«Брат во всем» Александра Золотухина — драма о близнецах, которые мечтают стать пилотами Авиационная романтика без единого отрицательного героя. А что, такое еще бывает?

В конкурсе Берлинале в этом году российских фильмов нет, но в программу экспериментального кино Encounters попала картина Александра Золотухина «Брат во всем». Кинокритик «Медузы» Антон Долин объясняет, что ценно в этой камерной истории о взрослении и братстве.

Ученики Александра Сокурова — люди поразительно свободные в творческом отношении, прежде всего в том, что касается принятых в кинематографе «форматов». Александр Золотухин (эстетически самый близкий своему учителю) — еще одно тому подтверждение. Его дебют «Мальчик русский» несколько лет назад показывали здесь же, в Берлине. Новый фильм — «Брат во всем» — удивит и растрогает одних, а у других вызовет раздражение и непонимание. Но все сойдутся в том, что эта работа нетипична.

Действие «Брата во всем» разворачивается на территории военного летного училища. Братья-близнецы Андрей и Митя (Николай и Сергей Журавлевы) почти не отличаются внешне, но очень разные по природе. Объединяет их лишь страсть к полетам. Андрей — уверенный в себе (даже слишком), порывистый, импульсивный. Митя — рефлексирующий, сомневающийся. И вестибулярный аппарат его подводит, а значит, мечте не суждено осуществиться. В самом начале фильма он теряет сознание в воздухе и остается в живых буквально чудом. К тому же всех больше тревожит падение другого тренировочного самолета, при котором тяжело пострадали два курсанта. Но впереди Митю ждет врачебная проверка, а потом, по всей видимости, братья должны будут расстаться.

Как и Сокурова, Золотухина завораживает рутина мужского мира, куда женщинам хода нет: вспоминаются «Духовные голоса», «Повинность», «Отец и сын», «Александра» — и пристальный взгляд режиссера на отношения между близкими родственниками.

От «Мальчика русского» «Брат во всем» унаследовал военную среду, тревожное настроение и, наконец, влюбленность в небо — источник и сладких грез, и угрозы. В него вслушиваются герои, а вслед за ними и зритель. А еще — музыкальность, недаром продюсер — работавший и с Сокуровым композитор Андрей Сигле. Величественная мажорная прелюдия к «Золоту Рейна» Вагнера отправляет нас туда же, на небеса, поближе к богам и героям Вальгаллы. А нежную лирическую тему из третьей симфонии Брамса здесь сыграли на акустической гитаре.

В остальном «Брат во всем» совсем не такой, каким был нашумевший и награжденный на «Кинотавре» дебют Золотухина. Он современный и вневременной, романтический и вместе с тем буднично-документальный. Последнее не случайно: воссозданный здесь мир хорошо известен Золотухину, сыну военного пилота (фильм посвящен его отцу).

Тем, кто никогда в подобных местах не бывал, остается гадать, сколько тут правды, а сколько вымысла. Курсанты и их преподаватели-офицеры никогда не сквернословят, не дерутся, не подставляют друг друга, не угрожают. Здесь царят равенство и братство (см. название фильма), лишь изредка сменяемые дружелюбной субординацией. Не пилоты, а ангелы поднебесные. Золотухин признается, что ставил себе именно такую задачу — снять фильм исключительно о хороших людях, в котором драматический конфликт определяют обстоятельства, а не скверные поступки кого-то из персонажей. 

«Брат во всем» опирается на специфическую традицию авиационной романтики, которая восходит к советским 1930–1940-м. Это «Два капитана» Вениамина Каверина, полотна и мозаики Александра Дейнеки, богатый песенный канон. В последние годы мы видим ностальгическое возрождение этой линии как минимум в литературе («Авиатор» Евгения Водолазкина, «Истребитель» Дмитрия Быкова). Почему? Потому что, по словам Мандельштама, «сутулого тянет могила и воздушная яма влечет»? Или просто потому что хочется бежать от невыносимой реальности куда подальше — в небо? В 1930-х бежали от одного, в 2020-х — от другого, но сам принцип остался прежним. 

Эскапистский этюд Золотухина, эффектно и при этом целомудренно снятый оператором Андреем Найденовым («Эйфория», «Дорогие товарищи»), можно было бы назвать фильмом взросления. Расставаясь с самым близким человеком — братом, да еще и близнецом, — ты прощаешься с детскими иллюзиями, вступаешь во взрослую жизнь более решительно, чем самолет, входящий в штопор. Но эта картина ценна именно тем, что она до последнего кадра держится за иллюзии — и остается притягательной и таинственной, будто знакомая авиационная мозаика со станции метро «Маяковская».