Мы приказываем детям, чтобы они слушали начальство Кадыров помогает суфиям из Ингушетии — в их конфликте с силовиками. В обмен на это суфии собирают отряды добровольцев, которые едут на войну
Значительная доля чеченцев и ингушей — последователи суфизма, мистического течения в исламе. Живущие в Ингушетии баталхаджинцы — члены одного из суфийских братств, основанного в конце XIX века шейхом Батал-хаджи Белхороевым. В 1990-е и нулевые его потомки и их собратья по общине накопили значительный политический вес — и занимали важные должности в республике. Но с начала 2010-х братство теряет сторонников, а силовики регулярно обыскивают и задерживают его членов. Многие переехали в Чечню, где их поддерживает Кадыров (он тоже суфий). Однако покровительство Кадырова имеет свою цену: в обмен баталхаджинцы обязались отправить на российско-украинскую войну несколько отрядов добровольцев. Журналист Владимир Севриновский по просьбе «Медузы» съездил в Гудермес, где почитатели Батал-хаджи тренируются перед отправкой на фронт.
Баталхаджинский отряд быстрого реагирования
Плакат у въезда в Гудермес со стороны Грозного гласит: «Российский университет спецназа открыт для каждого!» Сюда действительно приезжают добровольцы со всей России, желающие отправиться на войну с Украиной: в Чечне, как некоторые из них утверждают в разговоре с «Медузой», платят и экипируют лучше, чем в других регионах.
Подготовка занимает всего две недели. Солдаты упражняются в стрельбе и прыгают с парашютами из двух крошечных самолетов. Сотрудники университета заявляют «Медузе», что на войну из него отправились уже около десяти тысяч человек (подтвердить данные по поводу количества новобранцев «Медузе» не удалось).
Добровольцы выстраиваются на плацу возле длинных рядов одинаковых серых палаток. Над ними развеваются флаги — российский триколор и красно-зеленый чеченский. Несколько десятков ингушей упражняются отдельно (по данным ставропольского издания Newstracker, всего их 31 человек). Через неделю, 8 декабря, они отправятся на фронт.
Но сперва солдаты собираются записать видеозаявление.
Молодой боец с нашивкой БОБР заучивает его с телефона. Пока он шепчет про себя громоздкие формулировки, старшие товарищи прикрепляют к его куртке новые шевроны: «Ахмат — сила», флаг Чечни и большую букву Z цветов российского триколора. На вопрос, что означает надпись на его груди, юноша отвечает: «БОБР „Ахмат“ — Баталхаджинский отряд быстрого реагирования „Ахмат“».
Наконец он готов. Товарищи в масках, закрывающих лица, выстраиваются сзади.
«Мы, мюриды и потомки Батал-хаджи Белхороева, сформировали добровольческий батальон имени нашего устаза, — волнуясь говорит юноша. — Мы все поддерживаем традиционный ислам. В Ингушетии творится полное беззаконие. Конвейером подбрасывают наркотики, оружие. Забирают имущество, машины. По этому беспределу объективно высказался только Рамзан Ахматович, наш дорогой брат».
Он переводит дух.
«Меня зовут Анарбек. Три года назад был подло убит мой отец Ибрагим Белхароев (разница в написании фамилии Белхороев объясняется, видимо, путаницей при оформлении документов, — прим. „Медузы“). По этому делу нет ни одного обыска, ни одного задержания („Медузе“ не удалось получить комментарий республиканского Следственного комитета к моменту публикации этого материала). Мы, мюриды Батал-хаджи, докажем всему миру, что являемся приверженцами традиционного ислама, приемлемого для российского государства, и покажем на деле, кто патриот, а кто террорист».
У баталхаджинцев «никогда не было разногласий с политикой государства», добавляет Анарбек.
«Мы готовы выполнить любой приказ верховного главнокомандующего под руководством дорогого брата Рамзана Ахматовича!» — подсказывает боец постарше, и Анарбек повторяет за ним, рассыпаясь в благодарностях Кадырову за снаряжение и питание.
