«Красная ртуть возвращается домой» Илья Лагутенко — об альбоме «Точно ртуть алоэ» и трибьюте в честь его 20-летия

16 октября выходит трибьют «Карнавала. Нет. ХХ лет», записанный новым поколением музыкантов к 20-летию альбома «Точно ртуть алоэ» группы «Мумий Тролль». Тогда же на платформе Lookport состоится виртуальный концерт, на котором «Мумий Тролль» сыграет альбом целиком, а участники трибьюта представят свои каверы. Накануне юбилея журналист Александр Кушнир, 20 лет назад работавший пресс-атташе «Мумий Тролля», поговорил с Ильей Лагутенко о том, как группа записывала «Точно ртуть алоэ» в студии Real World Питера Гэбриэла, вдохновляясь английским глэм-роком и японским visual kei и изобретая российский рокапопс.

— Когда ты писал для этого альбома, ты в шоу-бизнесе был уже далеко не новичок. У тебя был опыт и студийный, и концертный. Какое было мироощущение, когда ты впервые решил делать новый альбом без продюсеров и без дедлайнов — для себя, от всего сердца?

— Тут ты совершенно прав, «Точно ртуть алоэ» была нашей первой осознанной студийной работой. Потому что на «Морской» мы учились, на «Икре» оттачивали мастерство, а на «Шаморе» впервые работали в студии как коллектив, выступающий в этом же составе и на сцене. А «Точно ртуть алоэ» — это была та работа, к которой мы пришли уже после запуска гастрольной карьеры группы «Мумий Тролль».

Эти песни я начал писать, когда мы сели в туровые автобусы и отправились в «Большое путешествие 1997 года». Тогда мобильных телефонов еще не было, приходилось полагаться только на ручку и бумагу. Первая песня, которую я сочинил для этого альбома, — композиция «Не очень». У меня сохранилась запись, сделанная шариковой ручкой где-то между Омском и Иркутском — именно там начиналась эта новая жизнь. И затем два года — в перерывах между гастролями — выстраивалась эта история, песни альбома методично появлялись друг за другом. В них есть какие-то не полностью объясненные отсылки к конкретным событиям, которые происходили с участниками группы и со мной лично. А также с людьми, которых мне было интересно запечатлеть.

Вот и возникло ощущение: «Ну что, мы все попробовали? Теперь-то ресурсов и знаний у нас хватает. Ну и где самая лучшая студия в мире?» А самой лучшей студией в мире в нашем воображении была Real World Питера Гэбриэла. Мало того что ее построила легенда музыки, на которой мы росли, но это еще и была та самая студия, где можно и жить, и творить. Именно об этом мы когда-то читали в мемуарах любимых артистов — оказалось, что так можно!

Потому что ранее был наш личный опыт на «Морской» и «Икре», когда мы считали каждую копейку, каждую минуту, проведенную в студии: не дай бог не уложимся в бюджет! А затем была запись «Шаморы» на «Мосфильме», куда надо было ежедневно добираться по три часа через московские пробки 1998 года. И это расстояние от студии до туалета, которое там измерялось несколькими тысячами шагов! То есть это не были идеальные студийные условия в моем понимании. Вот я и решил — а давайте сделаем так, как мы когда-то мечтали! Как я сам мечтал с детства — ведь теперь мы уже большая группа, у которой есть все возможности!

— При этом мы помним экономическую ситуацию, когда после кризиса 1998 года всем в музыкальной индустрии было тяжко. И вдруг группа «Мумий Тролль» публично объявляет, что весь следующий 1999 год она не будет давать концерты. И у тебя началась совершенно новая жизнь. По другим, новым правилам, без опытных сессионных музыкантов, с помощью которых записывались «Морская» и «Икра». И вокруг тебя незнакомая студия, все непонятно. Я, например, в таких ситуациях начинаю мандражировать, потому что полная неопределенность вокруг!

— В этом вопросе не смогу с тобой согласиться: ведь с детских лет моя идея группы «Мумий Тролль» трансформировалась таким образом, что в ней менялись люди, постоянно приходилось начинать все заново. Но мне была интересна игра в рок-группу! Ведь совсем другое дело, например, игра в футбол, где сотню лет существуют определенные правила, — и если ты пойдешь по соседним дворам с вопросом «Пацаны, кто со мной пойдет в футбол играть?», есть шанс быстрее набрать единомышленников, чем в случае вопроса «Кто со мной пойдет играть в рок-группу?». И особенно во Владивостоке восьмидесятых.

