«Нормальный человек не может выступать против войны» Во время вторжения в Афганистан жителей СССР преследовали за антивоенные стихи, листовки и просто разговоры. «Медуза» рассказывает, как это было — и почему спустя 40 лет повторилось вновь
«Нормальный человек не может выступать против войны» Во время вторжения в Афганистан жителей СССР преследовали за антивоенные стихи, листовки и просто разговоры. «Медуза» рассказывает, как это было — и почему спустя 40 лет повторилось вновь
В декабре 1979 года советские войска вошли в Афганистан. Узнав об этом, 31-летняя ленинградская художница Наталья Лазарева написала «Обращение к женщинам мира», в котором осудила вторжение. Перечитав текст, она осталась им недовольна — смяла листок, засунула его в какую-то папку и забыла о его существовании. Спустя девять месяцев «обращение» нашли сотрудники КГБ, которые пришли в мастерскую Лазаревой с обыском.
Сперва художницу подозревали в «распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй» (статья 190-1 УК РСФСР). Но судили Лазареву по другой статье — возможно, чтобы избежать очередных обвинений в нарушении прав человека на фоне войны в Афганистане: художницу обвинили в подделке документов, а именно записи в трудовой книжке.
Лазареву приговорили к 10 месяцам тюрьмы. Половину срока она провела в «Крестах», другую — в женской колонии в Саблино Ленинградской области.
«Пройдя через это, я не могла уже больше оставаться в стороне и не заниматься правозащитной деятельностью, что в те времена оценивалось как „антисоветская деятельность“», — говорила позже Лазарева. В марте 1982-го — меньше чем через год после освобождения — ее снова осудили. На этот раз по статье об «антисоветской агитации и пропаганде». Художница провела четыре года в женском политическом лагере в Мордовии.
«Кровавое месиво афганской авантюры»
«Интернациональная помощь» — так советские власти оправдывали вторжение в Афганистан, напоминает «Медузе» историк, специализирующийся на СССР времен оттепели, застоя и диссидентского движения. Этот прием советское руководство использовало и раньше — например, во время подавления Пражской весны в 1968 году. «В случае с Чехословакией было просто выдумано, что эту помощь попросили», — отмечает собеседник «Медузы».
Представители афганской Народно-демократической партии, которая пришла к власти после государственного переворота в апреле 1978-го, действительно много раз обращались к СССР, но получали отказы. Начать военную операцию советские власти решились только на фоне ухудшения отношений с США и их союзниками — после того, как в конце 1979 года стало известно о планах НАТО разместить в Западной Германии ракеты «Першинг», способные достичь территории Советского Союза.
Рассказывая об Афганистане своим гражданам, советские власти подчеркивали, что туда отправляется только «ограниченный контингент войск», а военнослужащие в основном заняты строительством дорог, больниц и школ, отмечает историк, пообщавшийся с «Медузой». «Советское общество совершенно не представляло масштабы потерь, — добавляет он. — Сколько погибло советских солдат, сколько мирных афганских жителей — и вообще, как это все на самом деле происходит».
Несмотря на дефицит достоверной информации, в СССР было немало людей, выступающих против советского вторжения в Афганистан. Однако они не могли открыто выразить свое отношение к войне. Советская Конституция гарантировала гражданам свободу собраний и слова — но только если она соответствовала «интересам трудящихся». Интересы определяло партийное руководство.
«В целом „площадь“ принадлежала государству, — говорит собеседник „Медузы“, специализирующийся на истории СССР. — Конечно, вы могли выйти на одиночный пикет, но это в лучшем случае закончилось бы административным арестом. Никаких инструментов выразить свое отношение к чему-либо и не подвергнуться репрессиям у советского человека не было».
Одной из основных форм протеста стали письменные обращения — как к советским властям, так и к западным лидерам. Например, 21 января 1980 года Московская Хельсинкская группа (МХГ) приняла «Документ 119», в котором потребовала исполнения резолюции Генеральной ассамблеи ООН о «немедленном выводе иностранных войск из Афганистана». Участники МХГ находились под постоянным давлением КГБ на протяжении всей истории существования организации, основанной в 1976 году (в 1982-м они были вынуждены прекратить ее работу).
