовило законодательную базу для более широкого применения репрессий к несогласным. Ответственность за диверсии ужесточена до пожизненного заключения, донаты украинской армии трактуются как государственная измена.

Наконец, в России совершенно не обязательно самому совершить что-то противозаконное, чтобы попасть под политические преследования. Людей сажают (а чаще грозят посадить — и они эмигрируют от греха подальше) просто за то, что они работали, например, в штабах Навального. Сразу после аннексии Крыма там начали преследовать крымских татар — и за девять лет оккупации в тюрьмах по делам «Хизб-ут-Тахрир» оказалось больше сотни человек. В России эту организацию еще в 2003 году объявили террористической, при том что в большинстве европейских стран, включая Украину, она действует вполне легально как религиозное или политическое движение. То же самое касается и «Свидетелей Иеговы», которых по всей стране преследуют по статье об экстремистской организации. 

Кому-то тут покажется уместным сравнение со сталинскими репрессиями в отношении целых народов, кому-то — с преследованиями тех, кто имеет или когда-то раньше имел какое-то отношение к какой-то неугодной организации (скажем, эсеровской партии или левой оппозиции). Для нашей темы важнее то, что «вина по ассоциации» снова фактически стала принципом права.

Так что тот факт, что репрессии в России все еще не имеют массового характера, вовсе не означает, что не произошло «сталинизации» правосудия. «Сталинизация» — или, если угодно, «путинизация» — явление не юридическое, а политическое. Отменить политические статьи и сократить сроки — технически не такая большая проблема. Десталинизация — или депутинизация — в первую очередь должна будет вернуть правосудие из политической сферы в юридическую.