История братства баталхаджинцев началась во второй половине XIX века. В 1859 году после пленения имама Шамиля завершилось долгое завоевание Кавказа Российской империей. Горцы устали от войны. Поэтому резко выросла популярность адепта суфийского тариката Кадирия Кунта-хаджи Кишиева, который призывал не к джихаду, а к терпению и сохранению веры. Его ученики-мюриды быстро создали разветвленную сеть на всей территории современной Чечни и Ингушетии. Обеспокоенное этим имперское правительство сослало проповедника на север России, в город Устюжна Вологодской губернии, где он и умер в 1867 году. Многие мюриды до сих пор отказываются верить в смерть Кунта-хаджи и считают, что учитель просто скрылся.
Сейчас братство кунтахаджинцев — самое влиятельное в Чечне, к нему принадлежит и сам Кадыров.
Однако в отсутствие учителя некоторые мюриды создали собственные братства, различающиеся обрядами, местами распространения и социальными особенностями. Одним из них был Батал-хаджи Белхороев, родившийся на территории современной Ингушетии в 1821 году. По словам британского кавказоведа Джона Баддели, лично встречавшегося с шейхом, Батал-хаджи был известен своим гостеприимством и мог даже предложить иноверцу алкоголь и сигареты, хотя сам не пил и не курил. На обширных кукурузных полях Батал-хаджи трудились сотни последователей, умножая его богатство.
Мюриды Батал-хаджи, по свидетельствам современников, отличались воинственностью. Журнал «Этнографическое обозрение» за 1893 год сообщал: «Говорят, что самый смирный человек, сделавшись братом Батыл-хаджа, становится самым отчаянным джигитом, хотя бы раньше он был смирнее безобидной скотины». В то же время сам шейх славился как умелый примиритель кровной вражды.
Вслед за Кунта-хаджи царское правительство репрессировало и новых суфийских лидеров. Большинство умерло в ссылке. Сам Батал-хаджи скончался в 1914 году в городе Козельске Калужской губернии. Большинство его сыновей были убиты большевиками. Но суфийские братства в России не исчезли, пережив и советскую власть. При ней баталхаджинцы собирались на тайные зикры — массовые обряды поминания Бога — в частных домах.
Способность суфиев к самоорганизации спасла немало жизней во время депортации. Вплоть до нашего времени большинство чеченцев и ингушей, особенно старшего поколения, — адепты разных ветвей суфизма.
«С точки зрения ритуалов и других аспектов глобальных отличий [баталхаджинцев от других братств тариката Кадирия] нет, — объясняет „Медузе“ этнограф Игорь Панков. — Нет ничего, что выводило бы их из суфийской традиции и радикализировало по сравнению с остальными».
При этом закрытость братства породила в Ингушетии неоднозначное отношение к баталхаджинцам, считает сотрудник лаборатории мониторинга рисков социально-политической дестабилизации Высшей школы экономики Евгений Иванов. СМИ упоминали о связях членов братства с нелегальным бизнесом в сфере торговли дальневосточным золотом и даже приписывали общине массовый угон автомобилей из других регионов. Серый бизнес на Кавказе — явление обычное. Однако белхороевцы, отмечает Иванов, по меркам Ингушетии богатая и в то же время изолированная община, поэтому любое событие с их упоминанием получает большой резонанс.
Баталхаджинцы и правда еще недавно обладали значительным экономическим и политическим весом в Ингушетии — и поддерживали связи с самыми влиятельными людьми в республике. Например, в 2007 году тогдашний президент Ингушетии Мурат Зязиков получил из рук Султан-Хаджи Белхороева, внука шейха, орден святого Батал-хаджи I степени.
Как баталхаджинцы растеряли свое влияние
В последние годы, по мнению журналистки, исследовательницы Северного Кавказа Миланы Мазаевой, влияние баталхаджинцев шло на спад. Это отчасти объясняется усилением в республиках Северного Кавказа позиций салафитов — исламских фундаменталистов, не одобряющих суфийские практики. Радикалы из числа салафитов разрушают надгробия суфийских шейхов, а в мае 2020 года неизвестные спилили грушу в ингушском селе Экажево, посаженную самим Батал-хаджи и потому считавшуюся у его последователей священной. В то же время в 1990-е и нулевые годы суфии часто использовали для давления на оппонентов государственные силовые структуры. К салафитам переходят все новые суфии, в особенности молодые.