По большому счету, мне уже тогда было понятно, что, не будь моего личного энтузиазма, никогда не состоялись бы ни «Икра», ни «Морская». Поэтому лично меня в случае с «Точно ртуть алоэ» ничто не пугало: ну пусть будет все по-другому — и какая разница? Хотя, оглядываясь назад, я должен сказать, что, наверное, это была именно такая ситуация — когда ты не хватаешься за прошлое, а берешь в свои руки ситуацию, в которой находишься сейчас. Так что этот альбом остается для меня во времени наиболее искренним и правдивым.

Конечно, нашим поклонникам может так и не казаться. Но мне, как автору, с этим надо жить. Вот я и живу с тем, что несу полную ответственность за сделанное. И это как бы вдохновляет меня на будущие подвиги.

— Любопытно, что двадцать лет назад ты в одном из наших с тобой интервью говорил примерно то же самое. Цитирую: «Новый альбом сильно отличается от наших предыдущих работ. Если „Морская“ и „Икра“ были на 90 процентов моими личными соображениями, то „Точно ртуть алоэ“ — труд коллективный. Тот исходный материал, с которым мы начали работать, был довольно экстремальный — в смысле того, что существовало много различных крайностей и хотелось между всем этим найти какой-то баланс. Необходимо было поискать те нераскрытые горизонты, которые мы вроде как чувствуем, но еще не видим…»

— Все это совершенно так, и я готов подписаться под каждым словом. Теперь попытаюсь объяснить эти витиеватые мысли для современного читателя. Суть-то была в том, что у альбома существовала концепция музыкальная и концепция визуальная. И к тому времени соединить их вместе было довольно сложно. По крайней мере, для свежесформированной группы российского пошиба.

Нужно отчетливо понимать бэкграунд музыкантов группы «Мумий Тролль». Ведь не все они были такие меломаны, как я. Не все они были так технически заточены, как гитарист Юра Цалер или барабанщик Олег Пунгин. При этом Олег мог быть самым техничным барабанщиком на планете, но на альбомах Pink Floyd и Led Zeppelin его представления о рок-музыке уверенно заканчивались. Что такое глэм-рок и Марк Болан, он в свое время не проходил.

В 1999 году мы увидели японский visual kei, выступая на одной сцене с группами подобного плана, и это стало для нас открытием — как такая музыка подается и как она исполняется. Она, на наш взгляд, была слишком перепродюсирована, но всем очень нравился конечный результат. Короче, мне захотелось соединить японский visual kei с классическим глэм-роком — ведь именно тогда, в конце 1990-х, было какое-то возрождение глэм-роковых традиций. Например, группа Suede записала тогда эпохальный альбом «Coming Up» с песней «Trash». И нам очень захотелось в этом вагончике проехаться. Ну и опять же было волшебство Real World, где Кайли Миноуг записывалась в соседней с нами студии. И мне захотелось вот эти все не особо стыкуемые впечатления собрать вместе.

Возможно, именно поэтому я до сих пор говорю, что «Точно ртуть алоэ» — самый перепродюсированный альбом группы «Мумий Тролль». Там звучат почти все партии, которые мы придумали, — ни одной не пожертвовали! Спустя годы мне кажется это неправильным. Но тогда мы пошли на поводу у собственного желания. Тогда я очень хотел, чтобы никому в группе не было обидно — всем музыкантам концертного состава, которые впервые принимали участие в записи альбома. Тогда еще была какая-то творческая искра у каждого из нас. Поэтому мне никого не хотелось обидеть — и все партии зафиксировать именно в том виде, в каком они были придуманы и сделаны.

— Недавно на ютьюбе появился фильм про то, как на студии Real World записывался этот альбом. И там есть прекрасное место — вы приезжаете в сельскую местность, вас встречает персонал студии и говорит: «Welcome to the Real World!» Типа: «Добро пожаловать в настоящий мир!»

