Британский парламент — чуть ли не единственный в мире, в котором заседают по праву рождения. И даже многие потомственные лорды требуют это изменить Расследование The Sunday Times — о неприличном архаизме Палаты лордов

Верхняя палата британского парламента, Палата лордов — один из самых крупных в мире законодательных органов: больше членов только во Всекитайском собрании народных представителей. Каждый десятый лорд заседает там только потому, что его далекому предку король пожаловал земли и титул. Уволить потомственного лорда невозможно — а на место умерших избирают новых, причем в этом участвуют только их однопартийцы. Все наследственные пэры — мужчины, и довольно преклонного возраста. В британском обществе, в парламенте и даже в самой Палате лордов среди обладателей титулов XIII и XV века зреет недовольство этим архаизмом. Но реформа всякий раз натыкается на саботаж бесконечными поправками, а несколько правительств подряд так и не смогли проявить волю и поддержать сокращение численности никем не избранных и не представляющих никого, кроме самих себя, дворян. О том, как устроена Палата лордов и кто в ней заседает, читайте расследование The Sunday Times в пересказе «Медузы».

«Не вполне понимаю, как я здесь оказался, — признался однажды коллегам по Палате лордов 83-летний банкир на пенсии и винодел лорд Селсдон. — Однажды в Брюсселе ко мне подошел человек, тронул меня за плечо и сказал „Милорд, позвольте вас на минутку“. Но я не милорд, я просто я. „Боюсь, у меня для вас печальное известие. Этим утром на Азорских островах умер ваш отец. Отныне лорд Селсдон — это вы“».  

Подобные истории, казалось бы, должны были отжить вместе с какой-то ушедшей эпохой. Но лорд Селсдон — всего лишь один из 85 потомственных членов британской знати, которые по праву своего рождения и титулов, дарованных их предкам, до сих пор занимают места в Палате лордов. В отличие от членов королевской семьи, находящихся выше их на социальной лестнице, но исполняющих символическую роль в жизни страны, потомственные графы, герцоги, маркизы, виконты и бароны имеют право непосредственно участвовать в британской политике. 

Борьба за ограничение численности лордов, заседающих в верхней палате британского парламента, идет уже несколько десятилетий. В 1997 году тогдашний премьер-министр из Лейбористской партии Тони Блэр добился сокращения состава палаты, отменив древний закон, по которому в Палате лордов могли заседать все потомственные дворяне. Но ценой компромисса с консервативным большинством Палаты лордов стали 92 (из более чем 600 до реформы Блэра; сейчас их 85, потому что семерых умерших еще не заменили) потомственных пэра, чьи должности замещались в ходе дополнительных выборов: если один умирал, на его место приходил другой. 

На этих выборах могут голосовать только члены той же партии, что и усопший, а количество лордов от каждой партии заморожено на уровне 1999 года. Например, если умирает один из пэров-членов Либерально-демократической партии, то для его замены требуется всего три голоса: графа Оксфорда и Асквита, графа Глазго и лорда Аддингтона.

В долгосрочной перспективе систему потомственных пэров должны были вообще упразднить. Однако 24 года спустя реформа, начатая Блэром, так никуда и не продвинулась. Ее невозможно провести без участия правительства — но ни один из последующих премьер-министров так и не решился к ней подступиться. А без их вмешательства консервативное большинство среди потомственных пэров с легкостью саботирует любой законопроект об упразднении их полномочий, забрасывая его бесконечными поправками, пока у билля не истечет срок рассмотрения.

Кто эти потомственные лорды?

Хотя они заседают в парламенте, который принимает законы для всех британцев, потомственные пэры в Палате лордов представляют в основном одну категорию британского общества: пожилых мужчин. Самому юному из них 38 лет — и это лорд Рейвенсдейл, правнук самого известного британского фашиста Освальда Мозли. Подавляющему большинству за 60. Самому старшему лорду 93 года. Среди них нет ни одной женщины, потому что титул по традиции передается старшему сыну, а в его отсутствие — ближайшему родственнику по мужской линии. Эту архаичную практику наследования упразднила даже королевская семья — то есть трон будущего короля Георга унаследует его первый ребенок вне зависимости от того, мальчик это будет или девочка.

Таким образом иногда получаются довольно неожиданные лорды. У 82-летнего лорда Аррана, чей титул был создан в 1762 году в награду его предку, ирландскому политику, две дочери, но нет сына. Поэтому в очереди на наследство стоит его дальний родственник — 70-летний пенсионер Уильям Гор из Австралии. «Люди сходят с ума [когда узнают об этом]. — говорит Гор. — Они думают, что мне достанется замок и куча денег. Мой зять требует называть меня „милорд“».

Между собой у потомственных лордов гораздо больше общего, чем с остальными британцами. Большинство — выпускники трех самых престижных частных школ Англии (Итон — 39 человек, Винчестер — 6, и Харроу — 5). Многим в наследство достались не только фамильные замки, но и огромные наделы земли, в сумме равные почти половине территории Лондона с пригородами. Справедливости ради стоит отметить, что не все живут в роскоши, подобающей их благородным титулам. В одной газетной статье любовница 68-летнего герцога Сомерсета жаловалась, что он проводит свои дни, «сидя в проеденном молью свитере и поглощая в одиночестве быстрозамороженный ужин». Правда, сидит граф не в каком-нибудь домике, а в поместье XVI века Брэдли-хаус в графстве Уилтшир на земле, пожалованной его дальнему предку королем Генрихом VIII. 