Один из бывших баталхаджинцев, 50-летний Ислам Картоев, живет в Восточной Европе. Раньше он был готов пожертвовать жизнью ради своих собратьев. Сейчас же в беседе с «Медузой» Ислам называет их то «сектой», то «мафиозным синдикатом». По его словам, в братство нельзя вступить со стороны, а вышедший рискует быть убитым либо угодить в тюрьму по экстремистской статье.
Сам Ислам в 2012 году поехал выразить соболезнования матери члена общины Асхаба Мержоева, который покинул братство и вскоре был убит неизвестными. За это старейшины велели Картоеву покаяться и заплатить «штраф» — около 10 тысяч рублей. Ислам отказался, его изгнали из общины. Другие баталхаджинцы в беседах с «Медузой» подтверждают, что за религиозные противоречия из общины исключают, а с «отщепенцами» обрывают социальные связи — но отрицают, что в их отношении применяется насилие.
По утверждению Картоева, баталхаджинцы «безнаказанно занимались криминальным бизнесом», поскольку им подчинялись сотрудники правоохранительных структур: «У них щупальца были везде. Если ловили их человека с оружием, наркотиками, убийством, все решалось». Сам Картоев, по его словам, тоже «не вполне законно» торговал в Хабаровском крае золотом и лесом.
Ислам рассказывает, что баталхаджинцы отдают 10% дохода — легального и нелегального — «верхушке» братства. Кроме того, по указанию старейшин они платят «штрафы» в пользу общины за провинности перед ней и «налог на имущество». В братстве это рассматривают как выплату закята — исламского подоходного налога — и утверждают, что деньги тратятся на поддержку нуждающихся и богоугодные дела.
Бывший суфий утверждает, что баталхаджинцам нельзя заключать браки с представителями других братств. Этнограф Макка Албогачиева объясняет такой принцип тем, что в Судный день все супруги предстанут каждый рядом со своим шейхом — и могут не встретить друг друга. Однако эти ограничения не распространяются на прямых потомков шейха, поскольку, по словам Картоева, «дедушка их спасет».
После выхода Картоева из братства родственники оборвали с ним контакты. Родная сестра Ислама замужем за внуком шейха Яхьей Белхороевым. Картоев говорит, что она уже много лет не общается с ним, считая брата вероотступником.
«Мне стыдно было детям в глаза смотреть, говорить, что у нас великая страна»
Несмотря на уход части сторонников, в 2010-е годы братство баталхаджинцев оставалось заметной политической силой. В его «столице», ингушском селении Сурхахи с массивными кирпичными домами, находится музей шейха, где посетителей встречает огромный, от пола до потолка, портрет Батал-хаджи работы художника из мастерской Шилова.
Особым авторитетом в республике пользовались потомки Батал-хаджи: внуки шейха занимали в Ингушетии высокие государственные должности. Двое из них — Якуб и Яхья Белхороевы — вплоть до начала 2020-х были депутатами народного собрания (парламента) республики. Они поддерживали близкие отношения с Кадыровым — тем более что Сурхахи расположено недалеко от границы с Чечней. Кадыров даже назвал в честь Батал-хаджи построенную в 2014 году соборную мечеть в крупном чеченском селе Ачхой-Мартан. В это время у братства, насчитывающего более двух тысяч семей, уже начинался конфликт с ингушскими силовиками.
Яхья Белхороев — последний внук шейха, оставшийся в живых и на свободе. Ему 62 года, по профессии он врач-педиатр. До 2021-го Яхья был депутатом народного собрания, возглавлял комитет по здравоохранению и социальной политике, но после череды судов сложил полномочия. Во время разговора с корреспондентом «Медузы» Яхья опирается на массивную черную трость, на его седой голове каракулевая папаха.
