«У меня война, у моих друзей война, а у всех остальных — обычный день, праздник» Интервью Жени Мильковского из группы «Нервы». О разрушениях в родной Донецкой области и отъезде из России
Женя Мильковский — лидер украинской рок-группы «Нервы». Он родился в Донецкой области, переехал в Киев, а потом долгое время жил в Москве, где открыл свою кофейню «Кофе мой друг» и магазин мерча. Сразу после начала войны Мильковский отказался от всего, что связывало его с Россией, и переехал в Грузию. Сейчас он помогает украинским беженцам в Европе и пострадавшим от войны в Украине. «Медуза» поговорила с Мильковским о том, как изменилась его жизнь после войны и почему музыкантам не стоит молчать.
— Ты родился в Донецкой области. Расскажи о своем родном городе? Как там относились к тому, что ты говоришь по-русски?
— Я родился в Красноармейске. Сейчас это Покровск. Маленький шахтерский город с населением чуть больше 60 тысяч человек, я там прожил до 16 лет, позже уехал в Киев. Практически все в этом городе говорили по-русски, и я никогда не видел, чтобы там кого-то ущемляли из-за языка. Да, мы говорили на русском языке, но в школах был украинский, мы отмечали украинские праздники. Мы жили в Украине и говорили про проблемы Украины, разговоров про Россию не было. Людей там волновала только собственная жизнь и выживание. Если там кто-то и выяснял отношения, то по личным вопросам, но никак не из-за языка.
— Покровск сильно пострадал от войны?
— Сейчас не так сильно, как другие города. Я нахожусь не там. Мои друзья присылали видео оттуда и рассказывали, что там было несколько прилетов [ракет]. Сейчас город отключают от водоснабжения и газа, он не в очень хорошем положении.
Не так далеко от Покровска находится город моего лучшего друга, гитариста нашей группы Ромы Булахова — Северодонецк. Этот город разрушен полностью, его оккупировали. Отец и бабушка моего друга в какой-то момент больше месяца не выходили на связь. Его отец не мог себе позволить выехать из города и бросить больную мать. Это были мучительные недели переживаний и поисков. Благодаря хорошим людям всех нашли. Еще чуть позже мы узнали, что бабушка Ромы скончалась. А отец Ромы с осколками в легких уехал оттуда, смог выбраться.
— Кто-то из твоих знакомых эвакуировался из Донецкой области? Недавно власти Украины объявили о том, что регион нужно покинуть всем.
— Полномасштабная война идет уже полгода, и многие [кого я знаю] эвакуировались разными способами: кто-то сам, кого-то спасли, а кто-то прошел фильтрационные лагеря, которые являются полнейшим фашизмом.
Какие бы предлоги ни были изначально у Путина, сейчас это выглядит как захватническая война из Средних веков. Они приходят, сносят все [украинские] флаги и гербы, переименовывают города, устанавливают свои правила. Они убивают людей, находят для себя каких-то «националистов» и просто занимаются геноцидом.
— Ты предполагал, что война рано или поздно может начаться?
— Я не мог в это поверить. В феврале [еще в Москве] я как-то вышел на балкон и почувствовал в воздухе что-то странное, нависшую угрозу. Подумал: что бы я сейчас ни сказал, все это уже не важно, вся суета неуместна. Незадолго до того, как все началось, я написал антивоенную песню, где сказал об этом. Такие песни есть во всех наших альбомах.
— Как ты узнал о том, что Россия напала на Украину?
— Я лег спать в шесть утра, в семь меня разбудило сообщение от одногруппницы, которая живет в Киеве. Она написала: «Женя, нас бомбят». Дальше мне стали прилетать сообщения от друзей о том, что все они ищут бомбоубежища, что земля дрожит. Моя жизнь перевернулась с ног на голову.
Я сразу же начал писать об этом в инстаграм. И тут же в директе получил много негативных сообщений от своих слушателей — с кучей оскорблений на основании того, что я «хохол». Они писали про восемь лет и про президента-клоуна. Этого было так много, что я не просто офигел, а оцепенел от ужаса. В это время ракеты прилетали по Киеву, по тем местам, где мы снимали клипы, которые они все любят. Я не ожидал такой реакции. Я не говорю о всех слушателях — многие поддерживали, — но огромное количество писало именно так.