Чем они занимаются?

Вдобавок к столовой с крайне низкими ценами (которую в шутку называют «лучшим домом престарелых в Лондоне») членам Палаты лордов положены суточные в размере 323 фунта в день и ряд других привилегий — например, возмещение расходов на транспорт. Все эти бонусы не облагаются налогом. В среднем каждый потомственный пэр получает возврат расходов в размере 144 тысячи фунтов в год — по сравнению с 134 тысячами в среднем для пожизненных пэров, то есть тех, чей титул получают только они сами за личные заслуги перед государством и не имеют права передать по наследству. 

При этом потомственные лорды за эти деньги из кармана британских налогоплательщиков — а за последние 20 лет на их содержание было потрачено более 47 миллионов фунтов — выполняют существенно меньшую работу, чем их пожизненные коллеги. Типичный потомственный пэр за свою карьеру в среднем не более 50 раз выступил в парламенте — по сравнению с 82 выступлениями у пожизненных. Лишь 13% потомственных пэров заседают в профильных законотворческих комитетах (20% у пожизненных). Большая часть потомственных пэров, 45 человек, не состоит ни в одном парламентском комитете. 

Кого они представляют?

Возмещение расходов из бюджета — не единственный источник доходов для потомственных пэров. Многие зарабатывают, лоббируя в парламенте интересы, в числе прочих, нефтяных и табачных корпораций, а также иностранных государств. Например, 71-летний виконт Уэйверли, внук канцлера королевского казначейства при Черчилле, делает бизнес на постсоветском пространстве. Он активно выступает против санкций в отношении России, мотивируя это тем, что санкции «в основном вредят разумным россиянам, ориентированным на Запад». Уэйверли регулярно встречается с российскими чиновниками и обсуждает перспективы торговли и межпарламентских отношений.

А 72-летний лорд Кэррингтон, сын министра иностранных дел при Маргарет Тэтчер, заседает в совете директоров саудовской нефтяной компании. Он часто выступает в палате по этой теме — подчеркивая в основном важность сохранения деловых связей с ближневосточным королевством, а не вопросов прав человека. После убийства журналиста Джамаля Хашогджи Кэррингтон отреагировал на заявление британского правительства с осуждением подобной практики устранения неугодных таким заявлением: «Прошу уважаемое правительство учесть, что альтернатива текущей королевской власти [в Саудовской Аравии] может быть значительно хуже».

Что с этим делать?

Необходимость реформы Палаты лордов давно назрела — и за нее выступают многие ее члены, в том числе потомственные (например, граф Кланкарти, 68-летний переводчик, выступающий за выборный сенат). Даже спикер палаты, 83-летний лорд Фаулер, выступает за радикальное сокращение состава этого парламентского органа из почти 800 человек, крупнее которого в мире только Всекитайское собрание народных представителей. 

Правда, среди сторонников реформы нет единства мнений по поводу того, как именно ее нужно проводить и в каких масштабах. Одну из идей предложил либерал-демократ лорд Алдердайс: довыборы потомственных пэров нужно просто заморозить до тех пор, пока этот институт не «зачахнет» по естественным причинам. Правда, большинство пэров, похоже, согласно с мнением лорда Боруика, который заявил своим коллегам: «Заслужил ли я свое место здесь? Абсолютно нет! Благодарен ли я за него? Без сомнения! И, мне кажется, я достаточно усердно работаю над тем, чтобы и другие люди думали, что я достоин своей должности».

Некоторые самые «выдающиеся» потомственные лорды

Самый старый пэр — лорд Денхам, 93 года 

Один из немногих британских политиков, занимавший государственные посты при правительствах пяти разных премьер-министров. Выпускник Итона и Королевского колледжа Лондона получил титул от отца, умершего в 1948 году. Пишет политические триллеры, подписывая их «Берти Денхам». С 2015 года получил 63 тысячи фунтов на расходы, но за это время ни разу не выступил в палате. 

Обладатель самого древнего титула — лорд Уиллоуби де Брок, 82 года

Баронство Латимер существует с 1290 года, но текущий барон, 29-й по счету, как это нередко бывает с потомственными дворянами, имеет и другие титулы. Он предпочитает представляться лордом де Брок (de Broke) — что является результатом исторической ошибки. Генрих VII пожаловал его предку, военачальнику Роберту Уиллоуби, потомственное дворянство в 1492 году, названное в честь его поместья Брук (Brooke) в Уилтшире. Лорд де Брок — горячий поклонник «Брекзита», несмотря на 100 с лишним тысяч евро субсидий Евросоюза, полученных на его куропаточное хозяйство в Уорикшире.

Самый эксцентричный пэр — лорд Эрролл, 72 года

Немногие британские лорды объявляют себя потомками одновременно персидского царя Фарнабаза и венгерской графини Батори, жадной до человеческой крови. 24-й граф Эрролл, консультант по компьютерной безопасности, владеет частным клубом, доступ в который имеют только те, чьи предки сражались — «или сражались бы, доведись им там оказаться» — в битве при Флоддене, в которой английские войска наголову разбили шотландцев.