Меня нельзя было остановить Почему массовые убийства стали новым стихийным бедствием. Репортаж Ирины Кравцовой из Перми, где 18-летний студент застрелил шестерых человек
Утром 17 октября 2018 года 18-летний студент Владислав Росляков пришел в Политехнический колледж в Керчи, взорвал самодельную бомбу, после чего из легально купленного турецкого ружья начал расстреливать всех, кто попался ему на пути. Он убил 20 и ранил 67 человек, а потом покончил с собой (хотя в этой версии долго сомневались).
Утром 19 мая 2021 года 19-летний отчисленный студент Ильназ Галявиев пришел в свою бывшую гимназию № 175 в Казани, взорвал самодельную бомбу, после чего из легально купленного турецкого ружья начал расстреливать всех, кто попался ему на пути. Он убил девять и ранил более 20 человек, а потом сдался полиции.
Утром 20 сентября 2021 года 18-летний студент Тимур Бекмансуров пришел в Пермский государственный университет и из легально купленного турецкого оружия начал расстреливать всех, кто попался ему на пути. Он убил шестерых и ранил 43 человека, а потом был ранен сам — и задержан полицией. Бомбу Бекмансуров решил не делать, потому что «она только замедляет», признался он в многословном манифесте, который опубликовал перед нападением.
Внимание! Это видео может вас шокировать. Просим чувствительных людей его не смотреть.
Все они похожи как клоны: тихие, замкнутые юноши, которые редко выходили из дома и не участвовали в драках на школьных дворах. У них не было друзей, но и врагов тоже. Никто их не травил, и никто над ними не издевался. Их родители в разводе, а отцы мало занимались воспитанием сыновей.
Все они говорили или писали в интернете, что хотели убить не кого-то конкретного, а людей вообще, незнакомых, и как можно больше. Презирали и обличали общество — и хотели сделать так, чтобы мир испытал ужас перед ними.
Все они долго и тщательно вынашивали план нападения. Проходили психологическое тестирование, получали лицензию на оружие, покупали ружья, учились стрелять. С особым вниманием готовились к последнему выходу из дома, позируя с оружием для прощальных селфи или выкладывая в интернет свои манифесты.
Про всех них одноклассники и однокурсники даже не могут толком ничего рассказать, объясняя, что близко с ними никто не общался и они вообще ничем не выделялись. Лишь постфактум вспоминают их как бы случайно брошенные фразы, что хорошо бы «расстрелять», «взорвать» или «убить» всех людей, которые им не нравятся.
* * *
Стрельба в Керчи была шоком. Прощание с людьми, которых убил Росляков, проходило на центральной городской площади, там стояли гробы, несколько часов подряд снова и снова играла «Ave Maria». Чиновники открыли и закрыли церемонию прощания, собравшиеся горожане все больше молчали. Многие отказывались верить, что 18-летний парень смог убить 20 человек.
Педагоги, студенты и чиновники, знавшие Рослякова лично, тогда настаивали, что «ребенок не мог это все организовать сам» — слишком сложно для одного человека, тем более такого юного, тихого и неконфликтного, как Росляков.
Видео с камер наблюдения из керченского колледжа почти сразу попали в сеть. На них видно, как Росляков один ходит по коридорам и стреляет в учеников и преподавателей. Но даже эти свидетельства подвергались сомнению. Кто-то из студентов и преподавателей утверждал, что стреляли трое; другие считали, что у стрелка был взрослый сообщник; третьи были уверены, что Росляков вообще ни при чем — якобы тут действовали неизвестные террористы, которым удалось скрыться, а юношу объявили виноватым. Обсуждались и возможные связи Рослякова с террористическим подпольем, которые сразу не подтвердились.
Однако даже глава Крыма Сергей Аксенов заявлял, что уверен: в одиночку Росляков не мог организовать это преступление. «В колледже он действовал один, но задача — установить, кто его готовил к этому преступлению. Подготовительные мероприятия, на мой взгляд, в одиночку он осуществить не мог», — говорил тогда Аксенов. В деле пытались искать разнообразные нестыковки, связанные главным образом с противоречивыми показаниями очевидцев о количестве стрелков, взрывов, а также о якобы подозрительном самоубийстве Рослякова.