Критиковал вторжение и виднейший правозащитник СССР — физик, лауреат Нобелевской премии мира Андрей Сахаров; как в личных письмах, так и в интервью западным изданиям. Уже через месяц после начала войны — 22 января 1980-го — Сахарова арестовали вместе с женой Еленой Боннэр. Их без суда сослали в город Горький (теперь — Нижний Новгород), тогда закрытый для посещения иностранцами.
Оценить общий масштаб протестов против советского вторжения в Афганистан трудно, отмечает в разговоре с «Медузой» историк, специализирующийся на СССР. Эти выступления были «отдельными, не связанными между собой». Например, против войны независимо друг от друга высказывались ученый-экономист из Нижнего Тагила Валерьян Морозов, новочеркасский рабочий Петр Сиуда и автомеханик Виктор Томачинский, ремонтирующий машины диссидентов.
Неизвестные писали на вагонах Московского метрополитена: «Свободу Афганистану!» Листовки с призывами начать борьбу против советских властей и не гибнуть «за чужую землю» появлялись по всей Советской Украине.
Русскоязычный общественно-политический журнал «Посев», выходивший в ФРГ и подпольно распространявшийся в СССР, публиковал свидетельства афганских беженцев и рассказывал, как гибнут «вчерашние десятиклассники, брошенные заботливой рукой правительства в кровавое месиво афганской авантюры». Самиздатовский журнал «Мария», созданный активистками неофициального женского движения в СССР, просил матерей не отдавать своих сыновей на войну и приводил воспоминания срочников, вернувшихся с нее. А «Группа доверия» — пацифистская диссидентская организация — неоднократно пыталась устраивать демонстрации в Москве и Ленинграде.
Протестов, отмечает в разговоре с «Медузой» историк, могло быть больше. Но еще до вторжения в Афганистан, на фоне подготовки к летней Олимпиаде 1980-го, в СССР арестовали многих ключевых правозащитников: «Проще назвать, кто не был арестован в 1979-м и 1980—х годах и был арестован позже».
Противников войны, как правило, преследовали по двум статьям Уголовного кодекса РСФСР: 190-1 («распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй») и 70 («антисоветская агитация и пропаганда»). В первом случае наказание — до трех лет лишения свободы, во втором — до семи лет лагерей и пяти лет ссылки (а при повторной судимости — десять лет лагерей).
Некоторых инакомыслящих отправляли на принудительное «лечение» в психиатрические больницы, где к ним применяли сильнодействующие препараты и методы, доводящие людей до инвалидности.
Вот лишь несколько примеров того, как протестовали жители СССР (и как государство их наказывало)
Радио. Дело Владимира Данчева
Владимир Данчев был диктором Всемирной службы Московского радио, вещавшей в других странах на более чем 70 языках. «Член партии КПСС», «образцовый советский гражданин» — так Данчева описывал его коллега Василий Стрельников.
Как и другие советские дикторы, Владимир часто критиковал в эфире западные страны, но в 1982-м ситуация изменилась. «Первый раз в сводке новостей просто была допущена опечатка. Смысл фразы полностью искажался из-за появившейся случайно частицы „не“, — вспоминал позже Владимир Данчев в интервью еженедельнику „Собеседник“. — Я подумал: „А что если в прямом эфире я эту частицу не уберу? Прочитаю как есть. В крайнем случае можно будет сослаться на опечатку“».
Ошибку в эфире никто не заметил — и Данчев принялся понемногу менять тексты сам. Сказать что-то от себя, вспоминал он, получалось редко — и только когда рядом не было коллег и цензоров. «Опасные игры» продолжались около года.
