Перейти к материалам
разбор

Взлетит ли цена на нефть после ковида? Что такое фьючерс и баррель? Почему, когда они дешевеют, бензин все равно дорожает? Стыдные вопросы о нефти

Источник: Meduza
Spencer Platt / Getty Images / AFP / Scanpix / LETA

На фоне пандемии коронавируса в апреле 2020 года цена на американскую нефть WTI стала отрицательной, до этого российская нефть Urals опустилась ниже 10 долларов за баррель впервые за 20 с лишним лет. Нефть по-прежнему влияет на экономику России, но от чего зависит ее цена? И почему одни сорта дороже других? Откуда вообще берется нефть? И чем сланцевая отличается от всех остальных? Отвечаем на эти и другие стыдные вопросы о нефти и нефтяном рынке.

Что вообще такое нефть?

Нефть с научной точки зрения — это в основном смесь предельных углеводородов. Можно попроще: если слить вместе бензин, керосин, дизельное топливо и мазут, а потом размешать, то это примерно и будет нефть. 

Предельные углеводороды — это молекулы, состоящие из атомов углерода и водорода, при этом между атомами углерода должны быть только одинарные связи. Самый простой из них — метан. Там всего один атом углерода, окруженный четырьмя атомами водорода. В этане два углерода С и шесть водородов Н, в пропане три углерода и восемь водородов, бутан — это C4H10, бензин — это смесь разных углеводородов от С5 до С12 (водороды для простоты обычно не пишут, как не ставят точки над ё), керосин — от С10 до С16 и так далее. Но вообще размер молекул предельных углеводородов ничем не ограничен. Полиэтилен — это тоже предельный углеводород, и в нем длина цепочки может достигать сотен атомов углерода.

Нефть добывают из скважин, которые бурят на глубину до пяти километров (в основном она залегает на глубине от пяти до двух километров). При этом под землей нет пещер, в которых плещутся озера нефти. Там залегает пористая горная порода — песчаник или известняк, — и в ее порах находится нефть. Поры, кстати, довольно мелкие, невооруженным глазом они практически незаметны.

Откуда берется нефть?

Откуда нефть взялась, точно никто не знает. Есть две теории.

  • Первая, более распространенная, — органическая. Согласно ей, дело происходило так: в иле доисторических рек, в древних коралловых рифах накапливалось много органики — в основном мертвых микроорганизмов, животных и растений. Потом все это оказалось погребено под наслоением горных пород, ушло глубоко в толщу земли. Под действием давления, температуры и времени сложные химические соединения биологических останков превратились в простые — в те самые предельные углеводороды. Поскольку они легче воды, которой пропитаны все поры осадочного чехла земной коры, образовавшись, они начинают мигрировать вверх, всплывать в порах. Таким образом они могут либо достигнуть поверхности, либо попасть в песчаную или известняковую линзу, покрытую непроницаемым материалом, и там накопиться. Так образуются месторождения.
  • По неорганической теории, где-то в толще Земли есть метан и вода, попавшие туда еще в ту пору, когда планета только формировалась. В присутствии металлов, работающих как катализаторы, из воды и метана происходит образование молекул более тяжелых углеводородов, которые мигрируют вверх, ну а дальше — как в предыдущей версии.

Обе теории — это гипотезы, точных доказательств ни той, ни другой нет и, наверное, быть не может. Органическая теория выглядит стройнее, объясняет больше фактов с меньшим количеством натяжек, обладает хорошей предсказательной силой (на ее основании удается находить много месторождений нефти), и потому в нее верят большинство специалистов. Впрочем, нефть может образовываться не одним, а несколькими способами.

Строго говоря, если верить органической теории, нефть не является исчерпаемым ресурсом. Из ила в руслах современных рек тоже когда-нибудь — через 200–300 миллионов лет — образуется нефть. Но мы выкачиваем нефть из земли куда быстрее, чем она там накапливается.

То есть в ближайшее время нефть может закончиться?