— Так и есть! А еще можно вспомнить один неафишируемый эпизод, не только оставшийся в памяти, но и задокументированный. За ночь до этого нас затащили на какую-то вечеринку в лондонский клуб русской литературы Chekhov Club. Мы все давно не виделись и, конечно, как следует приложились не только к пинтам, но и односолодовым. И как-то зря — хотя компания в тот вечер была очень хорошая. Вот в таком помятом виде после безумной ночи, едва приходя в себя в поезде, мы и добирались до студии.

— Там красивая история создания самой студии Real World. Говорят, что когда у Питера Гэбриэла вышел альбом «So» — и ему привалило денег с небес, — он исполнил свою мечту и построил студию-сказку.

— Думаю, что теперь есть люди среди наших любителей музыки, которые тоже могут оттяпать в сельской местности несколько сотен гектаров земли и на них построить пару-тройку студий. А также гостиницы для проживания, репетиционные пространства, где большие взрослые группы репетировали бы свои большие взрослые концерты, где полностью выставлялась бы стадионная сценография перед выездом в туры.

Любопытно, что сам размер студии Real World не поражал воображение — зато поражали, скажем, кейсы для гитар, на которых было написано, к примеру, «Led Zeppelin Tour 1975». Как будто ты находишься в музее! «Welcome to the Real World!» — и ты по щелчку пальцев оказываешься в этом мире мечты всех музыкантов. Ты входишь туда и как бы становишься его частью — пусть даже на эти несколько дней, которые тебе удалось оплатить.

— Необычно было, в частности, то, что одна из трех студий, где конкретно записывался «Мумий Тролль», была сделана из стекла.

— Да, это была какая-то старинная ферма — милое и романтичное место, где пруд не затопляли и не закапывали. И поскольку он уже там был, хозяева просто положили на это место стекло. И можно было по нему проходить, играя на гитаре, и видеть, как под тобой проплывают рыбки и растут лотосы. С любовью сделанное место, которое не теряет своих связей с прошлым — как, наверное, и должна быть связана современность с традициями. Так вот у нас получилось заодно увидеть, как люди могут это делать. Мы там многому и научились — даже не только как записывать музыку, а еще и как смотреть на процесс.

— Это был август 1999 года, потом случилась Япония, а еще позже — небольшой закрытый концерт в Москве, в новом тогда клубе «16 Тонн». И была пресс-конференция, где впервые прозвучал слоган о победе рокапопса в одной отдельно взятой стране. Журналисты бодро это твое изобретение подхватили.

— Мне всегда нравилась история про то, как какой-то американский диск-жокей брякнул в эфире слово «рок-н-ролл» — и этот рок-н-ролл пошел по всей планете. А идея рокапопса родилась во время нашего визита в Японию, куда мы приехали на русско-японский фестиваль, организованный телекомпанией NHK. Тогда поход в музыкальный магазин в Японии напоминал поход в музей современного музыкального визуального искусства. Нас впечатлило, как тогда, в 1990-х, оформляли пластинки японские артисты, всему миру было до этого далеко: все обложки, все упаковки были очень красивые! Я тогда спросил у своих приятелей, живших в Японии: «А что это за музыка?» И они отвечают: «Тут дело в Японии, это как бы не рок и не поп, а такой вот роко-попс!» В общем, это слово родилось в трудностях перевода.

Я спрашиваю: «О, так же ведь никто не говорит? Можно я теперь так буду говорить?» И мы ударили по рукам с моим однокурсником с восточного факультета Федором Деркачом, нашим переводчиком в Японии. Решили, что этот миг будет рождением рокапопса. Ведь журналисты часто задают стандартные вопросы: «Почему группа так называется?» или «В каком стиле вы играете?» И для этих повторяющихся вопросов я заготовил дежурные ответы, прекрасно понимая, чем все это закончится: рокапопс станет запоминающимся словом. Оно, безусловно, юморное, и я потом часто употреблял его в наших заграничных гастролях. За границей журналисты начинают интервью с постоянного вопроса: «Как вы опишете ваш стиль?» — «Рокапопс!» Потому что это звучит очень по-русски, и им это нравилось.