«Мне не нравились бахвальство и фальшь, которые сквозили во всех новостях о советской жизни. Тенденциозно преподносились и мировые события: ведь я немного знал, как живут люди за границей и как у нас. А когда человек понимает, он начинает задумываться, — объяснял Данчев. — Раньше я просто читал красиво, и все. А тут посмотрел на свою работу другими глазами: ведь это же колоссальный фронт идеологической борьбы, на котором я нахожусь. Должен же кто-то прервать поток дезинформации».
В программе новостей от 18 мая 1983 года Владимир Данчев сообщил, что «вожди афганских племен призвали к борьбе против советских оккупантов». 20 мая произнес: «Советский Союз вновь показал, что он не готов к выработке конструктивных решений об ограничении ядерных вооружений в Европе». А 23-го — осудил ввод войск в Афганистан сразу в трех новостных сводках подряд.
Радиоведущий Василий Стрельников вспоминал, что был дома, когда впервые услышал в эфире: «Советские оккупанты сожгли деревню». Он не мог поверить, что Данчев сказал это, а на следующий день спросил у коллеги, все ли у того в порядке после «ошибки». На что диктор спокойно ответил: «Я читаю все так, как там написано».
Руководство Московского радио узнало о происходящем из западных СМИ. За «личную ошибку» Владимира Данчева отстранили от работы, исключили из партии и выслали из Москвы в Ташкент, откуда он родом. Там бывшего диктора подвергли принудительному психиатрическому «лечению». В 1990 году Владимир Данчев рассказал «Собеседнику», что из больницы ему помогли выбраться французские журналисты.
Самиздат. Дело Иосифа Дядькина и Сергея Горбачева
Главным научным интересом Иосифа Дядькина была ядерная геофизика. В 1972-м он переехал из Башкирии в Калинин (сейчас — Тверь), познакомился с диссидентами и спустя пару лет решил провести демографическое исследование. В работе, получившей название «Статисты», ученый проанализировал официальные данные о населении СССР и пришел к выводу, что с 1928 по 1941 год от репрессий и голода в стране погибли от 10 до 15 миллионов человек.
Это исследование, как и другие неподцензурные статьи (свои и чужие), Дядькин печатал на машинке и передавал друзьям и знакомым. В апреле 1980-го его арестовали по обвинению в «распространении заведомо ложных измышлений». По версии следствия, Дядькин «клеветал» на советские власти не только в текстах, но и устно — например, в разговорах с коллегами по институту геофизических исследований (Калининское отделение ВНИИГИС). Среди прочего Дядькин называл социализм «режимом насилия и массового истребления народов», «помощь» Чехословакии и Афганистану — «агрессией», а также говорил о том, что «к возникновению Второй мировой войны привела внешняя политика Советского Союза».
Вместе с Дядькиным судили его знакомого, 27-летнего младшего сотрудника НПО «Центрпрограммсистем» Сергея Горбачева. «Сначала его таскали в качестве свидетеля, — рассказывал Дядькин. — А через два месяца, в конце июня [1980-го], вызвали и самым подлым образом арестовали прямо на допросе. Видимо, решили, что если арестуют да надавят, то он даст показания против меня. Но здесь они просчитались. <…> Сергей хоть и не диссидентствовал, но не такой был человек, чтобы давать показания на друга».
Горбачева обвинили в том, что осенью 1979 года он напечатал копии брошюры «Неполитические письма» и передал одну из них знакомому. В этих письмах (всего их четыре) исследователь ГУЛАГа и политзаключенный Михаил Розанов рассуждает о тоталитаризме — и о том, как ему сопротивляться.
От признания вины Дядькин и Горбачев отказались. Первый — потому что не считал преступлением «получение и распространение любой информации». Второй — потому что не видел клеветы в размноженном им тексте. Иосифа Дядькина приговорили к трем годам колонии, Сергея Горбачева — к двум. Ровно такое наказание просил для них прокурор.
Поэзия. Дело Бориса Миркина
Старшего лаборанта Научно-исследовательского института военной медицины Бориса Миркина на работе знали как человека «спокойного, мирного и тихого», который сочинял песни и любил играть на гитаре. Его арест в мае 1981 года вызвал всеобщее удивление и непонимание.