Формально разведанных и доказанных запасов нефти в мире сейчас осталось на 50 лет нынешнего потребления. В России — примерно на 20 лет, если добывать теми же темпами, что и сейчас.

Но на самом деле эти цифры почти ничего не значат. Это не технический, а технико-экономический показатель: он показывает, сколько нефти можно рентабельно добыть при нынешнем коэффициенте извлечения нефти (КИН), при нынешних технологиях, при нынешних ценах. Вообще-то в мире сейчас средний КИН — процентов 30–35. А для сланцевой нефти — 6–8%. Добывать больше возможно, но пока не выгодно. Соответственно, во-первых, развитие технологий может позволить вынимать из-под земли больше нефти (есть способы довести КИН до 70%, но это стоит лишние 10–20 долларов на баррель), сделать рентабельными новые классы запасов, как это произошло со сланцевой нефтью. Во-вторых, то же самое может сделать и рост цен. Про ту же сланцевую нефть было известно с 1920-х годов, но заниматься ею стали, только когда в 2000-е цена стала подбираться к 100 долларам за баррель.

Кстати, что такое сланцевая нефть? Почему о ней все говорят?

Сланцевая нефть точно такая же, как и многие другие нефти. Просто она залегает в других породах и добывается немного другим способом. Как уже говорилось, обычно для появления месторождения нефти в земной толще должна образоваться ловушка — линза песчаника. Эта линза должна быть покрыта непроницаемым для нефти материалом (глина, соль и так далее). В этой покрышке не должно быть трещин, иначе нефть просто уйдет дальше к поверхности и испарится оттуда. 

«Кухонь» — мест, где образовывалась нефть, — в земле хватает, слоев песчаника — тоже. А вот чтобы сразу были и «кухня», и песчаник, и образование линзы, и покрышка — так бывает не очень часто. Именно поэтому очень много образовавшейся нефти ушло на поверхность.

Случается, что на пути мигрирующей наверх нефти встречается слой пористой, но очень плотной породы, способной удерживать в себе нефть. Она называется сланцем. Тогда не нужны ни образование линзы, ни покрышка. Понятно, что такие слои могут содержать куда больше нефти, чем редко встречающиеся ловушки. А еще их гораздо легче искать: не надо пытаться найти линзу в земле — можно просто разбурить всю площадь, под которой простирается такой слой горной породы.

Проблема в том, что порода крайне неохотно отдает нефть. Если в ней пробурить обычную скважину, то дебит — продуктивность скважины в сутки — будет крайне низок. Выход — бурить скважину с горизонтальным стволом, который будет лежать в пласте на протяжении нескольких километров, и проводить многостадийный гидроразрыв пласта: это операция, при которой из нескольких десятков точек на протяжении этого горизонтального ствола с помощью очень высокого давления создается система искусственных трещин-капилляров, уходящих в пласт на десятки и сотни метров. Они дренируют пласт гораздо лучше, чем простая скважина.

Буровые установки в Дикинсоне, Северная Дакота. 21 января 2016 года
Andre Cullen / Reuters / Scanpix / LETA

Это технически довольно сложно. Еще 15 лет назад себестоимость нефти, добываемой таким способом, была больше 100 долларов за баррель. Но поскольку в США запасы такой нефти весьма велики, нашлось много желающих попробовать удешевить процесс. Объединенными усилиями многих компаний, работавших методом проб и ошибок, себестоимость удалось снизить в несколько раз. Сейчас себестоимость добычи сланцевой нефти в США на некоторых участках начинается с 25 долларов за баррель.

Где больше всего сланцевой нефти? В России она есть?

Сейчас львиная доля сланцевой нефти добывается в США. Там образовалась обширная экосистема подрядчиков, способных бурить такие сложные скважины, делать гидроразрыв, и все это быстро и дешево. Сланцевые формации простираются из Техаса в Мексику, но там объемы сланцевой добычи мизерные именно из-за неразвитости нефтесервисной отрасли. Сколько-то сланцевой нефти добывают в Аргентине на формации Вака Муэрте, а также в Колумбии.