— Как думаешь, почему?
— Пропаганда. [Российская] пропаганда не год и не два, а десятки лет говорит о пренебрежении к другим народам. Эта пропаганда имперского величия России, рабского мышления долгие годы влияла и продолжает влиять на людей. Эти люди в соцсетях делятся на несколько категорий: есть те, кто поддерживает конкретно Путина, есть «зетники», есть просто конформисты и ватники.
Самое печальное — когда человек может быть даже против войны или власти, но продолжает думать, что Россия великая, он великий, а все остальные убогие. Это как будто уже в крови. Они больны победобесием, Советским Союзом, хотят жить в рабстве. Почему многие больны СССР, хотя это полный рабский сатанистский ****** [кошмар]? Потому что многим комфортно, когда ими управляют, — им нравилось жить, когда есть кто-то главный.
Плюс у многих людей в России в голове случилось замыкание — ты столько лет жил в стране, которая победила фашизм, и политическая повестка всегда строилась вокруг этого. И вдруг твое государство идет фашистской дорогой, а ты — гражданин этого государства. Психологически это сложно принять, а самое главное — поверить в это, пока пропагандистская машина работает на полную.
— Тебя эта реакция сильно разочаровала?
— Конечно. От меня за эти пять с лишним месяцев отписались 150 тысяч человек. Это много. Мне писали огромное количество сообщений, в них был весь спектр агрессии. «Я люблю твою музыку, но вы, украинцы, не ************ [выделывайтесь]. Мы вам жизнь дали, поэтому извинитесь и сдайтесь». «Сейчас мы запустим в тебя ракеты, ****** [хренов] ты хохол».
Я не поверхностный исполнитель. В моих песнях всегда есть мораль, какие-то ценности, которые я пытаюсь показывать людям. Я очень переживаю за это все, мне очень важен посыл, и у меня всегда на первом месте стояли добро и человечность. Грустно, что некоторые не вслушивались в эти песни.
Некоторым Путин, который уничтожает их же страну и крадет их будущее, оказался ближе. Это предательство. Они предали не только меня, а еще и свою страну. Хотя им кажется, что патриотизм — это просто верить властям. Но все оппозиционеры, люди, которые против, гораздо большие патриоты, чем все «зетники» и ватники, которые сами разрушают и Россию.
— Как ты вообще относился раньше к российским властям?
— Я всегда относился плохо. Это было понятно по тому, как закручиваются гайки в самой России, уничтожается свобода слова, обнуляются президентские сроки. Что мы имеем в итоге? Ухмыляющегося Путина в телевизоре, который несет ересь, но при этом знает, что люди ничего ему не скажут в ответ.
— Власти в России или Беларуси когда-нибудь оказывали на тебя давление?
— После нашего антивоенного клипа «Суицид моей веры» [который вышел 3 февраля 2021 года] у нас отменились концерты в Беларуси. Я поддерживал Беларусь и митинги 2020 года [против результатов президентских выборов]. После нашего поста с бело-красными сердечками нам отменили все концерты. Мы не прошли «комиссию по экстремизму».
В России я неоднократно сталкивался с беспределом разного характера. Для многих полицейских мой украинский паспорт был поводом к более пристальному вниманию, скажем так. Они угрожали депортацией, зная, куда давить, начинали манипулировать, иногда это доходило до абсурда. Несколько лет назад я играл концерт в Краснодаре, у меня были все необходимые документы, после концерта в клуб ворвались полицейские. Они пришли с оружием, всех упаковали и начали докапываться по поводу того, что у меня украинский паспорт. Говорили, что я наркоман. Хотя я занимаюсь спортом. Я показываю им паспорт и патент, они говорят, что у меня должны быть с собой чеки на оплату этого патента. Это значит, что я должен с собой кучу бумажек носить на случай облавы в клубе?
Один раз меня сняли с поезда. Я возвращался в Москву после концерта в Минске, и полицейские высадили меня в Смоленске — пальцы откатали, шнурки забрали, сказали, что я якобы незаконно пересек границу. Оказалось, что для граждан Украины нет пограничного пункта между Россией и Беларусью, но при этом есть прямой поезд, на который мне продали в кассе билет по моему паспорту, и я просто поехал, не зная об этом. Как я мог сам решить незаконно ее пересечь? В отделении мне ответили: «Вы вот, хохлы, *********** [выделывались], теперь мы так *********** [выделываемся]». В протоколе было написано, что я сел в поезд, но в 23:45 решил незаконно пересечь границу.