Апофеозом того времени стало исследование творчества группы «Мумий Тролль» в «Литературной газете», где критики прошлись по рокапопсу. А у меня бабушка всегда любила «Литературную газету» и считала, что это самое интеллигентное и интеллектуальное издание Советского Союза. Когда она узнала, что про творчество ее внука написали статью в «Литературной газете», вопрос был закрыт со всех сторон!

— Вернемся к звукозаписывающей сессии. Как мы помним, одной из последних для альбома записывалась песня «Невеста». Давая интервью модному тогда девичьему журналу Yes!, ты доходчиво объяснял несовершеннолетним поклонницам: «Невеста — это то, что до жены и после сожительницы. Это та, которая чуть-чуть до оформления отношений, легальных или нет, в предвкушении исключительной сладости подобных отношений».

— (Долго смеется.) Точно, очень романтичное определение! Что касается истории песни, то ее первые строчки я написал на листочке — из тех, что кладутся в гостиницах рядом с кроватью, чтобы, наверное, было где умные мысли записать. Это произошло во время наших гастролей, перед отходом ко сну, в гостинице «Латвия», которая до сих пор стоит в центре Риги.

Тогда у нас был успех с синглом «C Новым годом, крошка». Я говорил, что это станет новогодней песней на века! И потом подумал: «На Новый год у нас песня уже есть. А еще у людей бывают свадьбы, через которые все проходят». Ведь про день рождения у нас уже было: «Я тебя забыл поздравить с днем рождения, да-да-да». Так что создать одну отсылку к свадебным делам было бы логично. И поэтому у песни «Невеста», конечно же, шуточное содержание.

Самое смешное, что песня «Невеста» мне всегда виделась как некий регги, у меня любовь к этому стилю идет такими спиралями: то засыпает, то пробуждается. И я решил, что у нас в репертуаре нет еще ни одной регги-песни. И всегда ее так и играл, но никому в группе этот подход не нравился. Я, конечно, понимал, что на Боба Марли это не тянет, а на меньшее никак не был готов. Так что в студии сказал музыкантам: мол, давайте подумаем о чем-то совершенно другом. И благодаря Real World родился этот рифф — Юрик Цалер сел за пианино, стал подбирать аккорды, и в каком-то моменте мы вскочили со стульев и сказали: «Стоп, вот это будет так!»

И мы поняли, что имеем песню «Невеста», сильно отличающуюся по концепции от всего альбома. Именно потому, что она совершенно другая. И решили, пусть она будет первым синглом, чтобы ввести чуть-чуть смуты в ряды наших слушателей. Армия поклонников к тому времени была уже очень большая. И стало понятно, что после «Морской», «Икры» и «Шаморы» все от нас чего-то ждут, не до конца понимая, чего именно. И если обращение к помпезному року в «Точно ртуть алоэ» было в какой-то степени предсказуемо, то игра с «Невестой» задавала ему другой тон. После этой песни люди ожидали от альбома чего-то другого, а не «Точно ртуть алоэ»! 

— После того, как вы проехали множество городов с туром «Точно ртуть алоэ», какие песни из альбома всплывают в твоем сознании спустя двадцать лет?

— Понятно, что люди прицепились к хитам, без которых не проходил ни один концерт: «Невеста» и «Карнавала нет». Но честно признаюсь, что концепт альбома «Точно ртуть алоэ» объясняет скорее песня «Ему не взять тебя». В ней мне хотелось выразить все-все, и, по-моему, это удалось.

— Если я не ошибаюсь, четвертый сингл альбома — «Моя певица» — был написан задолго до этого, чуть ли не в период «Икры»?

— Да, она начинала рождаться раньше. Там уже были какие-то слова, но конкретные очертания композиция получила уже тогда, когда готовились остальные песни альбома. У меня была идея о некой певице, которая умирает «на завтра». Ты знаешь мою специфическую любовь к исполнительницам советской женской эстрады! Я до сих пор не нашел ничего, что бы мне там действительно сильно нравилось, — за все эти годы. И как-то мне всегда хотелось подвести под этим некую черту, чтобы не существовало никаких «Старых песен о главном».