В России есть довольно много геологических формаций, не относящихся, строго говоря, к сланцевым, но работающих примерно так же — улавливающих нефть по площади, а не в ловушках. Это Баженовская и Ачимовская свита в Западной Сибири, Доманиковская в Поволжье. Значимых объемов нефти из них пока не добывается, во многом потому, что у российских нефтяников еще достаточно месторождений с более легкими горно-геологическими условиями. Ведутся работы, направленные на увеличение опыта работы на сланце, на снижение себестоимости. До кризиса предполагалось, что к 2021–2022 году удастся снизить ее настолько, чтобы можно было начинать промышленную добычу, но кризис, наверное, отложит эти проекты.

Пока же российские нефтяники применяют сланцевые технологии, позволяющие добывать больше нефти на традиционных месторождениях. Если посмотреть на прогнозы добычи в Западной Сибири, которые делали в советское время или 20 лет назад, то сегодняшняя добыча должна была быть гораздо ниже, чем в реальности. Но за последние 10 лет добыча не просто не падала, а даже росла именно благодаря использованию длинных горизонтальных скважин с многостадийным гидроразрывом пласта (МГРП). Они обеспечивают более высокий коэффициент извлечения нефти и возможность рентабельно добывать трудноизвлекаемые запасы.

Почему нефть так важна для экономики?

Сама по себе нефть человечеству не нужна. Но для человечества очень важны свет, тепло, транспорт и материалы, из которых можно что-нибудь сделать. Еще 200 лет назад для этих целей использовались животные. Из их шкур и шерсти делали одежду, на лошадях ездили, в том числе и за дровами, помещения освещались за счет сжигания китового жира.

Нефть, кстати, в XIX веке стали добывать именно для производства керосина для ламп. Бензин сливали в реки за ненадобностью: в лампах его использовать было не очень удобно — света дает меньше, чем керосин, зато взрывается. И если бы не растущее производство нефти и керосина из нее, китов бы совсем перебили, они уже были близки к полному исчезновению, как стеллерова корова.

Массовый переход транспорта на нефть начался в 1910-е годы. Первыми были военные: Уинстон Черчилль, будучи первым лордом Адмиралтейства, принял стратегическое решение о переводе британского флота с угля на мазут. Потом началась эра автомобилей и самолетов. Вплоть до 1970-х довольно много нефти (точнее, мазута) использовалось в производстве электричества, но резкое удорожание нефти после 1973 года заставило электростанции перейти на газ и уголь.

Сейчас нефть в основном используется в транспорте (около 60%), промышленности (как сырье и как топливо) и совсем немного — как топливо для электростанций. Нефть не первое транспортное топливо. Сначала повсеместно использовался уголь, но потом выяснилось, что жидкое топливо куда удобнее. Им легче заправлять корабли и автомобили, оно не дает сажи, его не надо перемалывать и кидать в топку лопатой, на нем можно сделать довольно простой механизм двигателя внутреннего сгорания с простой системой подачи топлива. Бензин, керосин, дизельное топливо обладают очень высокой энергетической плотностью (то есть количеством энергии, которое можно извлечь из одного литра и килограмма) и легкостью извлечения энергии. В килограмме урана-235 энергии, конечно, куда больше, чем в килограмме керосина, но чтобы ее безопасно извлечь, нужно построить большую атомную станцию. А из килограмма литиевых батарей энергию извлекать очень просто, но ее там в 15 раз меньше, чем в килограмме керосина. Это не очень важно для мобильного телефона, но очень важно для самолета.

Кроме того, нефть — это важное сырье для химической промышленности. Пластмассы, волокна для тканей, стиральный порошок, лекарства — все это делается из нефтяного сырья. На это идет примерно 20% всей добываемой нефти.

До сих пор потребление нефти довольно устойчиво росло, примерно на 1–1,5% в год. Предсказывают, что через некоторое время нефть в транспорте начнут замещать электричеством и водородом, — скорее из экологических соображений, чем из экономических. По разным прогнозам, пик потребления нефти придется на период между 2025 и 2040 годами, после чего оно начнет снижаться. Но это снижение обещает быть не очень быстрым: даже по самым «зеленым» прогнозам, в 2050 году нефти будут потреблять примерно столько же, сколько в 2000-м.

