Утром 29 июня сотрудники полиции пришли к журналистам издания «Проект». Они провели обыски у главного редактора Романа Баданина, его первого зама Михаила Рубина и корреспондентки Марии Жолобовой, изъяв ноутбуки, телефоны, сим-карты и флешки. Журналистов допросили и после этого отпустили. Все они — свидетели по уголовному делу о клевете на давнего знакомого Владимира Путина, петербургского бизнесмена Илью Трабера, которое завели еще в конце 2017 года. Выйдя с допроса, Роман Баданин заявил, что настоящей причиной обысков считает не дело Трабера, а опубликованное тем же утром расследование «Проекта» про главу МВД Владимира Колокольцева. Спецкор «Медузы» Анастасия Якорева поговорила с журналистами «Проекта» о том, что интересовало силовиков, какие вопросы они задавали и как издание планирует работать дальше.

РоманБаданин, основатель и главный редактор

— Ты сказал после выхода с допроса, что связываешь сегодняшние обыски не с делом о клевете 2017 года, а с сегодняшним расследованием про Владимира Колокольцева. Был ли обыск неожиданностью? Были ли какие-то предупреждения, угрозы?

— Полнейшей неожиданностью. Обыск всегда полнейшая неожиданность. Хотя были определенные признаки, что герой волнуется. Все запросы [в МВД] мы отправили больше двух недель тому назад, поэтому, конечно, они были в курсе. Вчера у нас вышла новость, которая анонсировала выход именно сегодня этого материала, поэтому внимание к нам именно сегодня мы связываем с этим анонсом. 

— То, что герой волнуется, по каким признакам было понятно?

— Не могу говорить — это наши отношения с источниками. От источников мы слышали, что есть какое-то волнение. 

— То есть в МВД знали, что вы готовите этот текст, за две недели [до публикации], но обыск у вас случился в день выхода расследования, когда у вас, очевидно, все уже было готово? Это ведь какой-то абсурдный шаг? 

— Я только что был в полицейском отделении в Чертаново, там в туалет нельзя ничего бросать. По-моему, туда даже писать нельзя. А ты меня спрашиваешь про то, абсурдные ли это действия. Ну, много абсурдных действий.

— Почему вы вообще решили заняться Колокольцевым?

— Недорассказанный герой. Во-вторых, очень важный герой. В-третьих, налицо несовпадение много чего — достатка, не совпадающего с демонстрируемым доходом. Это целый министр, который министром работает десять лет. 

— Будете ли что-то менять в работе редакции в связи с произошедшим?

— Я так скажу: закрываться не собираемся. А как будем технически менять работу, я пока не готов сказать. Мы будем много говорить про это и с юристами, и между собой. 

— Ты сделал для себя какие-то выводы, как сейчас будет с работой расследователей в России?

— ***** [Хреново]. Делай что должен, и будь что будет — главный лайфхак. 

— Ты на фото с маленькой дочкой идешь к машине [после обыска]. Ты ездил с ней на допрос? Как она это перенесла?

— На допрос я с ней не ездил, она осталась у жены. Но дверь я открыл утром следователям, когда у меня дочка была на руках — и все это время там мучилась. Она пока не говорит, поэтому я ее не спрашивал, как она перенесла. Старших сыновей не было в этот момент дома.

Михаил Рубин, первый заместитель главного редактора

— Расскажи, как тебя задержали. Это было в подъезде или еще во дворе?

— Задержание это было самое неприятное — хамское, с заломанными руками. Я не знал, что свидетелей можно так задерживать. С утра [корреспондентка «Проекта»] Маша [Жолобова] написала, что ей звонят сотрудники полиции, я сел в такси и поехал к ней. Как только я стал выходить из такси у подъезда, ровно в эту секунду — я не успел еще выйти, у меня был в руках рюкзак, который вылетел, — они меня схватили, что-то стали мне кричать, тыкали, заломали руки; все это были какие-то люди, естественно, не в форме. И долго мне не рассказывали, что я свидетель.

И еще в процессе обыска у родителей [позднее] они все время намекали, что вот все плохо, мол, нам поступают данные, что плохая ситуация.

Когда приехал адвокат, они уже стали вести себя лучше. Причем в постановлении был указан адрес моей регистрации, но они мне с ходу сказали, что «вы же сегодня не там ночевали». Поэтому они явно, как мне показалось, следили. 