Меня отпустили на следующий день, потому что я знаю Васю Басту, начальник [местной] ФСБ оказался его фанатом. Меня проводили с конвоем до поезда, который едет обратно в Минск, из Минска я должен был полететь самолетом.
— До войны ты жил в Москве, в России у тебя был бизнес — кофейня и магазин. Ты сразу решил все закрыть и уехать?
— Да, сразу. В течение пары дней я уже купил билеты. После звонков друзей и близких у меня не было ни капли сомнения в том, чтобы от всего отказаться и уехать из России. Мне было очень важно продолжать говорить, высказываться, использовать все возможности для огласки. Мне хотелось говорить об этом громко. Я был в шоке от количества людей, которые решили, что это не их проблема, что они хотят отмалчиваться. Я не размышлял, а просто уехал — и все закрыл, по-другому было невозможно. Какие вообще кафе? Война.
— Сейчас тебя еще что-то связывает с Россией?
— Мои друзья и часть команды. Не все смогли так просто взять и уехать, это очень сложно, особенно если у тебя семья, за которую ты несешь ответственность. Мы — те, кто уехал, — сделали, как посчитали нужным. Я не могу оставаться там, выбирать слова и быть частью механизма этой террористической империи.
— Как твой переезд отразился на работе команды?
— Есть много трудностей. Мы отдельно, ребята — отдельно. Это уже совсем другое что-то. На многих этот стресс повлиял губительно, начались проблемы со здоровьем, у ребят из моей команды в том числе. Какой-то совместной бурной деятельности, которая была раньше, сейчас нет.
— Война идет уже полгода. Как изменились твои чувства за это время?
— Война идет с 2014 года.
В полномасштабной войне [начавшейся 24 февраля 2022 года] все больше и больше людей умирает, все больше летают ракеты, происходит теракт за терактом. Ничего не заканчивается. Каждый новый день — это продолжение огромной трагедии, она только разрастается, и ее последствия тоже.
— Некоторые украинские музыканты, например Андрей Хлывнюк из группы «Бумбокс», отправились на фронт. Были ли у тебя такие мысли?
— Мысли разные приходили. Особенно во время эмоциональных пиков. Но я понимаю, что я могу сделать больше, если буду делать то, что у меня получается лучше всего. Я этим и занимаюсь — использую свои возможности, чтобы быть максимально продуктивным.
— Ты дал несколько благотворительных концертов с российскими исполнителями — группой «Порнофильмы» и рэпером Фейсом (Иваном Дреминым). Не было ли у тебя опасений насчет выступлений вместе с россиянами на одной сцене во время войны?
— Я предполагал, что кто-то воспримет это отрицательно. Но я знаю людей, с которыми я поехал в этот тур, их песни и позицию. «Порнофильмы» — главная оппозиционная группа России. Она гораздо более серьезная, чем все остальные группы. Они исполняют важнейшие песни, они направляют слушателей в правильную сторону, они всегда поддерживали Украину. Фейс тоже переосмыслил свое творчество — и начал доносить правильные вещи до людей. Для меня это очень важно, это меня трогает.
Когда я проснулся 24 февраля и начал высказываться, я надеялся, что все музыкальное сообщество это поддержит. Все эти артисты, инфлюэнсеры, блогеры, певцы — у них есть такая же возможность влиять на людей, нести какую-то мысль в противовес пропаганде, образовывать людей. Тем не менее это очень мало кто делает. Было ощущение, что у меня война, у моих друзей война, а у всех остальных — обычный день, праздник. Я так верил в то, что музыканты будут сопротивляться. Если бы какие-то крупные артисты типа того же Моргенштерна, Басты, Бузовой сказали, что война — это полный ад, это был бы другой мир и другая реальность, но они решили промолчать.
Естественно, когда я вижу, как Фейс и «Порнофильмы» высказываются прямо, без каких-либо увиливаний, я это уважаю.
— При этом в одном из интервью ты говорил, что сейчас сами песни мало на что могут повлиять. Почему ты так думаешь?