Первые репрессии против общины начались еще в 2012–2013 годах, рассказывает он «Медузе»: «А в феврале 2015-го начались обыски в домовладениях моих братьев. В моем доме их [обысков] было четыре, у старшего брата Мустафы — семь».
Яхья жалуется, что силовики осматривали дома со своими понятыми, которыми порой были военнослужащие из местных частей. По его словам, обычно это происходило так: силовики выводили семью во двор, а в дом в это время подбрасывали оружие (в центре общественных связей ФСБ на запрос «Медузы» к моменту публикации этого материала не ответили). После нескольких таких обысков его старший брат Султан, которого в прессе называли «главой» баталхаджинцев (сами они отрицают наличие лидера), в 2017 году умер от инсульта.
31 декабря 2018-го, после двух неудачных покушений (одно произошло в 2008-м, второе — в 2016-м), погиб правнук шейха Ибрагим Белхароев, отец Анарбека. Неизвестные обстреляли его автомобиль. Убийцы Белхароева до сих пор не найдены.
А 2 ноября 2019-го киллер застрелил в Москве главу ингушского центра противодействия экстремизму Ибрагима Эльджаркиева и его брата Ахмеда. В этом преступлении сразу заподозрили баталхаджинцев. По словам Ислама Картоева, у Ибрагима Белхароева был конфликт с Эльджаркиевым — так что убийство полицейского могло быть расценено как кровная месть. Член Совета по правам человека при президенте РФ Евгений Мысловский назвал следствие по делу об убийстве Эльджаркиева «бурной кампанией, которая совершенно не укладывается в рамки уголовного процесса».
После этого убийства начались аресты баталхаджинцев, сопровождавшиеся кампанией по дискредитации братства в провластных СМИ — не только местных, но и федеральных. Его называли радикальной сектой и даже приписывали ему организацию митингов 2018–2019 годов, когда десятки тысяч ингушей протестовали против соглашения о границе, по результатам которого значительная часть спорной земли отошла Чечне.
Обвинителей не смутили ни тесные связи баталхаджинцев с Кадыровым, ни то, что братья Белхороевы были в числе немногих депутатов Народного собрания Ингушетии, открыто поддержавших соглашение о границе с Чечней. По утверждению Яхьи Белхороева, с тех пор налеты силовиков потеряли даже видимость законности. «С 2020 года обыск [у баталхаджинцев] начинается с грабежа, — рассказывает Белхороев. — Из дома выносят все, что понравится. Одежду, белье. Семья рассказала, что вынесли даже соленья из подвала и упаковку памперсов». После того как из дома вынесены вещи, туда подбрасывают оружие, а хозяев арестовывают за его «незаконное хранение».
В июле 2020 года был арестован внук шейха Якуб Белхороев, депутат и бывший мэр столицы республики — Магаса. Его обвинили в хищении более 18 миллионов рублей из регионального отделения фонда социального страхования и 17 ноября 2022-го приговорили к девяти годам тюрьмы. А 27 октября 2022-го задержали его брата, руководителя контрольно-счетной палаты республики Мустафу Белхороева. Основанием послужило изъятое в ходе обыска оружие. По словам Яхьи Белхороева, это был уже седьмой обыск в доме Мустафы. К тому времени, говорит Яхья, Мустафа не только несколько раз перепроверил все комнаты, чтобы убедиться, что нигде нет незарегистрированного оружия, но и следил за гостями, чтобы они ничего не подбросили. И все же у него «нашли» инкрустированный драгоценными камнями пистолет, на который у него не было разрешения.
После четвертого обыска Мустафу забрали сотрудники ФСБ, говорит Белхороев. Ему угрожали расправой над детьми, привязали к стулу и били током (о пытках семья Мустафы Белхороева рассказывала и ранее; в центре общественных связей ФСБ на запрос «Медузы» к моменту публикации этого материала не ответили). Но подписать оговор на других баталхаджинцев Белхороев отказался.