За месяц до этого во время очередной «проверки секретности» у лаборанта нашли «машинописные материалы в стихотворной форме». В них 44-летний Миркин осуждал ввод советских войск в Афганистан.
Вот отрывок из его стихотворения «Путь на Юг»:
В стремительный набег, как в времена былые,
Вломились мы сюда без спроса, как враги,
Народу той страны ненужные, чужие,
С попыткой навязать им строй моей страны. <…>
Зачем везут сюда в афганские долины,
Из муромских лесов и пензенских степей,
Из шумных городов в теплушках грязных, длинных,
Как стадо на убой, дивизии парней.
Следствие посчитало стихи Миркина «злобными измышлениями на советский государственный строй, внутреннюю и внешнюю политику СССР», содержащие в том числе «призывы к совершению особо опасного государственного преступления и свержению советского правительства». На допросах лаборант не скрывал, что через поэзию выражал свои политические взгляды, но вину отрицал. Ничего преступного в стихах не нашли и его сослуживцы по военному институту.
Однако в августе 1981-го Бориса Миркина приговорили по статье об «антисоветской агитации» к трем с половиной годам заключения. Наказание он отбывал в лагере для политических заключенных Пермь-35, где выучился на токаря. Освободившись, он продолжил работать по этой специальности: заниматься наукой ему больше не позволили.
Листовки. Дело Евгения Денисова
В 1984 году археолог Евгений Денисов из Душанбе (Таджикистан) провел несколько дней на раскопках у афганской границы. Вот как он вспоминал о той поездке:
Несколько раз над нами проплывали вертолеты с подвешенными снизу «сигарами». Время от времени с юга слышались глухие звуки взрывов. Один из участников экспедиции показал мне на противоположном берегу [реки] Амударьи небольшой мыс, куда, по его словам, однажды была вытеснена группа афганских партизан-повстанцев, и потом все они живьем были сожжены с вертолета напалмом.
На следующий день, писал Денисов, участники экспедиции «смеялись, обсуждая житейские мелочи». Происходящее на соседнем берегу было для них «как на большом телевизионном экране». Но вернувшись домой, когда «казалось бы, „телевизор“ выключили», Денисов понял, что не может больше оставаться в стороне.
Весь следующий год он в свободное от работы время «на своей старенькой машинке» печатал листовки с призывами вывести войска из Афганистана. «Хотел не столько сказать правду, сколько надеялся, что подтолкну и других к выступлению против этого бесконечного кровавого безумия», — объяснял археолог.
В декабре 1986-го 35-летний Денисов поехал в очередную командировку — на этот раз в Москву. В один из дней он оставил свой багаж с документами в камере хранения Белорусского вокзала. А потом отправил полтора десятка писем в редакции московских журналов и газет, еще три — друзьям.
«Писал, что-де, мол, знаю, ты не разделяешь моих позиций, но все же, если вдруг сможешь переправить как-либо эти тексты на Запад…» — вспоминал археолог. Позже он узнал, что до двух адресатов письма так и не дошли. Третье письмо его знакомые в Душанбе сожгли сразу после прочтения.
Разобравшись с корреспонденцией, Евгений Денисов пошел в ГУМ, поднялся на последний этаж и начал разбрасывать антивоенные листовки. Закончив, он не убежал — а дождался милиционера, который его задержал. Дальше были допросы в отделении милиции, затем — в психиатрической больнице при СИЗО «Матросская Тишина». После — камера следственного изолятора КГБ «Лефортово».
По статье об «антисоветской агитации» суд отправил Денисова на принудительное «лечение» в специальную психбольницу Чукурсай в Ташкенте. «Поскольку нормальный человек не может выступать против войны в Афганистане», — иронизировал археолог. На свободу Евгений Денисов вышел в сентябре 1988 года.