Журналисты искали любые детали о самом Рослякове, его знакомствах, увлечениях, сказанных когда-то словах. Может быть, Рослякова обижали в колледже? Может, был старый конфликт и он кому-то мстил? Может быть, семья стрелка состоит на учете в органах опеки? Но все версии — мимо.
Потом выяснилось, что Росляков купил свое ружье легально, и критика обрушилась на продавцов оружия, которых обвинили в том, что им следовало насторожиться и как минимум не продавать юноше так много боеприпасов за раз; на руководство колледжа, не обеспечившее должных мер безопасности; на учителей и психологов, которые не распознали в Рослякове потенциального убийцу.
Президент Владимир Путин, выступая в Кремле перед высшими офицерами и прокурорами через десять дней после нападения в Керчи, потребовал «серьезно усилить контроль в сфере оборота оружия». «Жду от вас здесь конкретных предложений, в том числе и законодательного характера», — заявил он, обращаясь к Росгвардии.
События в Керчи обсуждали несколько месяцев, задавая все те же вопросы: кто виноват, кто не смог предотвратить трагедию и что нужно сделать, чтобы она не повторилась.
Когда в мае 2021 года Ильназ Галявиев расстрелял людей в казанской гимназии, версия о том, что этот тихий парень может быть непричастен к убийствам, уже не обсуждалась. Во-первых, перед стрельбой он открыл канал в телеграме, где описывал подготовку к нападению. Во-вторых, сразу после задержания охотно рассказывал, как в нем «начал пробуждаться монстр», почему он ненавидит всех людей и когда именно осознал себя «богом», который должен очистить мир от «биологического мусора».
Поэтому обсуждались в основном действия (и бездействие) людей, отвечавших за установленную в гимназии, но не сумевшую помешать Галявиеву систему безопасности, включающую в себя «тревожную кнопку», электрические замки и речевое оповещение. Ответственные за установку и работу этих систем стали фигурантами уголовных дел.
Журналисты вновь опросили людей, знавших Галявиева, но вновь не нашли в его биографии ничего, что могло бы указывать на потенциального массового убийцу. «Нормальный общительный мальчик» и «просто очень замкнутый человек» — так говорили о нем знакомые.
Вновь выяснив, что Галявиев купил оружие легально, журналисты и пытались разобраться: может быть, он нездоров психически и подделал справку для получения лицензии? Или сумел обмануть психиатров и скрыть психическое расстройство? Врачи отвечали, что расстройство может быть преходящим и в момент прохождения комиссии (да и после нее) Галявиев мог быть здоров.
Сразу после стрельбы в Казани президент Владимир Путин снова поручил Росгвардии ужесточить правила оборота гражданского оружия.
О Галявиеве активно писали пару недель, потом это событие утонуло в потоке других новостей.
* * *
Сентябрьское нападение на учебное заведение в Перми — не первое за последние годы. 15 января 2018 года двое подростков зашли в школу № 127, один их них достал нож, которым ранил учительницу и больше десяти четвероклассников.
Закрывавшая собой учеников преподавательница Наталия Шагулина получила 17 ножевых ранений. Она с детьми смогла выбежать из класса. После этого нападавшие попытались устроить в школе пожар и убить друг друга. Другая учительница сначала пыталась уговорить подростков не убивать друг друга, потом зажимала руками им раны на шее — чтобы они дожили до приезда скорой. Тогда никто не погиб. Уголовное дело позже завели на охранницу, которая пропустила одного из подростков без пропуска — учеником 127-й школы был только один из нападавших.
Журналистка «Аргументов и фактов» и бывшая выпускница этой школы Ольга Семенова пришла в нее через год после нападения и увидела работающие турникеты и рамку металлоискателя, два монитора и «тревожные кнопки» на посту охраны, а также узнала, что у всех учеников и учителей есть теперь индивидуальные пропуска, без которых в школу не попасть. Правда, как пишет Семенова, большая часть всего этого была в школе и до нападения.