Передохните и поиграйте в нашу версию гипнотической игры 2048

С помощью стрелочек на клавиатуре надо объединять одинаковые элементы. Когда элементы сталкиваются, они образуют новые, более ценные. Игра заканчивается, когда вы превратите рубль в баррель нефти.

В чем разница между сортами и марками нефти?

Как говорилось выше, нефть — это смесь различных углеводородов, а значит, в разных месторождениях пропорции этой смеси отличаются. Даже в разных пластах одного месторождения они могут быть разными, например, из-за того, что в одном из пластов могут завестись микроорганизмы, питающиеся нефтью (да, есть и такие). Они съедают легкие бензиновые фракции, а тяжелые мазутные остаются.

Кроме углеводородов, в нефти есть примеси. Основная неприятная примесь — сера. Ее в нефти может быть и 0,25%, и 4%. Поскольку при сгорании серы образуются окислы, которые, смешиваясь с водой в атмосфере, образуют серную кислоту, экологические требования ограничивают содержание серы в топливе — причем каждое новое требование становится все жестче.

Нефтеперерабатывающим заводам (НПЗ) приходится очищать свою продукцию от серы. Для этого нужны специальные установки, и это стоит денег. Поэтому виды нефти с низким содержанием серы ценятся выше. Раньше многие заводы вообще не могли работать с высокосернистой нефтью и не покупали ее, но постепенно все больше НПЗ построили у себя нужные установки, так что дисконт на «кислые», сернистые сорта снижается.

Ценность нефти определяется тем, сколько будет стоить «корзина переработки» — сколько можно выручить за набор нефтепродуктов, получаемых из данной марки нефти. Например, до недавнего времени легкие сорта нефти стран Каспийского моря, из которых получается много авиационного керосина, довольно дорогого топлива, ценились высоко. А во время карантина, когда спрос на авиационный керосин упал особенно сильно, они стали торговаться с большим дисконтом.

Российская нефть дороже или дешевле других?

Россия производит разные нефти. Например, на Дальнем Востоке продается сорт ESPO, поставляемый по трубопроводу Восточная Сибирь — Тихий океан (ВСТО) — это довольно дорогая малосернистая легкая нефть. В порт Новороссийска идет труба с сортом нефти Siberian Light, тоже легкой и малосернистой.

Но самый массовый российский сорт — Urals. Он получается в результате того, что в трубу, по которой в Европу идет легкая и малосернистая сибирская нефть, в Поволжье попадает достаточно тяжелая и высокосернистая нефть Башкирии и Татарстана. Получается бленд, усредняющий эти характеристики.

Довольно долго он торговался с дисконтом к европейскому сорту Brent, как правило, в 2–3 доллара, но бывало и больше. Однако в последние годы из-за роста добычи легких сортов нефти с высоким бензиновым выходом (в частности, американской сланцевой нефти) и увеличения доли дизельных автомобилей спрос на Urals стал расти. Теперь эта нефть, бывает, торгуется и с премией к Brent.

Как определяется цена на нефть? Что значит «цена на нефть — 26 долларов за баррель»?

Баррель — это по-английски «бочка». Сейчас это стандартная мера объема, равная примерно 159 литрам, или, если точно, 42 галлонам.

В мире принято измерять нефть в объемных показателях, хотя с точки зрения науки и техники правильнее было бы в весовых, так как одно и то же количество нефти может занимать разный объем при разных условиях. В России, наоборот, принято учитывать нефть в тоннах, а не в кубометрах, это создает некоторую путаницу при точном определении объемов российской добычи и соблюдении различных международных квот.

Есть два способа торговли нефтью: на споте и по долгосрочным контрактам.