О людях, которые выступали против войны в СССР, рассказывает документальный подкаст общества «Мемориал» — «Одиночный протест». Послушать его можно здесь.
* * *
В конце 1986-го генсек ЦК КПСС Михаил Горбачев разрешил вернуться из ссылки Андрею Сахарову и Елене Боннэр. Спустя три года Сахаров выступил на Съезде народных депутатов — в главном органе власти СССР, появившемся незадолго до его крушения.
«Я меньше всего желал оскорбить советскую армию, я глубоко уважаю советскую армию, советского солдата, который защитил нашу родину в Великой Отечественной войне, — сказал академик. — [Но] речь идет о том, что сама война в Афганистане была преступной. Преступной авантюрой, предпринятой неизвестно кем. Неизвестно, кто несет ответственность за это огромное преступление нашей родины».
Зал несколько раз прерывал его речь неодобрительными выкриками, свистом и топотом.
14 декабря 1989-го Андрей Сахаров умер. Спустя десять дней второй Съезд народных депутатов осудил ввод советских войск в Афганистан. Но до 1991 года, когда приняли закон «О реабилитации жертв политических репрессий», суды отказывали в реабилитации тем, кого преследовали за осуждение войны, рассказывает «Медузе» историк, специализирующийся на том периоде.
Он добавляет: «Нередко реабилитацией занимались те же самые люди [в судах], которые до этого, например, оставляли в силе приговоры диссидентам. Время изменилось, и они стали действовать в соответствии со временем». Некоторые из этих людей, отмечает собеседник «Медузы», остаются во власти и сегодня — и точно так же преследуют своих оппонентов: «Что президент [Владимир Путин], который в 1970-е годы участвовал в обысках у диссидентов. Что председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев, который в 1980-е судил правозащитников. Новое — это недостаточно забытое старое».
«Все всё забыли, история повторяется»
25 апреля 2023 года коалиция правозащитных организаций — «ОВД-Инфо», «Мемориал» и «Русь сидящая» — совместно с адвокатами и юристами обратились в Конституционный суд России с жалобами от лица 10 человек (еще столько же будет подано в ближайшее время), которых привлекли к ответственности по статье о «дискредитации» российской армии (20.3.3 КоАП РФ).
По данным «ОВД-Инфо», всего с начала полномасштабного российского вторжения в Украину возбуждено больше шести с половиной тысяч административных дел о «дискредитации» — из-за демонстрации украинского или бело-сине-белого флага, плакатов с надписью «мир» или «нет войне», чтения стихов и даже желто-синей одежды. Фигурантом уголовных дел о повторной «дискредитации» (статья 280.3 УК РФ) стал 61 человек.
«В статье 20.3.3 КоАП указано, что дискредитировать армию нельзя, только если она действует для защиты граждан, поддержания мира и безопасности. Это создает ловушку: как будто если ты критикуешь Вооруженные силы [РФ], ты против мира, — говорит юристка „ОВД-Инфо“ Мария Немова. — Но на самом деле наказываются любые критические мнения о Вооруженных силах, а упоминание „мира“ в статье не имеет никакого значения. Витиеватые формулировки — всего лишь мишура, которая отвлекает от антиконституционной, репрессивной цели этой статьи».
Правозащитники требуют от Конституционного суда отменить статью о «дискредитации». Отдельно они упоминают о преследовании за антивоенные убеждения в СССР. И о том, что позднее этих людей реабилитировали, а гонения на них признали репрессиями. «Казалось бы, урок должен быть усвоен, — комментирует юристка „ОВД-Инфо“ Виолетта Фицнер. — Но, как мы видим сейчас, все всё забыли, история повторяется».
В СССР по уголовным статьям 190-1 и 70, отмечают юристы «ОВД-Инфо» преследовали не только противников войны. Однако у советской и российской практики борьбы с инакомыслием немало общего.
