«Зверобой» — любовный роман Ксении Буржской, который должен был спасти репутацию жанра Хорошая попытка, но есть серьезный недостаток

Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о романе журналистки и писательницы Ксении Буржской «Зверобой». В центре сюжета — отношения двух женщин и одного мужчины. С первого взгляда кажется, что «Зверобой» — спасение для жанра любовной прозы, которого в России, по сути, не существует. Однако то, что остается за пределами любовного треугольника, в романе Буржской оказывается не очень убедительным.

Ксения Буржская. Зверобой. М.: Inspiria, 2022

Язык русской прозы последних двух, если не трех десятилетий плохо приспособлен для разговора о любви — вся словесность, имеющая репутацию «большой» и «серьезной», эту тему опасливо обходит стороной. Неслучайно понятие «любовный роман» склеилось в последнее время с обидным термином «женская (или, хуже того, сентиментальная) проза» и вместе с ним сдвинулось куда-то на периферию того, что «приличному человеку» можно читать без ущерба для здоровья, чести и репутации.

В этом контексте романы журналистки Ксении Буржской (первый, «Мой белый», вышел в прошлом году) — определенно любовные, но при этом по авторской задумке не сводимые к чисто романтической составляющей — представляют собой редкое и уже в силу этого ценное исключение.

В «Моем белом» в фокусе была распавшаяся, но не до конца изжившая взаимную привязанность пара девушек, новые партнеры обеих героинь, их общая дочь-подросток и ее первый романтический интерес. В «Зверобое» автор вновь под разными углами рассматривает сложную любовную коллизию. 

Двадцатипятилетняя Марьяна смертельной, мучительной и неисцелимой любовью любит свою сорокалетнюю начальницу Ольгу. Ольга любит сначала мужа, потом любовника, потом личного водителя, но и Марьяну тоже как будто немного любит — во всяком случае, не отпускает, держит то ближе, то дальше, время от времени подергивая поводок, на что-то намекая, но никогда не конкретизируя намеков. Хороший парень Демьян так же беззаветно любит Марьяну и верит, что, пользуясь словами известной исполнительницы, его огромной любви хватит им двоим с головою. Но однажды, устав от вечной недолюбленности, от своей неизбывной второсортности в браке с Марьяной, решает поискать утешения в отношениях на стороне — таких же ассиметричных и нелепых.

Вся эта шаткая и взрывоопасная, казалось бы, совершенно не совместимая с жизнью конструкция оказывается, вопреки ожиданиям, удивительно устойчивой — герои на протяжении долгих лет вязнут в своих внутренних драмах, мотают нервы себе и друг другу, множат взаимные обиды, на что-то надеются, ищут выход, но находят лишь новые входы все в тот же бесконечный лабиринт. И только внезапная смерть отца Марьяны, чудака-энтомолога, звавшего дочь Рысью и подарившего ей самые странные, самые важные воспоминания детства и отрочества, катализирует патовую, казалось бы, ситуацию, вынуждая всех троих выйти из зоны привычного дискомфорта и принять, наконец, какие-то важные решения.

Главное достоинство Ксении Буржской как автора состоит в том, что, повествуя о тонких переливах чувств, она ухитряется не скатиться ни в приторную слащавость, ни в абстрактную выспренность, ни в откровенную фальшь. Ее язык — поэтичный, пластичный и образный (дебютировала Буржская именно как поэт), в то же время сохраняет абсолютную ясность и однозначность. А эмоции, о которых автор пишет, при некоторой их гипертрофированности остаются понятными, естественными, подлинными. Да, так в самом деле можно чувствовать, любить, говорить о своих чувствах. Да, это я, это обо мне (о моем друге, подруге, обо мне в молодости). 

Словом, не будет преувеличением сказать, что так, как Буржская, о любви во всей ее сложности и многообразии по-русски сегодня не пишет никто — и это уже само по себе огромная победа. Но фиксация на одной ключевой теме имеет оборотную сторону. Мастерски описывая все, связанное с чувственной сферой, Буржская жертвует всем лежащим за ее пределами. Объемные, живые, наполненные и узнаваемые в том, что касается их любовных историй, в прочих отношениях и Марьяна, и Ольга, и Демьян выглядят плоско и приблизительно.

Кем там работают Ольга и Марьяна? Да какими-то журналистами, кажется. А живут они где? А пишут о чем? Нет ответа. У Марьяны и Демьяна двое дочерей-погодков — а какие они, что мы о них знаем? Любят ли их родители, в конце-то концов? Ну, наверное, любят, люди же они все-таки, но вообще-то книга о другом. Демьян, вроде бы, что-то преподает в университете — а что конкретно и почему именно это? Неизвестно, да и какая разница. Он хороший преподаватель или плохой? Скорее хороший, но это не точно.

То же можно сказать и о героях второго-третьего плана, намеченных настолько скупо, что порой их трудно запомнить даже по функционалу, не то, что по именам. Ту же претензию можно предъявить и предыдущему роману Буржской, все герои которого, казалось, существовали только для того, чтобы любить, ревновать, страдать или гореть, а в остальное время были какими-то неконкретными «врачами», «художниками», «музыкантами», неизвестно чем занятыми и ни к чему другому не приспособленными. 

Все, что не подсвечено силой любовного чувства, в прозе Буржской не просто лежит в тени — оно не существует. И, выходя за границу этого ослепительно-яркого пятачка, ее герои, только что такие теплые и объемные, превращаются в неодушевленную плоскостную развертку. 

Можно ли считать подобную концентрацию на чем-то одном в ущерб всему остальному таким уж серьезным недостатком? Как ни жаль признавать, скорее да. Подлинно большая словесность не может быть устроена по принципу «тут работает — тут не работает», а все, что не «про любовь», у Буржской либо совсем не работает, либо работает не в полную силу. И это возвращает нас к изначальному тезису: любовь и литература в нашей культурной традиции — в разводе. И даже таким талантливым и неординарным текстам, как те, что пишет Ксения Буржская, пока не удается перекинуть надежный мостик от одного к другому.