Учителя из этого учебного заведения отказывались комментировать случившееся и в 2018-м, и через год после нападения, пишет журналистка «Аргументов и фактов» — а после инцидента ученики, преподаватели и администрация школы воспользовались помощью психологов, чтобы избавиться от тревожных воспоминаний.
Сотрудники Пермского государственного университета, в который 21 сентября 2021 года пришел вооруженный человек, рассказали корреспонденту «Медузы», что о нападении на 127-ю школу они, конечно, знают, но на вузовских учениях по обеспечению безопасности его не изучали.
* * *
Утром 20 сентября Тимур Бекмансуров закрыл дверь за матерью, которая ушла на работу, надел черную куртку, берцы и балаклаву. Взял большую сумку, вышел из квартиры, вызвал лифт. Пожилая соседка, зашедшая с ним в лифт, рассказала «Медузе», что подумала тогда, «как бы он здесь ничего не разбомбил». Делиться с кем-то своими мыслями она не стала.
Тем же утром стрелка видел сосед Артем, который рассказал изданию 59.ru, что внешний вид Тимура его напугал: «Он был полностью в черной одежде, в берцах, на лице была темная балаклава. В руках он нес большую сумку. Я заметил у него карабины на штанах». Артем тоже никому ничего не сказал.
Таксист, который подвозил тем утром Бекмансурова к университету, позже рассказал, что парень в балаклаве с большой сумкой вообще-то показался ему странным, но сообщать он никому ничего не стал. Молодые люди сейчас «всякую ерунду натягивают на лица», объяснял он телеграм-каналу Mash.
Сотрудник Пермского университета Александр Стабровский заметил из окна, как Бекмансуров идет с оружием наперевес по аллее на территории кампуса, но не придал этому значения, решив, что «студенты просто что-то репетируют».
Еще на подходе к университету Тимур начал стрелять в воздух и в автомобили. Потом — в людей у входа в вуз. Потом — в людей внутри учебного корпуса.
Затем он поднялся на второй этаж и начал стрелять во всех, кого встречал. Студенты вместе с преподавателями заперлись в кабинетах; кто-то выпрыгивал из окон и пытался убежать. Стрельба продолжалась около семи минут. Потом стало тихо.
Бекмансурова остановил другой молодой человек с оружием — инспектор ДПС Константин Калинин. Получив сообщения о стрельбе, он вместе с напарником приехал в университет. Увидев идущего с ружьем Бекмансурова, Калинин крикнул ему: «Бросай!» Бекмансуров выстрелил, Калинин открыл ответный огонь; инспектор сделал восемь выстрелов.
* * *
Свои мотивы Бекмансуров объяснил в длинном посте во «ВКонтакте» (оно удалено, но по сети разошлась его копия из кэша). «Наверное, пишу это для упрощения работы СК или тем, кто будет все это разгребать», — пишет он.
Тимур подробно рассказывает, как он откладывал деньги на покупку оружия, получал лицензию, покупал сейф и проходил проверки, как выбирал место для стрельбы и почему посчитал школу неподходящим для нее местом. Как ему нравится причинять людям боль, видеть на их лицах страдание и страх. Как он будет убивать всех, кого встретит, кроме немногих, кого считает «достойными жить».
«Меня нельзя было остановить… Для меня не имело значения, кого убивать и каким способом, мои родственники и друзья не смогли бы ничего сделать, любого врача-психиатра я бы смог обмануть, единственное, что могло меня остановить, — смерть, благо она близка», — пишет он о себе уже в прошедшем времени. Жалуется на бессонницу и переполняющий его гнев, рассказывает, что хочет оставить в этом мире как можно больше боли.
Отдельно Бекмансуров отмечает, что в качестве возможного места для нападения на людей рассматривал разные варианты: торговые центры, больницы, призывной пункт, театры, вокзал, — но все они не подошли «по расписанию». И что если бы оружие купить не удалось, он бы получил права и въехал в толпу на автомобиле или применил бы «бомбу с ножом».
