Российская армия сможет остановить украинское наступление? А если нет, решится ли Путин на ядерный удар? Продолжаем задавать трудные вопросы о ситуации на фронте (которая постоянно меняется) военным экспертам
В последние недели обстановка на фронте быстро меняется — и постоянно ухудшается для российской стороны. Украинские силы уже освободили от оккупации значительные территории и не планируют останавливаться. В ответ Владимир Путин и другие представители российской власти то завуалированно угрожают ядерным ударом, то предлагают переговоры (но только «на условиях, которые предложит Россия»). «Медуза» поговорила с военными экспертами о том, к чему может привести такая ситуация.
— Россия как-то может остановить украинский прорыв?
Кирилл Михайлов, участник расследовательской группы Conflict Intelligence Team (CIT): На Херсонщине у россиян есть какие-то резервы, которые пока не принимали участия в серьезных боях, и десантники. Теоретически ввод этих резервов может приостановить контрнаступление, но, если они будут выступать разрозненно, как это было под Лиманом, это тоже может закончиться плачевно для российских подразделений.
На северо-восточном направлении ситуация даже хуже — хотя бои проходят ближе к российским базам [снабжения]. Там российские силы истощены боями и ослаблены после переброски резервов на Херсон. Из реальных сил там остались первая танковая армия и 20-я общевойсковая армия, но они сильно потеряли в организации и технике при поспешной перегруппировке с изюмского направления, а также растеряли часть своей боеспособности после контрударов под Лиманом, Купянском и так далее.
Большое количество мобилизованных сейчас перебрасывают в Луганскую область. Уже есть мобилизованный, который попал там в плен. [Так что и там] проблемы [у российской армии] очень серьезные.
Игорь Куртуков, военный историк: Есть потенциал, а есть актуал. Потенциально Россия, конечно, больше Украины. То есть если бы Россия имела вовлеченность в войну, равную украинской, то, конечно, украинцам пришлось бы тяжело.
Преимущество в численности мобилизованных может быть иногда компенсировано кратным преимуществом в оружии. Двойное превосходство в числе компенсируется только четырехкратным превосходством в оружии: квадратичная зависимость. Если превосходство тройное, то это будет выглядеть как пулеметы против копий. Это тяжелая ситуация. Если Россия действительно в состоянии выставить и вооружить в три раза большие силы, то у украинцев шансов мало. Единственная надежда, и она не беспочвенна, что Россия не в состоянии этого сделать.
То, что мы сейчас видим с украинской стороны, — это результат того, что украинцы с самого начала провели мобилизацию, долго готовили свои войска и им удалось в какой-то достаточной степени обучить и укрепить их, чтобы они были в состоянии вести такие наступательные действия.
— Когда первые российские мобилизованные смогут вступить в бой?
Кирилл Михайлов: Первые мобилизованные уже попали на фронт и в плен, но с такой подготовкой они могут создать только массу. Они же еще ничем не обеспечены, и их боевая эффективность, мягко говоря, вызывает большие сомнения. Поэтому я думаю, что прямо сейчас это вряд ли улучшит ситуацию для российской стороны.
[При этом] российской армии надо бросать мобилизованных «на убой» прямо сейчас, чтобы потом было что защищать. Но чем менее они подготовлены, тем большие они будут нести потери. Тем больше надо будет мобилизовать еще. Тем сильнее это ударит по экономике и политической стабильности России.
Мы [в CIT] считаем, что поступать в части российские мобилизованные будут в ближайшие дни — при условии, что они проходят хоть какую-то двухнедельную подготовку с 21 сентября. Но эту массу людей еще надо кормить, перевозить. Непрерывная мобилизация — это то, что в начале XX века привело к революциям в России. Это неблаготворно влияет на общую политическую стабильность в России.
А у Украины есть ресурс, которого нет у России, — 400 тысяч солдат с боевым опытом. Это одна из главных проблем [для российских сил].