Ислам Картоев преследования баталхаджинцев считает справедливыми, но в порядочность силовиков тоже не верит. По словам бывшего суфия, его брата в 2010 году задержали просто за то, что он оказался «как зевака» в зоне очередной «антитеррористической» спецоперации: «С толпой загрузили, увезли. Семь с половиной лет отсидел [по обвинению в участии в незаконном вооруженном формировании]. Сотрудники над ним смеялись: „Любопытной Варваре на базаре нос оторвали“».
После массовых обысков и арестов баталхаджинцы начали уезжать из Ингушетии.
«Фактически это мухаджирство — покинуть родину из-за притеснения по религиозному признаку», — считает Яхья Белхороев. Сам он переселился в Грозный, где баталхаджинцы чувствуют себя в безопасности под покровительством Рамзана Кадырова. «Во время обыска в моем доме [в Ингушетии] в 2018 году дети предлагали силовикам чай, кофе. Потом дочка подходит: „Папа, они забрали флакон духов!“ В кармане мелочь исчезла. — рассказывает он. — Мне стыдно было детям в глаза смотреть, говорить, что у нас великая страна. Потом дочка убиралась в рабочем кабинете. У меня там стояли два флага — ингушский и российский. Смотрю — российский исчез со стола».
Защитник
Последователи Батал-хаджи обратились за помощью к своему давнему другу Рамзану Кадырову. И вот 2 ноября 2022 года тот опубликовал в телеграме обращение в защиту суфиев, назвав их «близкими братьями». «Если они террористы, то я номер один террорист», — заявил глава Чечни.
Но у этого покровительства была своя цена: братство обязалось послать через структуры Кадырова добровольцев на войну в Украине.
Для главы Чечни это выгодная сделка. После попытки чеченок провести в Грозном первый за многие годы протестный митинг Кадыров объявил, что мобилизации в республике не будет, поскольку Чечня и так «перевыполнила план». Вместо этого регион отправляет на войну добровольцев из других частей России — а также своих проштрафившихся чиновников. Так, например, бывший замминистра МВД Чечни Апти Алаудинов во время чисток, устроенных Рамзаном Кадыровым в 2019 году среди республиканских чиновников, попал в опалу, а теперь возглавляет в Украине спецназ «Ахмат».
«Люди у нас понимают украинцев и сочувствуют им, — объяснял „Мемориалу“ юрист, живущий в Ингушетии. — Никто не хочет участвовать в бессмысленной войне в качестве агрессоров». В соседней Чечне ситуация похожая. Жительница республики рассказывала «Медузе» о самостреле, который совершил ее знакомый, чтобы получить выплату за ранение и вернуться домой. По словам другой чеченки, ее родственник, добровольно ушедший на войну, стал в семье изгоем. Журналистка Милана Мазаева объясняет такие настроения в регионе в первую очередь даже не двумя чеченскими войнами 1990-х — начала двухтысячных, а памятью о депортации.
Вслед за первым отрядом баталхаджинцев, прибывшим на тренировочную базу в Гудермесе 15 ноября, планируется отправка другого отряда, а за ним — еще одного. Всего, по словам Ислама Картоева, суфии обещали собрать сто добровольцев. Сам Яхья отправил на войну двоих сыновей.
В то же время некоторые баталхаджинцы в беседе с корреспондентом «Медузы» на условиях анонимности признают, что не испытывают враждебности к украинцам. О «спецоперации» они рассуждают с сарказмом. «Если наше государство признали террористическим и мы тоже, с его точки зрения, террористы, то что ему [государству] от нас нужно?» — усмехается пожилой суфий.
И все же ради спасения братства мюриды готовы рисковать собой и детьми.
Кому уготован рай
Яхью Белхороева пропускают в тренировочный лагерь в Гудермесе, не спрашивая документов. Прямо на плацу для внука шейха ставят стул. Его обступают родственники и знакомые. Самый старший доброволец, мужчина 55 лет с уже седой бородой, приехал из Магадана, где работал начальником участка транспортной компании. Он служил еще в советской армии — в Венгрии. «У нас есть цель, и мы обязательно ее добьемся», — уверенно говорит боец в беседе с «Медузой». На вопрос, какой именно цели он хочет добиться в Украине, бывший советский солдат отвечает кратко: «Наша цель — справедливость!»