И у меня была такая злая идея сочинить песню про всех певиц, которые умрут «на завтра». И, может быть, тогда, наконец, появится другая, которая не будет оглядываться назад, не будет похожа ни на совэстраду времен Аллы Пугачевой, ни на Уитни Хьюстон в русской инкарнации Земфиры. Она все-таки попытается найти свое лицо с песнями на русском языке. Должно было пройти целых двадцать лет, чтобы стали происходить какие-то подвижки в этом вопросе.

— Как известно, в поддержку альбома в 1999–2000 годах вышло четыре сингла: «Невеста», «Карнавала нет», «Без обмана» и «Моя певица». Насколько этот эксперимент себя оправдал?

— Тогда не оправдал — ни материально, ни морально. Мы пытались скопировать маркетинговые стратегии, существовавшие в западном шоу-бизнесе. В нем синглы существовали в основном для того, чтобы несколько раз продать один и тот же материал. Идея симпатичная: она давала возможность не только продать что-нибудь неоднократно, но и поэкспериментировать. Это помогало выстраивать некую визуальную историю — и с этой точки зрения она себя оправдала.

Но с точки зрения официальных продаж за ней не было ничего — потому что наши люди даже официальные диски не покупали: они желали все это иметь бесплатно! Поэтому единственный способ вытянуть три копейки из слушателей заключался в том, чтобы пригласить их на концерт и заставить купить билеты. И второй важный момент — эта система синглов дала группе «Мумий Тролль» возможность выстроить новые визуальные истории.

— Наверное, читателям будет полезно узнать историю фотохудожника Олега Михеева и вашего сотрудничества.

— В Лондоне никогда не было проблем с хорошими магазинами и арт-журналами. Там люди, конечно, больше занимались искусством, нежели писали статьи. В одном из таких изданий я увидел фото, которое мне сильно понравилось. И там, по-моему, стояли подписи: «Олег Михеев». И я подумал: «О! Явно наш человек, судя по имени и фамилии». Я связался с редакцией, и мы с ним познакомились.

Благодаря Михееву я смог более-менее воплотить свою идею visual kei. Сам Олег родом с Урала, в свое время он приехал учиться в Королевский колледж искусств в Лондоне. И по большому счету он действительно был одним из пионеров цифровой фотографии — таких фотохудожников, как он, в то время в мире почти не существовало. Он экспериментировал и с какими-то старыми технологиями серебра, и с компьютерной графикой. Несмотря на его помощь, денег у нас хватало только на мейкап. Что же касается одежды, то с этим было сложнее, потому что иен на покупку артистических костюмов у нас в Японии не хватило. Поэтому пришлось обратиться к старым лондонским секонд-хендам. И дальше уже собственными руками что-то шил, резал ножницами, составлял какие-то ансамбли. И одежды, которые мы увидели на тех фотографиях, у нас получились относительно убедительно.

— Как мы помним, у альбома был шикарный первый тираж, с 13 бусинками внутри пластмассовой коробочки: 13 песен — 13 бусинок. Какая у этого была подоплека? И в какой момент тебе в голову пришло название? Я помню, что довольно долго у альбома никакого имени не было.

— Что касается названия, то я долго ходил вокруг этой идеи: «рокапопс», «горностай», «красная ртуть». Тогда мне казалось, что это очень сильные образы. Во-первых, это отсылки к Дальнему Востоку, без которого я не могу, и это часть самоидентификации. Сейчас, по прошествии лет, я понимаю, что никакой другой идентификации у меня и нет.

История красной ртути довольна любопытна. Существует множество мифов и легенд о такой полуволшебной субстанции, которая называется «красная ртуть». Мол, ее разрабатывали на секретных советских фабриках для ядерных ракет. И, по слухам, баночка такой красной ртути стоила чуть ли не сотни миллионов долларов. Соответственно, если ее продать, то сразу становишься богатым — это такая современная алхимия.

Дело в том, что в начале девяностых, работая переводчиком с китайского, я реально встречал начинающих бизнесменов, которые подписывали контракты на продажу красной ртути. Они, по сути, действительно занимались пропагандой почти несуществующей религии! Конечно, я посчитал, что оставить это без внимания и приложения к поп-культуре совершенно невозможно. Это же самая дорогая вещь на свете и при этом может уместиться на ладони! Вот на ладони и наш альбом умещается — тот, на который ты потратил все свои силы и средства.