Игорь Куртуков: Пока трудно сказать, потому что нужно посмотреть, как реально проходит это мобилизационное предприятие: призыв, обучение, формирование, как эта новая армия покажет себя на поле боя. Это все еще не произошло. Есть достаточно большой скепсис, что удастся провести удачную мобилизацию.
«Медуза» заблокирована в России. Мы были к этому готовы — и продолжаем работать. Несмотря ни на что
Нам нужна ваша помощь как никогда. Прямо сейчас. Дальше всем нам будет еще труднее. Мы независимое издание и работаем только в интересах читателей.
— Как Россия может нарастить боевую мощь? Если не говорить о ядерном оружии.
Кирилл Михайлов: [Дополнительных] средств огневого поражения нет. Россия уже использует все имеющиеся средства с той разницей, что тактическое использование авиации чревато потерями, поэтому ее нельзя полностью использовать в зоне боевых действий. Украинская пехота достаточно насыщена противовоздушными зенитно-ракетными комплексами (ЗРК) и имеет войсковую ПВО — это советские комплексы «Стрела», «Оса», британские Stormer, немецкие комплексы Gepard. Поэтому получается, что, когда российская авиация вылетает, она несет большие потери. Та же самая проблема со стратегическими бомбардировщиками.
Игорь Куртуков: Что касается, например, каких-то ковровых бомбардировок, то у России для этого просто нет средств. Стратегическая авиация сейчас уже используется, но в России она немногочисленна.
— То есть расширение огневой мощи может быть только за счет мобилизованных и ядерного оружия?
Кирилл Михайлов: Да, исключительно так.
Игорь Куртуков: Россия может изменить номенклатуру объектов, которые она поражает. Если почитать разного рода патриотические паблики, в них любят обсуждать, что Украину можно лишить электричества, уничтожить мосты. Но тут опять-таки, судя по тому, насколько упала интенсивность ракетных ударов по Украине, видимо, есть некоторые затруднения.
— Сколько еще может продолжаться украинское контрнаступление, учитывая осень и раскисание дорог?
Кирилл Михайлов: Да, это серьезная проблема. Значительная часть техники, которая поставляется с Запада, легкобронированная и колесная. При наступлении по проселкам, через поле, когда зарядят дожди, машины начнут вязнуть. Но я смотрел прогноз: на херсонском направлении дожди раньше 20 октября не зарядят, в Сватово серьезных дождей раньше 19-го не ожидается, поэтому окошко для наступления у украинцев есть.
В ближайшее время я бы не исключал взятия Сватово, Каховской ГЭС и так далее. Это то, что украинцы могут освободить при наличии достаточных резервов. Одновременное наступление по двум направлениям — это серьезная задача. Неизвестно, что у Украины с резервами, но у россиян с этим не все радужно. Поэтому я бы ожидал наступлений в ближайшие пару недель.
Игорь Куртуков: Современная армия нормально воюет при любой погоде. Вспомните Вторую мировую, там достаточное количество наступлений проходило зимой. Если мы возьмем действия примерно там же, но в 1941 году, то немцы за октябрь дошли примерно от Запорожья до Таганрога. Если взять весеннюю распутицу 1944 года — там, пожалуй, были довольно-таки серьезные ограничения, но даже в это время советские войска довольно далеко прошли в Западную Украину.
Самый важный фактор — это не столько холода, сколько длительность светового дня. Нужно, чтобы было светло. То есть время работы, получается, довольно сильно сокращается. А погода, холода — это вполне преодолимо.
— Каковы, на ваш взгляд, основные стратегические цели украинского контрнаступления?
Кирилл Михайлов: Тех операций, которые мы видим, — это освобождение всего правобережья Днепра, включая город Херсон. На северо-востоке — освобождение [части] Луганской области, оккупированной после 24 февраля: Сватово, Старобельск, Счастье, станица Луганская и Северодонецк, Лисичанск. Выход на старую линию соприкосновения до 24 февраля.
