Ледяной взгляд Колчака и улыбка молодого Кирова В российский прокат выходит утраченный сто лет назад фильм Дзиги Вертова «История Гражданской войны»

В российский прокат 13 октября выходит утраченный сто лет назад и чудом восстановленный фильм Дзиги Вертова «История Гражданской войны». В 2018 году здесь же был показан другой потерянный фильм классика документального кино — «Годовщина революции» (1918), однако выяснилось, что существует и другая, более поздняя лента, в которой кинематографист и непосредственный участник тех событий показывает сцены Гражданской войны. Историк кино Николай Изволов почти целиком восстановил «Историю Гражданской войны» по найденному документу (утерян лишь фрагмент, в котором снят Сталин). В Амстердаме картину 1921 года показали на большом экране и с оркестром. Антон Долин рассказывает, какой она видится сто лет спустя.

Этот материал был впервые опубликован в ноябре 2021 года, после премьеры фильма в Амстердаме.

Совершенно непонятно, как рецензировать найденный и восстановленный фильм Дзиги Вертова — возможно, величайшего автора документального кино. С одной стороны, авторитет режиссера настолько огромен, что само его имя в титрах служит исчерпывающей гарантией качества. Да и как будешь критиковать работу совсем молодого человека (Вертову в 1921 году — всего 25), созданную на заре советского государства, еще и в тяжелейших условиях Гражданской войны? С другой — статус утраченной драгоценности создает вокруг фильма устойчивый ореол легенды — что бы там ни демонстрировали на экране. Наконец, правила кинематографа, даже негласные, в то время установлены не были: полезно помнить, что Вертов был одним из будущих создателей этих правил. Поэтому все, что сегодняшнему зрителю может показаться «неправильным», — результат априори неподсудного эксперимента. 

Безопаснее вовсе не оценивать фильм и не копаться в нем, выдавая свои фантазии за трактовку, а просто рассказать о его удивительном появлении на свет.

«История Гражданской войны» пережила единственный сеанс в 1921-м и после закрытой премьеры исчезла. Сам режиссер понятия не имел, где ее искать. Причин было множество, в том числе — герои фильма. Директор амстердамского фестиваля IDFA Орва Нирабиа на мировой премьере остроумно заметил, что судьба картины — веха не только для летописи кино, но и для истории цензуры.

Однако историк Николай Изволов совершил невозможное, восстановив фильм Вертова по записям. Как и предыдущая (дебютная) работа режиссера — «Годовщина революции», — состоял он из собранной в определенном порядке хроники. Оставалось только найти этот порядок. Разница между двумя фильмами, однако, значительна, даже несмотря на то, что в них иногда используются одни и те же кадры. «Историю Гражданской войны» Вертов собирал не как монтажер и отстраненный хроникер — он был свидетелем и участником событий, многие сцены сняты им самим на полях сражений. Среди других операторов — люди легендарные, включая гениального Эдуарда Тиссэ. 

Короче говоря, перед нами как минимум уникальный исторический артефакт, представленный IDFA в соответствующем антураже — на экране грандиозного ар-декошного зала амстердамского Театра Тушински, ровесника фильма, и под живую музыку The Anvil Orchestra — дуэта американцев-мультиинструменталистов, озвучивавших немые шедевры. Здесь к звукам синтезатора и ударных они добавили аккордеон и (особенно уместную в этом случае) пилу.

Пусть сама хроника, из которой составлена картина, известна многим — все равно, будучи собранной воедино в колоссальную фреску событий трагической эпохи, она производит сильное впечатление. Где и когда еще можно посмотреть на молодого ухмыляющегося Нестора Махно, содрогнуться от ледяного взгляда адмирала Колчака, разглядеть залихватские усы Буденного, только что получившего из рук Калинина наградное знамя, увидеть молодого улыбающегося Кирова или сосредоточенного Орджоникидзе, принимающего парад?

В кадре мелькает и редкое женское лицо — перед нами знаменитая Лариса Рейснер, писательница, журналистка, подруга Мандельштама, возлюбленная Гумилева и муза Пастернака (Лара из «Доктора Живаго» вдохновлена ее судьбой), на тот момент — жена командующего флотом Федора Раскольникова; через несколько лет она скоропостижно скончается в возрасте 30 лет, выпив сырого молока. Здесь, уверенная в себе, она сидит на корме среди мужчин и победно улыбается. 

