«Потом — конец. Я понимаю, что я мертв» Алексей Навальный дал первое большое интервью после отравления — журналу Der Spiegel. Вот самое важное из этого разговора

О самочувствии

Я чувствую себя намного лучше, чем три недели назад, лучше с каждым днем. Не так давно я мог подняться только на 10 ступенек, а теперь уже могу на пятый этаж. И главное — ко мне вернулись ментальные способности. Моя самая главная проблема — это сон: я не могу спать без снотворного. Врачи говорят, что я восстановлюсь на 90 или 100 процентов, но на самом деле никто этого точно не знает, сейчас я нахожусь в положении подопытного кролика. Вероятно, обо мне когда-нибудь напишут в медицинских журналах. 

Об отравлении

День был чудесный, я летел домой после утомительной, но успешной командировки. В начале полета, как и в аэропорту, я хорошо себя чувствовал. То, что случилось потом, очень сложно описать, потому что невозможно ни с чем сравнить. Это как DDoS-атака на компьютер: перегрузка, которая ломает нервную систему. Я почувствовал, что не могу концентрироваться, что у меня холодный пот. Сначала я попросил у [своего пресс-секретаря] Киры Ярмыш носовой платок, потом попросил ее поговорить со мной, потом попросил воды у стюардесс, потом решил, что надо сходить в туалет. 

Я сидел на унитазе и умывался холодной водой, а потом понял — если я сейчас не открою дверь, то здесь и умру. Боли не было, но я понимал, что умираю. Я вышел из туалета и сказал бортпроводнику: «Меня отравили, я умираю». Потом помню, как я лежал на полу, а он смотрел на меня с удивлением и улыбкой, видимо, полагая, что мне подали несвежую курицу. Помню, меня спрашивали про проблемы с сердцем. Но у меня вообще ничего не болело — я просто знал, что умираю.

Затем голоса стали тише, женщина начала говорить мне: «Не отключайтесь». Потом — конец. Я понимаю, что я мертв. В интернете я смотрел видео, записанное одним из пассажиров, которое называлось «Навальный кричит от боли». Но это была не боль — боль заставляет чувствовать себя живым. А я просто понимал, что это конец. С того момента, как я почувствовал, что происходит что-то странное, до потери сознания прошло полчаса.

О том, кто стоит за отравлением

Я утверждаю, что за отравлением стоит Владимир Путин, и у меня нет других версий. Я говорю это на основании фактов, и главный из них — это «Новичок». Приказ о его использовании или изготовлении могут отдать только два человека — глава ФСБ или СВР. Может быть, еще ГРУ. Очевидно, что такое решение они не могут принять без указаний Путина. 

О Евгении Пригожине

Есть ли у Пригожина доступ к «Новичку»? Вряд ли — потому что тогда он, наверное, отравил бы полмира. Вспомните, что он убил трех российских журналистов в Африке. 

О том, зачем Путину его смерть

Если бы полтора месяца назад мне сказали, что меня отравят «Новичком», я бы посмеялся. С оппозицией Путин борется по-другому: например, арестами и избиениями. Боевые отравляющие вещества — это для предателей. Но сейчас, видимо, в голове Путина что-то изменилось — хотя он знает, что я не олигарх и не секретный агент, а политик. Возможно, они решили, что раз обычные средства борьбы против меня не помогают, надо перейти к крайним мерам. Многие считают, что Путина интересует только геополитика, но это не так. Посмотрите на Хабаровск — люди выходят на улицы уже более 80 дней, и Кремль не знает, что с ними делать. Система пытается выжить, принять крайние меры, чтобы предотвратить белорусский сценарий. 

О бутылке из отеля

Я предполагаю, что я получил яд через кожу, прикоснувшись к чему-то. Затем я взял бутылку с водой, отпил из нее, поставил обратно и вышел из номера — вот откуда там следы яда. Эти следы были не опасны, там было минимальное количество яда. Он не мог никому принести вреда. 

Об отсутствии других пострадавших

Я считаю, они сделали выводы из отравления Скрипалей, когда заразились 48 человек, а одна женщина умерла. Вероятно, яд не был нанесен на раковину или душ — потому что я мог бы их не использовать, или на телефон, который я мог бы отдать Кире Ярмыш, и вместо одной подозрительной смерти было бы две. Я лишь размышляю; вероятно, это был какой-то более сложный яд, и он был нанесен на вещь, к которой прикасаюсь только я. 

О том, почему его выпустили из страны

Я думаю, что меня не хотели выпускать из страны — поэтому и говорили, что у меня нетранспортабельное состояние. Но благодаря поддержке сторонников и действиям моей жены ситуация превратилась в реалити-шоу «Навальный умирает в Омске». И люди не захотели его смотреть. Для Путина важно было, чтобы я не получил статус жертвы, чтобы не получил политический капитал, даже посмертный, поэтому меня в итоге выпустили. И, я думаю, они ждали 48 часов, потому что надеялись, что яд в итоге не обнаружат. 

О визите Ангелы Меркель

Это было совершенно неожиданно — в палату открылась дверь и вошли мой врач и Меркель. О подробностях беседы я не буду рассказывать, но мы не обсуждали ничего секретного, ее визит был просто показательным жестом. Я был впечатлен тем, как хорошо она понимает то, что происходит в России, и разбирается в ситуации. Когда я с ней поговорил, я понял, почему она так долго находится на вершине немецкой политики. 

О слежке

За мной постоянно следят с 2012 года, часто очень открыто — ФСБ, центр «Э» и другие ведомства. Я думаю, что статья в «Московском комсомольце» — это публичное заявление спецслужб, ответственных за слежку, о своей непричастности к отравлению. Приказа на уровне всей ФСБ убить Навального точно не было. 

О возвращении в Россию

Я вернусь в Россию, потому что в противном случае это будет означать, что Путин достиг своей цели. Теперь моя работа — оставаться человеком, который не боится. И я не боюсь. Я не буду преподносить Путину такой подарок, как моя эмиграция. Конечно, я беспокоюсь за свою семью, возникают мысли — а что если бы яд принесли в мою квартиру, где живут жена и дети? Но они не боятся. Моя задача — как можно быстрее восстановиться и после этого вернуться в Россию. 

О своих дальнейших действиях

Я и дальше буду ездить по регионам, останавливаться в гостиницах, пить воду в номерах. С политической точки зрения мало что изменится — продолжится борьба между теми, кто борется за свободу, и теми, кто хочет отбросить нас в прошлое. Они будут использовать все более изощренные методы, но мы постараемся выжить. 

О ненависти к представителям системы

На мой взгляд, главный врач омской больницы даже хуже агентов спецслужб — для них убийство, по крайней мере, является частью профессии. А он все знал, что со мной происходит, но рассказывал миру о нарушении обмена веществ и о том, что я слишком много выпил. Ненавижу ли я людей, которые называли себя врачами, но на самом деле хотели дождаться моей смерти? Вероятно. Хочу ли я достать меч и отрубить им головы? Нет, потому что я за верховенство закона, их надо судить справедливым судом. 

О кризисе в отношениях России с Германией

Долгое время считалось невозможным, что Путин рискнет вступить в конфликт с Берлином — но теперь это время пришло, как и время политических убийств в России. Правительство Германии заняло очень ясную позицию, вероятно, не из-за меня — это скорее означает, что они осознают опасный путь, по которому идет Россия. Останавливать «Северный поток — 2» или нет — это дело Германии, но санкции против России в целом бесполезны. Нужны точечные наказания бенефициаров коррумпированной системы, чтобы они больше не могли наслаждаться жизнью на Западе.