Если говорить про оперативные цели (то есть про то, что уровнем ниже, чем стратегические), то это взятие Сватово и Кременной, выход на оперативный простор и продвижение в сторону Старобельска, Рубежного и Северодонецка, Лисичанска.
Оперативные цели на херсонском направлении — выход к левому берегу реки Ингулец на всем ее протяжении, это правый приток Днепра. Или поставить трассу Каховская ГЭС — Херсон под огневой контроль. Что, в свою очередь, лишает Херсон возможности снабжения автомобилями и оставляет логистику на милость ненадежных паромных переправ. Еще [для ВСУ] было бы идеально выйти с северо-запада, севера к Херсону так, чтобы российские паромные переправы оказались в зоне действия ствольной артиллерии.
Игорь Куртуков: Я бы сказал, что суть тут не в населенных пунктах и городах, хотя Херсон и является важным объектом для украинской армии. Это очень важный политический объект. Но с точки зрения войны он, может быть, не столь важен.
Я считаю, что наиболее выгодное направление для наступления украинцев — через Мелитополь к Крымскому перешейку. Это сразу обрушит всю российскую систему, но, естественно, российская сторона тоже держит там резервы.
— Может ли Украина угрожать вводом войск в Крым?
Кирилл Михайлов: Это зависит от поддержки Запада. Нужны новые поставки. Нужно больше бронетехники, артиллерии, самых базовых вещей — чтобы, если украинская армия оказалась в меньшинстве, она все равно смогла противостоять российской армии и даже продолжать наступать. Нужно наращивание поставок от НАТО.
Игорь Куртуков: Вторжение в Крым — это отдельная история. По суше туда вторгаться довольно трудно: там узкий перешеек. Я не думаю, что украинцы в состоянии провести воздушную операцию. Флота у них как такового нет. Я скептически смотрю на вторжение в Крым со стороны Украины. Даже в самом худшем варианте у России остается достаточно войск, чтобы удерживать вход в Крым.
— Насколько сейчас реально применение тактического ядерного оружия Россией?
Кирилл Михайлов: Это очень маловероятный сценарий. На первом уровне стоят угрозы [его применения]. Последний раз Путин угрожал ядерным оружием в речи [об аннексии Херсонской, Запорожской, Донецкой и Луганской областей] — чуть ли не прямым текстом об этом говорил. Если ты так громко угрожаешь, значит, ты не готов это применить.
Если бы Путин полностью полагался на ядерное оружие, он не стал бы использовать мобилизацию как конвенциональное решение проблемы. Но, несмотря на риски, он пошел на нее.
Если же говорить про само тактическое ядерное оружие, то оно вряд ли способно сильно изменить ситуацию. Чтобы ее изменить и захватить те территории, которые официально аннексированы Россией, требуются сотни ядерных зарядов при первой волне атаки. Даже по фронтовым частям должны отработать десятки ядерных зарядов. Чтобы полностью изменить ситуацию, нужно гораздо больше, чем один ядерный удар.
Более того, таких учений, на которых российские войска учились бы наступать после ядерных ударов, не было. И если они не могут найти бронежилеты, то одеть всю армию в костюмы радиобиологической защиты — большая проблема.
Игорь Куртуков: Применение тактического ядерного оружия было бы большой глупостью. Оно, по сути, не дает никакой гарантии выигрыша этой войны, только оперативный эффект. Ядерное оружие поможет выиграть какие-то из сражений, которые идут сейчас. Но если мы говорим о выигрыше армии, то тут, скорее всего, эффект отрицательный. Потому что война сейчас очень сильно завязана на политику.
Сопротивление Украины в значительной степени определяется тем, что она имеет международную поддержку среди первого мира, но не имеет среди третьего мира. А второго мира у нас уже нет. Нанесение ядерных ударов сильно смещает этот баланс. Очень многие государства, которые сейчас как-то более или менее работают вместе с Россией, после такого, вероятно, постараются дистанцироваться, потому что применение ядерного оружия — это такое большое no-no [табу] в международной политике.
— Как западные страны могут ответить на российские ядерные удары?