Но после совещания с нашей группой маркетологов, в которую и ты тогда входил, стало ясно, что красная ртуть может вызвать ассоциации, больше связанные с градусником. Тогда я начал импровизировать дальше: «алая ртуть», «точно алая ртуть»… А потом решил пойти еще дальше и замаскировать это дело, потому что нельзя же красную ртуть продавать в открытую! Ведь вокруг находится много скрытных разведчиков, фээсбэшников и цэрэушников. Об этом все знают, но не говорят.

— Короче, контрабанда!

— Да, это какой-то мировой заговор контрабандистов, которые спасут этот мир. И я подумал, а в чем, собственно говоря, было спасение? Помнишь, в каждой советской семье в холодильнике стоял йод — как спасение от всех болезней. А на подоконнике всегда находилась чашка, в которой рос цветок алоэ. Соком алоэ закапывали насморк, а если ты обжегся или кто-то тебя укусил, этим листиком алоэ тебе смазывали руки. И поэтому «алая» превратилась в алоэ, чтобы еще более законспирировать всю эту тему. Вот собственно так и появилась идея.

А что касается бусинок, изначально предполагалось, что это будут не бусинки, а жемчуга. И еще у меня была такая идея — я своих друзей прошу купить в Китае дешевый речной жемчуг, в то время, условно скажем, на килограмм жемчуга можно было выменять три меховые шапки… И еще несколько жемчужных бус наших подруг мы можем разрезать — и положить вот этот настоящий жемчуг в альбом! В общем, предполагалась такая отсылка к этим супердиджипакам с японской музыкой.

Но мы столкнулись с жесткой реальностью, когда выпускающая компания стала разводить руками: «Ребята, ну какие специальные издания? Вот есть коробочка пластмассовая, вот мы можем напечатать бумажку. И это все, что мы можем сделать». Поэтому по тринадцать бусинок мы складывали собственными руками в первый тираж пластинок. У меня, слава богу, несколько таких дисков до сих пор осталось — и жалко, что больше не оставил.

— В одном из наших интервью ты мечтательно заявил: «У нас была попытка сделать такое шоу, перевести его на родимую землю, пусть даже в отрыве от общих тенденций во всем мире. Нам захотелось какой-то сказки, в отрыве от ситуации, в которой мы находились, — тогда все страны еле-еле отходили от кризиса, рухнула вся музыкальная промышленность. С этих позиций объять необъятное вряд ли удалось, но сам эксперимент меня порадовал тем, что мы это сделали и довели до определенной точки — и это самоуважение присутствует, а когда оно определенно присутствует, то и легче жить! Да, сделали, да, смогли!» Как говорится, конец цитаты.

— Ну вот прошло двадцать лет! Очередной кризис, теперь повсюду вирусы, войны и далее по списку. И что делает группа «Мумий Тролль»? Она выпускает новый альбом и готовит юбилей «Точно ртуть алоэ», который весной был сорван. Просто в этом году я хотел его отметить в кругу самых ярых поклонников «Мумий Тролля», прошедших с нами все эти двадцать лет. Пригласить их в «Мумий Тролль Music Bar», закатить японский ужин с мишленовскими поварами, пригласить японских диджеев. Этого не случилось, но случилось то, о чем никто не подозревал.

Закрыли Москву на карантин по случаю неизвестной болезни. Кто бы мог подумать? Все думали, что это несерьезно и масок носить не надо. Ну что, погуляли? Друг о друге не заботились, социальную дистанцию не соблюдали, маски не носили? Теперь добро пожаловать! У кого иммунитет лучше — продолжает слушать музыку, у кого похуже — тот прямиком в больницу. Но я подумал, что мы будем не «Мумий Тролль», а я — не главарь, если откажусь от этой идеи. Потому что уже все приведено в действие.

В моих планах был V-Rox, фестиваль во Владивостоке, где предполагалось представить эту программу, при участии групп трибьюта со всех городов России. В общем, такая вот история: красная ртуть возвращается домой, на берег Тихого океана. Но этого не случилось, и мы подумали: «Нет! Должны же быть какие-то новые решения?» И есть хорошая новость: «Мумий Тролль» заботится о вас, не хочет провоцировать вас на нарушение санитарных норм — и предлагает вам не расставаться никогда, хотя бы виртуально! Для этого мы выпустили и новый альбом, и справляем юбилей в виде виртуального концерта.