«Когда я читал это письмо [Бекмансурова], у меня пробежали мурашки по телу: я узнал в нем себя в восьмом классе», — признается «Медузе» первокурсник биофака Пермского университета Алексей Южаков, который вместе с подругой днем 21 сентября пришел к мемориалу, появившемуся после нападения Бекмансурова.
По словам Южакова, когда он учился в средней школе, ему пришлось жить в неблагополучных условиях — его родители пили: «У нас начались ссоры, на меня начались наезды по поводу учебы». Агрессии в нем не было, поскольку он всегда «уходил в себя» — но Южаков уверен, что испытывал примерно то же чувство отчужденности и одиночества, которое описывает Бекмансуров в своем манифесте.
Студентка экономического факультета Лиза, которая пришла к мемориалу со своим молодым человеком, считает, что этого всего не произошло бы, если бы психологи — и школьный, и тот, к которому Бекмансуров обратился за справкой для выдачи лицензии на оружие, — вовремя выявили, что он «болен».
«У нас в школе психолог приводила нас в кабинет информатики и сажала перед тестами, которые нужно было заполнить. Там были вопросы вроде „Ссоритесь ли вы с родителями?“, „Есть ли у вас желание причинить боль кому-то?“. Все их, понятное дело, формально заполняют и сдают. Однажды мой одноклассник все никак не мог пройти это тестирование… Закончилось тем, что учительница просто прошла тест за него до „нормы“ и все».
Некоторые студенты университета соглашаются обсуждать случившееся с журналистами, другие обсуждают то же самое между собой, но говорить с прессой отказываются, объясняя это тем, что «хотят здесь спокойно доучиться». Так же ведут себя и их преподаватели. Многие боятся, что в итоге ответственными «назначат» их, и поэтому предпочитают отмалчиваться.
В толпе у мемориала рассуждают, что «мать недосмотрела» и «психологи отнеслись халатно», обвиняют компьютерные игры.
Многие отмечают, что через проходную в кампус может попасть кто угодно: «Охранники даже не просят показывать пропуск. Ну и всегда можно в случае чего сказать, что забыл, — и пропустят». «Какое это имеет значение? — возражают им. — Ведь Бекмансуров был студентом этого университета, у него был пропуск, его впустили бы в любом случае».
* * *
Пермские СМИ продолжают каждый день писать о событиях в университете: приводят новые свидетельства очевидцев, находят еще не опрошенных знакомых Бекмансурова. Из федеральных медиа тема нападения в Перми практически исчезла уже через пару дней. Может быть, потому что это уже «рассказанное событие». А может быть, оно оказалось вытеснено обсуждением итогов думских выборов.
Бывший заместитель министра территориальной безопасности Пермского края Лариса Юркова, с которой «Медуза» обсудила нападение на университет, считает, что медиа не следует уделять слишком много внимания массовым убийцам, чтобы «они перестали получать то, ради чего это затевают»: «Не нужно пытаться раскапывать их драмы, публиковать их фотографии с оружием — они делают их, чтобы мы их рассматривали. Не нужно обсуждать способы расправы — они же специально их так продумывают, чтобы мы с ужасом обсуждали. Нужно говорить о жертвах. А об убийцах — только то, что „это был упырь какой-то“. Нам всем нужно заключить договор о молчании об этих стрелках».
Подростки, совершающие массовые убийства, годами одиноки, не получают от значимых для них сверстников и взрослых желанных знаков внимания — и дойдя до крайней точки, в некотором смысле пытаются покончить с собой — но громко, чтобы их заметили, добавляет Юркова: «Они видят одно: их заметили, они знамениты, о них говорят, размещают их фото и прощальные записки в общем доступе. Их боятся. Их не любят, но их наконец заметили».
* * *
Бекмансуров находится в реанимации. Он в крайне тяжелом состоянии, ему до колена ампутировали левую ногу. Студентка Лиза говорит, что многие пермяки обрадовались, когда узнали, что Бекмансуров выжил: «Он хотел умереть, поэтому мы все желаем ему здоровья и долгих лет жизни. Пусть живет теперь с этим и мучается».
Инспектор ДПС Константин Калинин, задержавший Бекмансурова, награжден орденом Мужества.
Ирина Кравцова, Пермь