«Одна и та же установка: монополия на истину, на трактовку происходящего, — говорит „Медузе“ историк, исследующий СССР времен оттепели, застоя и диссидентского движения. — Важна не правда, важно то, как информация используется. Если эта информация используется для того, чтобы, условно говоря, поругать, то власть говорит, что она недостоверная. Все, что не в нашу пользу, — ложь. Все, что в нашу пользу, — истина».
В «ОВД-Инфо» отмечают: если сравнивать грубо, статья 190-1 УК РСФСР «распространение заведомо ложных измышлений» созвучна современной статье 207.3 УК РФ о «фейках». А 70-я советская статья об «антисоветской агитации» в контексте критики войны близка к «дискредитации».
Несильно они отличаются и по суровости наказания. За «антисоветскую агитацию» в СССР предусматривалось до семи лет лишения свободы (также была возможна ссылка). Если «преступление» оказывалось повторным — до десяти лет. Первая по счету «дискредитация» наказывается в России административным штрафом. Если в течение года «дискредитировать» армию больше одного раза или если «дискредитация» приведет к тяжким последствиям, наказание становится уголовным — до пяти или семи лет лишения свободы.
Более того, за «распространение заведомо ложных измышлений» в СССР можно было получить до трех лет заключения. А за «фейки» о войне в современной России — до 15.
* * *
Зимой 1983 года Олег Орлов — на тот момент 30-летний научный сотрудник Института физиологии растений Академии наук СССР — регулярно выходил из дома по ночам, уезжал в другой район Москвы и расклеивал листовки на автобусных остановках, на первых этажах жилых домов и в лифтах. В них Орлов требовал вывести советские войска из Афганистана и остановить войну.
Впервые о том, чтобы напечатать листовки, он задумался летом 1981-го, когда с беспокойством следил за событиями в Польше. В стране не прекращались забастовки, росло влияние общенационального профсоюзного движения «Солидарность» — и Орлов переживал, что советские власти не позволят полякам добиться свободы, подавив протест, как это было в Чехословакии в 1968-м. В декабре 1981-го в Польше действительно ввели военное положение, но протесты подавили без советских войск.
Ксероксы в СССР в те годы были редкостью. Чтобы напечатать листовки, Орлов самостоятельно собрал гектограф — старинный копировальный аппарат, каким пользовались русские революционеры на рубеже XIX—XX веков. Инструкцию он нашел в дореволюционной энциклопедии Брокгауза и Ефрона.
«К моему дикому изумлению, оказалось, что гектограф — это что-то очень простое, — вспоминал он в подкасте „Одиночный протест“. — Нужно иметь что-то типа желе, [точнее] очень твердого холодца. <…> На некой бумажной матрице ты анилиновыми чернилами пишешь что-то, прикладываешь к желатину, пропитанному глицерином, прокатываешь валиком, снимаешь — и вот тебе матрица, на которую ты кладешь одну бумагу. Прокатал, снял, вторую, третью. 10–20 экземпляров у тебя есть напечатанные».
«Было страшно, — рассказывал Олег Орлов о своей подпольной деятельности. — Особенно было страшно, когда… это сделал, и все — это уже необратимо. Они, может быть, уже меня ищут. Я живу своей жизнью [и ничего не знаю]…»
Найти Орлова сотрудникам КГБ так и не удалось. Обыски у него — уже не научного сотрудника, а председателя правозащитного центра «Мемориал» — провели спустя годы, 21 марта 2023-го. В тот же день стало известно, что Орлов стал фигурантом уголовного дела по статье о повторной «дискредитации» российской армии.
С начала полномасштабного вторжения России в Украину его уже дважды штрафовали за одиночные антивоенные пикеты. Теперь Олегу Орлову грозит до трех лет лишения свободы. Формальным поводом для возбуждения дела стал репост в фейсбуке Орлова его собственной статьи под названием «Им хотелось фашизма, они его получили».
Кристина Сафонова
Фото на обложке: Robert Nickelsberg / Getty Images; электронный архив Фонда Иофе; проект «Острова Свободы»; музей «Мемориала»; Надежда Александровна Погорелова / Wikimedia Commons