Недаром классики советского киноавангарда воспевали монтаж как главное художественное средство: составленный Вертовым грандиозный пазл, несомненно, не только хронологический перечень событий 1918–1921 годов (методично перечислены все основные фронты, Изволову не удалось найти и включить в фильм только фрагмент с Царицыным, где был запечатлен молодой Сталин), но произведение искусства, нетипичное, экспериментальное, временами удивительное.

Как показать войну, тем более Гражданскую, где особенно сложно занять позицию, отделить правых от виноватых, вычленить по-настоящему важное и отделить от случайного мусора истории? Чаще всего оператор опаздывает к началу и вынужден довольствоваться зрелищем руин, шествием пленных или парадом победителей. А попав в гущу событий, вынужденно держится вдали от театра боевых действий, и зритель вглядывается в силуэты на горизонте — там что, вправду кто-то кого-то убивает или это постановка, имитация, игра теней?

Вот на брусчатке недвижно лежит мертвец — и, не успеваем мы ужаснуться, поворачивается и привстает: раненый, его сейчас, может, даже спасут. Кавалеристы, вытянувшиеся цепочкой, живо напоминают то ли «Красную конницу» Малевича, то ли пластмассовых солдатиков из советского детства. По сути, все мы — в положении двух красноармейцев, в начале фильма притаившихся за пригорком и видящих невдалеке угрожающие клубы черного дыма. А что там, за завесой, поди разбери. 

Результат чрезвычайно интересен. Осколки реальности собираются в причудливый коллаж: баржа «Сережа» и бронемашина «Череп», товарищ Смилга и товарищ Полуян, взятие Казани и Кронштадтский мятеж, где камера вдруг застынет надо льдом, разбитым 12-дюймовым снарядом. Эта Гражданская война лишена героизма и помпезности: бесконечные праздничные шествия под духовой оркестр лишь оттеняют худобу, растерянность, неуверенность фигурантов истории, застенчиво смотрящих в объектив.

Вехи войны восстанавливаются через интертитры, а в кадре не оторваться от людей, нездешних и не похожих на нынешних, в каждом случае не способных осознать, частью каких процессов они оказались, по собственной воле или по велению судьбы. Будто они чего-то ждут, как ожидает и Вертов, и его зритель. Камера работает в промежутке между событиями, главное же неминуемо ускользает. Движение сводится к бесконечно ползущему мимо нас каравану беженцев — то покидающих места обитания, то возвращающихся обратно (подводы со скарбом тащат то лошади, то верблюды). Собственно, здесь соединяются концепции кино как длительности и войны как своеобразного измерения времени, которое подвергается утешительной систематизации и компрессии разве что на страницах учебника. 

В одном из эпизодов красноармейцы в шинелях маршируют, собираясь на фронт, а в левом нижнем углу кадра видна тень оператора, крутящего ручку камеры. Почему-то хочется в этом невидимом и анонимном «человеке с киноаппаратом» угадать самого Вертова. Если это и не он, то зримый образ искусства, притаившегося тенью в углу истории, чтобы стать точкой сборки хаотично разбросанных событий.

Через год после завершения «Истории Гражданской войны» Вертов провозгласит себя художником-новатором, создаст концепции «Киноправды» и «Киноглаза» — камеры, способной видеть истину, которую иногда не по силам узнать и описать человеку. Разумеется, эти визионерские идеи находились в прямом противоречии с пропагандистскими целями, которые ставили и сам Вертов, и его заказчики. Однако удивительным образом в «Истории Гражданской войны» ощущается больше правды и меньше идеологии, чем в любых, даже самых лирических и нежных, игровых фильмах советского периода на ту же тему. 

Взять хотя бы простейший аспект — здесь нет не только случайно потерянного Сталина, но и Ленина, которого Вертов попросту не счел необходимым включать в картину. Вместо него протагонист большой истории и заодно фильма — Троцкий, чьи незаурядные ораторские способности отлично видны даже в немом кино. Уже одно это создает эффект смыслового сдвига. А их в этой картине множество.

Высока и ее интерактивность. Погружая публику в центр или на обочину еще не отрефлексированных событий, режиссер приглашает зрителей разделить свой энтузиазм и одновременно ощущение зыбкости будущего, которое создается на глазах — как ремонтируется ближе к финалу железнодорожный мост, взорванный анархистами в первых кадрах. Кажется, подключиться к этому чувству сегодняшнему зрителю будет особенно легко.