Анарбек, сын убитого суфия, полон оптимизма: «После обращения Рамзана Ахматовича есть эффект. Надеюсь, все репрессии будут сняты с нашего братства». По словам Яхьи, сразу после выступления Кадырова ингушские силовики освободили двух задержанных баталхаджинцев.
На войну отправляются и те, кому задержание только грозит: «У молодых людей, которые уехали из республики, не желая быть арестованными с подброшенным оружием, не получается устроиться на работу. Везде проверки, везде посадки, — возмущается внук шейха. — Недавно был обыск у [семьи баталхаджинцев] Баркинхоевых. Отца спрашивали: „Где ваш сын? Мы его должны забрать“. А сын на службе, в зоне спецоперации».
Солдаты выстраиваются на плацу университета спецназа, и Анарбек громким, хорошо поставленным голосом выпевает аяты — стихи Корана. До того, как записаться добровольцем, юноша стал хафизом. Арабская речь разносится далеко, заглушая шум трассы и выстрелы с тренировочного стенда. Однако вопрос о том, что означают эти слова, смущает Анарбека: «Мы перевод не учили, чисто заучивали наизусть». Значение прочитанного стиха ему подсказывает кто-то из старших: «Для верующих уготован рай… Для тех, кто дает подаяние, для целомудренных к концу будет рай».
Когда-нибудь — вернувшись с фронта — сын убитого Ибрагима Белхароева планирует остаться в силовых структурах: «Наводить порядок в регионах РФ, чтобы везде были стабильность и мир».
«Просто справедливость нужна, в остальном здесь все нормально»
44-летний строитель Бахрум Тачиев в первый отряд баталхаджинцев, отправляющихся в Украину, не попал и ждет зачисления во вторую группу. По его словам, в его доме уже было два обыска (в каком процессуальном статусе и по какой статье, он не уточнил). У Бахрума четверо детей и немолодая мать. «В этой республике нет места справедливости, — жалуется он „Медузе“. — Родственники без причины сидят в тюрьме. Некоторых избили, даже побои снять не дали».
Бахрум говорит долго, постоянно возвращаясь к теме справедливости, которой он жаждет, но никак не может добиться. На вопрос, почему у него проблемы здесь, а воевать он собирается с украинцами, мюрид отвечает: «Если я туда отправлюсь, все поймут, кто мы такие — что мы защищаем Родину. Мы ведь тоже россияне и должны воевать, как все».
Но в чем цель этой войны, Бахрум сказать не может: «Я полностью не разбираюсь. Все страны хотят, чтобы Россия развалилась. И внутри тоже есть плохие люди… Мы обращались во много мест. Нет ответа. А Рамзан Ахматович Кадыров нам помог. Мы хотим России добра. Мы не террористы, не боевики. Мы мирные люди. Россия — хорошая страна, просто справедливость нужна. В остальном здесь все нормально».
Мать Бахрума, седая женщина в белом платке, сидит в просторном кожаном кресле и шепчет суры Корана. Рядом на диване лежит маленький внук. Сын долго объясняет матери по-ингушски, что надо говорить журналисту. «Что нам прикажет верхний, все хотим делать, — послушно говорит она, с трудом подбирая русские слова. — И мы приказываем детям, чтобы они слушали начальство, кто бы ни был».
Оживляется женщина в ответ на вопрос, не страшно ли ей за сына: «Кто хочет отдать детей? Все равно надо. И раньше так было. Когда нас выселяли».
Она рассказывает, как советские власти без суда признали целый народ виновным и отправили в ссылку, где умерли ее младший брат и две сестры, и как ей, девятилетней девочке, приходилось собирать коровий навоз в морозной казахской степи, чтобы отапливать им жилище.
Женщина говорит и говорит, отложив Коран. Пятилетний ребенок молча слушает бабушку, которая теперь готовится отдать сына, чтобы сохранить внуков.
Владимир Севриновский, Грозный — Гудермес (Чечня) — Сурхахи (Ингушетия)