— Сейчас под нашими антивоенными клипами в ютьюбе люди пишут, что только теперь они поняли, о чем на самом деле эти песни. Интересно, как они их воспринимали до этого? Люди вообще часто странно воспринимают творчество.
Сейчас украинские артисты пишут антивоенные песни, занимаются благотворительностью, поддержкой, борются с войной любыми способами — и высказываются прямо. Они могут выпускать любые песни, так как обозначили свою позицию. А когда артист не высказал свою позицию и выпускает просто развлекательный контент, это плохо. Музыка, конечно, важна, но когда это музыка без стержня, без позиции, без автора, когда это очередная песня ни о чем в тот момент, когда что-то важное происходит в мире, — это просто отвлечение внимания.
— Кстати, в июле в Украине запретили русскоязычную музыку. Что ты об этом думаешь?
— Это результат военных преступлений России. Украине сейчас важно поддерживать свой язык, подчеркивать национальность, чтобы существовать как независимая страна и народ. Ведь многие в России считают, что нет такой страны, как Украина, — и тем более нет такого языка, как украинский.
— Большая часть твоих песен на русском языке. Как к этому относится твоя украинская аудитория?
— Некоторые осуждают. Я не знаю, что сказать, я всю жизнь говорил и пел на этом языке, все было нормально. Но Путин взял и в один момент все это уничтожил. Собственно, все мое творчество. Я сейчас не знаю, на каком языке петь и что писать. Это сложный вопрос для меня самого. Я сейчас не просто лишился возможности играть концерты, это [запрет на язык] обесценило мое творчество тоже. Украинцы, которые слушали мои песни, теперь тоже отказались от них. Я их понимаю.
— Ты пишешь что-то новое?
— Написал несколько песен, некоторые из них выложил, все они о войне. Пару песен на украинском языке — пытаюсь привлекать внимание к проблеме всеми способами. Пишется тяжело. Я не из тех людей, которые, когда-то что-то происходит, сразу пишут песни. У меня нет сейчас творческого настроения. Да, я беру гитару в руки, потому что я человек — и не могу испытывать постоянно одно и то же чувство [подавленности]. Оно уничтожает. Так реально можно сойти с ума и умереть.
— Как думаешь, что делать музыкантам, оставшимся в России?
— Есть артисты, которые поддерживают войну. Есть те, кто просто молчит. С ними все ясно. Есть те, кто смело высказывается против, за что им спасибо! А есть артисты, которые якобы против войны, но уезжать не собираются — и высказываться тоже не хотят, потому что это поставит под угрозу их карьеру и заработок.
Они говорят: «Ну а что нам делать? Мы против, но нам запрещают быть против, и мы подчиняемся! Мы же так лишимся концертов». Такая вот «борьба» в рамках дозволенного? А дозволено — ничего! На деле эти артисты просто ездят в туры, просто выступают на фестивалях и просто веселятся. Отвлекают народ от трагедии, помогая Путину и его пропаганде. И тем самым обесценивают посыл оппозиционных артистов!
Зачем смотреть новости про войну? Зачем чувствовать ответственность? Если можно просто сгонять на фест и бахнуть пивка! Смотри, сколько концертов! Жизнь продолжается.
Все зависит от человека, его чувства сострадания и ответственности, а не от уровня его популярности и финансовых возможностей. Сейчас очень хочется поддержки и единства с теми людьми, которым все это небезразлично.
— Какой момент за эти полгода был для тебя самым трудным?
— Для меня каждый день труднее предыдущего, потому что каждый день — новые убийства, новые потери, новые разрушения, новые трагедии. Я очень верю в скорейшую победу Украины, но даже это не изменит того, что произошло, люди не воскреснут.
Сейчас в мире неспокойно, страшно жить, когда столько сумасшедших людей готовы поддерживать войну. Я смотрю в окно и вижу, что люди ходят по улице, живут, чем-то занимаются, общаются, играют в баскетбол, катаются на скейте. Можно же так? Это же классно. И вот кому-то пришло в голову все это разрушить.
Мир, конечно, дерьмовый. И всегда в истории находился какой-то поехавший диктатор и его последователи. Но есть и хорошие люди. Я буду верить в них и стараться жить для них. Мы будем бороться, будем стараться, и, может быть, мы сможем что-то поменять.
«Медуза»