Кирилл Михайлов: Многие говорят, что НАТО ответит мощностью высокоточного оружия. Сокрушительный высокоточный удар НАТО возможен, и он может сделать больше, чем российское ядерное оружие. После таких ударов выиграть эту войну на поле боя для России станет невозможным.
Это наиболее логичный сценарий, на него намекают бывшие и нынешние западные чиновники и эксперты. Удары могут быть нанесены и по размещению носителей ядерного оружия в России — например в Белгороде. Это наиболее адекватный ответ.
Игорь Куртуков: Американцы и ряд стран НАТО заявляют, что переход к применению ядерного оружия может привести к эскалации со стороны стран НАТО. То есть они все утверждают, что применять ядерное оружие в ответ не будут, но вот какой-то конвенциональный ответ может быть — в частности, например, это фактически будет переход к прямому столкновению. Вполне возможно и нанесение ракетных и воздушных ударов по российским силам. Но любая эскалация все ближе и ближе придвигает нас к грани, за которой начинается полномасштабная ядерная война.
— Может ли смена официального статуса российской «специальной военной операции», о которой сейчас ходят слухи, увеличить масштабы боевых действий?
Кирилл Михайлов: Это может увеличить пропускную способность оборонных предприятий. Единственное, что сейчас можно было бы сделать, за вычетом ядерного оружия, это [объявить, что начинается] тотальная война. Она предполагает полную мобилизацию, перевод всей экономики на военные рельсы, все работает 24/7. Начинается всеобщее военное обучение.
Это единственный способ усиления огня. Но на это нужны ресурсы и такой репрессивный аппарат, как советский. А сейчас путинский репрессивный аппарат заточен на точечные репрессии и нет такого патриотического подъема. Соответственно, я сомневаюсь, что сейчас можно вести точно такую же тотальную войну, которую вел Советский Союз.
Игорь Куртуков: Я думаю, Россия сейчас использует все, что может. Формальная классификация этой операции вряд ли может что-то изменить в этом смысле.
— Как долго еще может продлиться война?
Кирилл Михайлов: Эта война может разворачиваться каким-то совершенно непредсказуемым образом. Долгосрочные прогнозы я бы делать не стал, но затянется это надолго. Так как у сторон диаметрально противоположные цели, в ближайшее время никакие мирные инициативы работать не будут, пока одна из сторон не будет настолько истощена, что пойдет на уступки.
Игорь Куртуков: Имеется две позиции: российская и украинская. Сейчас эти позиции находятся довольно далеко. То есть если по какой-то причуде судьбы Россия скажет «мы согласны на украинские идеи», то Украина пойдет на переговоры. Если бы завтра Путин заявил: «Я вывожу все свои войска, прекращаю войну, давайте переговариваться о мире», — очень возможно, что Зеленский бы сказал: «Хорошо, хватит лить лишнюю кровь».
Но если Путин скажет: «Ну, давайте переговариваться о мире на условиях, что мы оставляем за собой четыре украинские области, потому что мы их уже включили в состав России», — то на такое украинцы не пойдут. С другой стороны, то, что Путин, провел эту аннексию, — это акт сожжения мостов. У него нет пути назад, нет выхода из этой войны по своей инициативе.
Дорогие читатели! «Медуза» все еще заблокирована в России. Если вы хотите поделиться этим материалом со своими близкими, которые по какой-то причине все еще не умеют обходить блокировки, отправьте им PDF-версию статьи в мессенджере или по почте. Чтобы сгенерировать такой файл, найдите кнопку PDF — она расположена наверху этой страницы (если не получается, вот подробная инструкция).
«Медуза»
«Медуза» — это вы! Уже три года мы работаем благодаря вам, и только для вас. Помогите нам прожить вместе с вами 2025 год!
Если вы находитесь не в России, оформите ежемесячный донат — а мы сделаем все, чтобы миллионы людей получали наши новости. Мы верим, что независимая информация помогает принимать правильные решения даже в самых сложных жизненных обстоятельствах. Берегите себя!