— Можешь ли ты рассказать, как происходил обыск?

— У меня нет подписки, я свидетель, так что могу. Следственную группу не интересовало ничего, кроме двух вещей — забрать всю технику и все документы, которые имеют отношение к «Проекту». Было видно, как их совершенно не интересует фильм про Трабера и как их интересует все связанное с «Проектом». Их интересовало все текущее, их совершенно не интересовало то, что было в 2017 году.

— Ты не имел отношения к фильму про Трабера [который сняли Баданин и Жолобова — он вышел на «Дожде»], тебя нет в соавторах. Их это не смущало?

— Это самое смешное. Я не имею никакого отношения к фильму про Трабера, их это совершенно не волновало, они мне в частном порядке поясняли: «Ну вы же работали тогда на „Дожде“? Можете иметь отношение». Здравого смысла в этом не было вообще. Когда они мне показали постановление об обыске, там же не было решения суда. Это постановление об обыске выдал следователь сам себе. Следователь, который сам недавно узнал, что ему надо в Москву [приехать из Санкт-Петербурга] — и экстренно вылетел. Там написано, что дело 2017 года не терпит отлагательств. То есть оно настолько не терпело отлагательств, что он не мог пойти заверить его в суд.

А второе — их совершенно не волновало, что я не имею к этому фильму отношения. Во время допроса для приличия мне задали несколько вопросов про Трабера. Первый вопрос следователя: знаком ли я с авторами этого материала? Потом он долго думал, потому что ему явно надо было что-то выдумать, и спросил: а не могу ли я иметь отношение к сбору фактуры? Он даже посмотрел еще раз титры фильма — меня там не было. И дальше пытался все время выяснить что-то про «Проект».

У меня изъяли мой договор с «Проектом» и очень обрадовались, кинулись отчитываться начальству. У них есть какой-то, как я понял, общий мессенджер — у этой группы, которая занимается нашим делом. Им это было очень важно почему-то. 

— А Колокольцев у вас всплывал в разговоре?

— Конечно, всплывал на обыске. Мы обсуждали с ними сегодняшнюю статью, потом они между собой говорили, что они ее уже успели прочитать, что она вышла. Они мне довольно торжествующе сказали: «Вот мы же не мешали ее выходу. Она же вышла». То есть эту статью я обсудил со всеми сотрудниками, с которыми имел дело.

А на допросе следователь интересовался исключительно «Проектом» и его финансированием. Он спрашивал про мои источники дохода и что такое «Проект», «как бы вы охарактеризовали его». Еще были вопросы: а как вы связаны с Баданиным? А в неформальном разговоре он меня спросил про источники доходов «Проекта».

Мария Жолобова, корреспондентка

— Можешь рассказать, как происходил обыск, или у тебя тоже подписка о неразглашении?

— Могу, у меня нет подписки. Я проснулась в семь утра от адского стука и звонков в дверь, прямо долбились с силой, звонили, не отпуская звонок. Я не знала, что делать, не стала им открывать и написала ребятам, что мне звонят в дверь. Потом [полицейские] дозвонились соседям. У меня там тамбур, то есть они преодолели первую дверь, подошли к моей двери и начали в нее долбить, говорить: «Мария Викторовна, мы сейчас будем вскрывать вам дверь, откройте».

Я ждала адвоката, адвокат приехал, сказал: можно открывать. Они вошли, дали мне постановление об обыске, в котором было сказано, что это по делу 2017 года о клевете, по поводу фильма «Дождя». Причем срок давности по этому делу же вышел. Постановление об обыске выписано в 12 ночи, насколько я поняла, в питерском ГСУ [Главном следственном управлении] МВД. Насколько я знаю, они ночью сели в тачки и поехали в Москву большой толпой — потому что у меня было два следователя, три оперативника и еще какой-то человек, у Миши [Рубина] толпа, у Ромы [Баданина] до хера людей.

В общем, они все приехали, к Роме тоже пришли около семи утра. Ко мне поехал сразу Миша [Рубин], он приехал к моему дому, вышел из машины, на него сразу набросились и задержали его, и повезли на родительскую квартиру — проводить обыск там. 

