«Вечная борьба петербургского интроверта с клаустрофобией» Евгений Федоров — о новом сингле Optimystica Orchestra и возрождении музыки после года пандемии

После перерыва, связанного с пандемией, петербургский музыкант Евгений Федоров вновь вернулся к трем своим проектам. Tequilajazzz отыграли концертную версию своего легендарного альбома «Целлулоид» — и тут же приступили к записи новой пластинки, которую презентует уже этой осенью. Группа Zorge по случаю своего 10-летия целиком вернулась в стриминги. А Optimystica Orchestra представили первый за три года сингл «Немного навек» и тоже обещают альбом. В интервью «Медузе» Федоров рассказал, как сочинял эти песни в гостях у мамы и почему ему интереснее слушать арт-рок 1970-х, чем современных бедрум-продюсеров.

Слушать сингл «Немного навек» на всех стриминговых сервисах

Евгений Федоров

Часто бывает так, что у музыканта появляется целая пластинка, когда он, например, просто купил новый синтезатор или какую-то гитарную педаль. С очередным инструментом у него сразу появляется куча новых идей, они прорастают и, бац, у человека уже альбом. У меня на этот раз совершенно все иначе произошло. У меня есть, назову его громким словом, цикл микро-произведений, многие из них инструментальные, которые лежат в отдельной папке в телефоне, и это называется «У мамы». Моя мама — преподаватель фортепиано, и у нее дома такая особенная фортепианная атмосфера. Когда я прихожу к ней в гости с детьми, то дети начинают возиться с бабушкой, а я абсолютно всегда сажусь за пианино и начинаю что-то себе наигрывать. И, как правило, поиграю-поиграю и через десять минут уже достаю диктофон и чего-то там записываю. И таким образом я уже сочинил на фортепиано песен на целый альбом. Плюс у меня еще недавно был коллапс с рукой — я на регате повредил себе руку, упал и порвал связки, пришлось оперировать. Поэтому был вынужденный простой, месяца четыре я не мог играть на бас-гитаре, но мог играть девятью пальцами на фортепиано. 

Для других своих групп Tequilajazzz и Zorge я все песни всегда сочиняю на бас-гитаре. Из-за этого у нас сложился свой определенного рода творческий почерк, не знаю как его еще назвать. А для Optimystica раньше я песни писал под акустическую гитару — мою любимую, разбитую с нейлоновыми струнами и очень мягким звуком. И везде в этих подходах своя логика. Человек всегда слышит, как музыка написана. Музыка, написанная гитаристом, отличается от, скажем, музыки, написанной духовиком. Потому что он никогда не использует тональности, которые использует гитарист. И, естественно, песня, написанная пианистом, она вообще уже совсем другая.

Этот цикл «У мамы» получился очень размеренный, поскольку я не виртуоз, играю медленно. (Смеется.) Это Васильевский остров. Выходишь на балкон, и видно ледокол «Красин» и другие корабли, Адмиралтейские верфи. Атмосфера портового города. А рядом мамино фортепиано, мои детские картинки и скульптуры, фотоальбомы — в общем масса всего того, что неизбежно всегда возвращает меня в детство. Поэтому у этих песен, которые вдруг там родились, какое-то особое звучание. Я даже пока не знаю, что с ними делать, потому что это одни баллады. Надо записать альбом «Golden Ballads». (Смеется.)

Эти первые две песни мы группой быстро отрепетировали. Нотные партии я, конечно, всем не расписывал, просто сделал обычное демо с готовыми аранжировками. Потом ребята все это разгребли, отмели ненужное, добавили что-то свое. Мы тут же сыграли эти песни на концерте и на следующий день записали. Действовали как джаз-бэнды старого образца. Это абсолютно традиционная музыка, здесь нет никаких новшеств. Даже инструменты, которые там звучат, — это, например, оригинальный мой синтезатор, модель 1975 года. На нем сыграно большое количество музыки — от группы Yes до самых современных модников. Мы купались в традиции. Нам было в ней приятно и вольготно. А главное, эта традиция полностью соответствовала тому, что мы хотим сказать.

Я сейчас слушаю очень много музыки 1970-х, всю эту пандемию с ней провел. Вернее, постоянно возвращаюсь к тем релизам, которые пропустил либо по возрасту, либо по глупости, когда стал увлекаться нью-вейвом и так далее. Там огромное количество перлов и абсолютно сумасшедших вещей. Для людей моего поколения — это музыка нашего детства. И что касается лично меня, я знаю ее лучше, чем многие другие, потому что я вырос внутри кухни именно такой музыки. В начале 1970-х годов мой папа все это и играл. То есть у меня ничего нового не происходит, занимаюсь спокойненько семейным делом. Как сыроварня работала, так и работает.

Я не хотел бы ничего в текстах этих песен объяснять, там и так все понятные вещи, а какие-то специально завуалированные. Конечно, общая депрессивная история, связанная с ситуацией на планете, не обошла стороной и тоже здесь в той или иной мере присутствует. Не могу сказать, что лирически повлияло мое увлечение морем. Тут как раз инфраструктура действует — атмосфера портов и кабаков. Скорее влияет контраст между жизнью там и жизнью здесь, жизнью в море и жизнью в глубине города. Хотя мы живем в таком районе, что от моря далеко не уходим. Я выхожу из парадного и вижу краны нашего морского порта. И за окнами у нас чайки галдят вместо голубей. Поэтому это все никуда не девается, но очень большой и мощный эмоциональный разрыв между жизнью в городе и жизнью в море, думаю, как-то на меня влияет. Публика, конечно, будет додумывать что-то пандемическое в наших песнях, потому что оно там все равно есть. Но оно не про пандемию, это про вечную борьбу петербургского интроверта с клаустрофобией.

На самом деле, я не хотел бы, чтобы эта так называемая пандемия сказывалась на музыке. То есть типа, вот теперь мы будем писать только грустняк про одиночество и клаустрофобию. Сейчас такой рай для бедрум-продюсерства, развелось огромное количество миленькой, но очень плохо записанной музыки. Вчера эта была еще такая прикольная штука, а теперь огромное количество даже очень больших артистов выпускают, ну, если не альбомы, то синглы, записанные таким путем. Сначала это было понятно, и все друг друга поддерживали, но сейчас я начинаю уже уставать от вот этого домашнего звука и звучания программы Ableton. Мне нравится и студийное, и домашнее звучание. Просто сейчас перебор этого бедрума, а его и у меня самого хватает. (Смеется.) Поэтому, конечно, мне нравится слушать музыку, абсолютно не воздержанную, изобилующую излишествами, переаранжированную, перенасыщенную всякими гармониями, а-ля музыку 1970-х годов — первой половины, до 1976-го. Вот эти все кризисные альбомы, когда на студию денег не жалели, вкладывали в бюджеты огромное количество приглашенных музыкантов. Весь этот адский фьюжн, арт-рок и так далее сейчас меня дико вставляет, потому что сейчас всего этого, конечно, нет.