А пока мы достроим в самом центре Москвы новый «Мумий Тролль Бар». Глядишь, всех перевакцинируют, переколют — и останутся лишь самые крепкие желающие увидеть «Мумий Тролль» живьем. И возникнет такой новый, дивный, здоровый мир, куда мы с вами будем идти. Кстати, если помнишь, «Точно ртуть алоэ» был самым первым альбомом, который мы выложили в интернет.

— Да, тогда это была настоящая революция!

— Это была революция в отношениях! Мы и так были в не слишком тесных отношениях с российскими дистрибьюторами музыки, которые не хотели защищать наши интересы, отстаивая официальные копии. И не хотели идти в ногу ни с какими новыми технологиями. Я помню, как мы все-таки решились на этот шаг — выложили альбом в сеть. Это, по-моему, был первый прецедент в России. Как сейчас помню, наш бессменный руководитель онлайн-проектов Аня Зубакина звонит и говорит, что в «Питерлинке», питерском сервере наших партнеров, ей сказали: «Ребята, у вас уже миллион скачиваний! У нас рухнул весь сервер, у нас рухнуло все! Такого потока посетителей не было никогда».

По тем временам это был миллион не только любителей «Мумий Тролля», но и тех, кто мог скачать эти песни через интернет. А сегодня мы приглашаем всех на виртуальную презентацию альбома «Точно ртуть алоэ». Я понимаю, что это, наверное, сегодня звучит не так, как двадцать лет назад. Но тогда представьте, что мы вам придумаем еще через двадцать лет.

— Для того, чтобы читатели лучше понимали контекст времени и абсурдность момента. Хочу напомнить, что в очень красивом буклете альбома, со вставленными в пластмассовую коробочку бусинками, на матовой бумаге было написано: «Пресс-служба: пейджер 7556565, абонент Кушнир». То есть даже не мобильный телефон!

— Да, у нас тобой тогда не было мобильных телефонов.

— И вот с одной стороны мой несчастный пейджер. А с другой стороны миллионные скачивания альбома. Словно две стороны одной вселенной.

— И ты ясно понимаешь, что существуешь в мире, который сильно недооцениваешь. То есть если ты живешь сегодняшним днем: «Вот я должен выпустить пластинку, договориться с лейблом, который мне где-то разместит рекламу… Потом я отправлюсь в тур» А при этом оказывается, что в 2000 году есть миллион людей, у которых нет мобильного телефона, зато есть интернет! И они готовы поучаствовать в другой реальности, в которой даже не особенно понимаешь, что тут происходит.

Так что, надеюсь, что это чувство виртуальной реальности имеет свой смысл. Ведь мы так сильно хаем сегодняшний мир вокруг нас. Но мне нравится то, что происходит здесь, и все, наверное, не так уж плохо. Может быть, этот виртуальный мир и есть некий ответ — и мы все-таки доберемся до той мечты.

— И последний вопрос, немного ностальгический. За что мы сегодня любим эти фантазии конца девяностых, этот альбом и эту эпоху?

— Это было несколько лет, когда я буквально жил в туре. И у меня не было ни квартиры, ни машины, ни мобильного — ничего не было! И это веселье продолжалось несколько лет подряд. Чего греха таить, я сегодня не могу себе позволить бросить семью, важные дела и уехать на несколько лет в тур, передвигаясь из одного города в другой. Иногда я думаю: «Слава богу, что не было никаких соцсетей!» Иначе остался бы миллион каких-то бешеных мимолетных воспоминаний. Это был настоящий рок-н-ролл!

Было много работы, но было и много веселья, абсолютно безудержного и безответственного. Тогда мы еще не открыли для себя черной стороны непрекращающихся туров, о чем меня старшие друзья вроде Кости Кинчева неоднократно предупреждали. Но глядя на товарищей, на эти постоянно гастролирующие рок-группы, мне становилось за них страшно. За их здоровье и так далее. А у нас это обернулось безудержным весельем, которого, наверное, уже не вернешь. И слава богу, что не вернешь. Потому что жизнь все-таки должна меняться!