— А то, что постановление об обыске выдано не судом, а следователем, — это нормально?

— Да, они могут так делать в неких «чрезвычайных ситуациях», приходить на обыск без решения суда. Но что там были за чрезвычайные обстоятельства, в постановлении не сказано. 

— Как вели себя оперативники? 

— Со мной они были довольно вежливы, довольно аккуратно все искали. Я даже не могу сказать, что они что-то искали, они первым делом забрали у меня телефон, ноутбук, флешки, все электронные носители. И все — а дальше обыск был довольно аккуратный, расслабленный. Они довольно аккуратно просмотрели книжки, стеллаж, мои вещи; аккуратно мои сумочки обыскали, держа их в руке, им было ***** [неинтересно] все, кроме электронных устройств. Зато они сфоткали все мои блокноты, все мои тетрадки, каждую страничку и потом их забрали с собой.

Потом сказали: давайте проведем допрос в квартире. Я говорю: не вопрос, давайте в квартире, я по 51-й статье отказываюсь вам что-то говорить. Мы все подписали, и потом они зачем-то дали мне повестку о вызове на допрос в отдел УМВД по моему району — видимо, им там разрешили воспользоваться кабинетом; я через час пришла туда. Там уже вопросы были тоже довольно формальные. Я думаю, они вообще не в курсе, кто такой Трабер, что это за фильм. 

— А допрашивали московские сотрудники? 

— Нет, эти же питерские допрашивали. Причем это реально было из-за Колокольцева, потому что они сказали: а мы посмотрели ваше расследование про Колокольцева. А на хрена вы его смотрели, если вы по Траберу пришли? Ну то есть звучал Колокольцев в разговоре, они реально были в теме. 

— Что они спрашивали про Трабера?

— Они спросили, типа: где вы взяли это информацию, кто ваши источники? Я говорю: заканчиваем этот разговор, я все равно вам ничего не скажу. Они такие: окей. Допрос в итоге совсем недолго длился, около часа. Я думаю, главная цель была забрать все устройства; может, напугать. Но это, очевидно, не связано с Трабером никак. 

— А что конкретно они говорили про Колокольцева?

— Они сказали: «О, такая симпатичная на видео». То есть они упомянули это видео, они были в теме, что расследование такое есть. При этом они не знали, где вообще я работаю, не знали про «Проект», они вообще ничего не знали. Вряд ли они посмотрели это видео, потому что «Проект» обновляют каждое утро. 

— Много вопросов было про Романа Баданина?

— Вопросы были: а как вы познакомились с Ромой, а он ли вам дает задания, а как у вас строится с ним работа над текстами? Все в таком ключе. Пытались, может, понять, он ли мне это все заказывает. 

— Насколько я понимаю, вы за две недели до выхода текста посылали вопросы в пресс-службу МВД. То есть им было известно, о чем будет текст? 

— Да, они прекрасно знали, из вопросов можно было прекрасно понять, о чем текст. Тем не менее экстренно сорвались после нашего анонса с новостью про сестру жены [Колокольцева]. Может, его триггернуло, что это про родственников жены?

— Насколько тяжело тебе самой дались сегодняшние события?

— Меня просто бесит, что я осталась без всех устройств и не знаю, как восстанавливать к ним доступ, потому что у меня двухфакторная аутентификация. Придется пройти через все это. На самом деле больше это напугало мою маму. Хотя на самом деле я сама еще не успела всего осознать.

Я в этом статусе свидетеля уже четыре года. Сейчас не знаю, что мне грозит, но если не срок, то ок: я переживу какие-нибудь исправительные работы. Проблема в том, что дело возбуждалось по клевете, а сейчас, судя по постановлению об обыске, добавился новый эпизод — о том, что он получил тяжкий вред здоровью. Там написано: эксперт установил, что Трабер получил тяжкий вред здоровью.

Читайте также

Хакеры обрушили сайт издания «Проект» — после того, как там вышло расследование о женах Кадырова и их недвижимости «Медуза» публикует полный текст этой статьи в знак поддержки коллег

4 года назад

Читайте также

Хакеры обрушили сайт издания «Проект» — после того, как там вышло расследование о женах Кадырова и их недвижимости «Медуза» публикует полный текст этой статьи в знак поддержки коллег

4 года назад