В первом варианте компания-продавец объявляет аукцион — она говорит, что, например, через десять дней готова продать танкер нефти в порту Роттердама, крупнейшем в Европе, и собирает книгу заявок в течение нескольких часов. Кто предложил больше, тот и выиграл. В конце дня две компании — Platts и Argus — обзванивают участников рынка и спрашивают, кто, сколько и какой нефти по какой цене продал, а потом по довольно сложной методологии с поправкой на точку поставки, объем танкера и так далее выводят «биржевую цену» разных сортов нефти.

Рабочий индонезийской государственной нефтегазовой компании Pertamina маркирует бочки со смазочными материалами. Индонезия, Чилочап, 6 ноября 2017 года
Rosa Panggabean / Antara Foto / Reuters / Scanpix / LETA

Самая известная такая европейская цена — это Brent Dated. Когда-то месторождение Брент было крупнейшим в Северном море, этой нефти в Европе было больше всего, и поэтому она была наиболее ликвидна, ее цена меньше подвержена колебаниям от сделки к сделке, и эти колебания хорошо усреднялись. С тех пор месторождение Брент практически иссякло и вот-вот вообще прекратит добычу. Так что на сегодняшний день биржевой индикатор Brent Dated — это усреднение сделок с нефтью с нескольких североморских месторождений: Brent, Forties, Osebeek, Ekofisk и Troll. Иногда все это вместе называется BFOE, причем доля Брента там самая маленькая. Но по привычке все равно говорят про сорт Brent.

Другой вариант торговли — долгосрочные поставки. Продавец с покупателем договариваются, что покупатель будет ежемесячно забирать, скажем, три танкера нефти — в первую, вторую и третью декаду месяца, например, из порта Приморск в Финском заливе. А цена будет определяться по формуле, в основе которой будет биржевая котировка Brent Dated в порту Роттердама на эту декаду с поправками: премией или дисконтом за качество нефти, поправкой на другую географическую точку поставки и так далее.

Что за фьючерсы и почему о них все говорят?

На рынке физической нефти работают крупные нефтяные компании (причем как продающие сырую нефть, так и покупающие ее для своих нефтеперерабатывающих заводов) и крупные трейдеры. Стандартный размер лота там — это танкер на 80 тысяч тонн (примерно полмиллиона баррелей) нефти. Один танкер для этого рынка — это мало, основные игроки оперируют миллионами тонн в год.

Довольно неприятно планировать свой бизнес, не зная заранее, сколько придется потратить на сырье или сколько удастся выручить за свой товар. Долгосрочные контракты между продавцами и покупателями физической нефти убирают «риск объемов» — то есть шансы того, что им не удастся продать или купить партию нефти. Но ценовой риск в долгосрочных контрактах сохраняется. Для того чтобы его исключить, есть рынок фьючерсов, позволяющий заранее продать или купить партии нефти с поставкой в определенные месяцы по известной цене.

Рынок фьючерсов на Brent, которыми торгуют в Европе, бумажный. Это значит, что если покупатель за полгода до даты поставки купил у продавца фьючерс, то в момент, когда придет пора рассчитываться (экспирация фьючерса), покупатель получит от продавца не баррели нефти, а деньги, равные среднемесячной цене спотовых поставок этого месяца. При этом фьючерс с экспирацией в июне перестает торговаться 30 апреля. Формально можно купить или продать фьючерсы на нефть на срок до пяти лет. В реальности ликвиден только рынок на ближайшие два года, а дальше начинает сильно расти спред (разница) между высокой ценой покупки и более низкой — продажи фьючерса (это означает, что компании должны все больше платить за определенность).

Этот рынок, в силу своей бумажной природы, доступен кому угодно: чтобы на нем работать, не надо знать, как управляться с танкерами нефти, не нужно иметь договоров с портами и так далее; размер лота на нем гораздо меньше, чем на рынках с реальными поставками. В результате этот рынок стал весьма популярным среди трейдеров, инвесторов и спекулянтов и обороты на нем многократно превышают обороты физического рынка.

Когда вы видите котировку Brent в бегущей строке биржи или на заголовке какого-нибудь сайта, почти всегда это котировка фьючерса с ближайшей экспирацией, а не спот-цена физической нефти.

Это либо синтетика, то есть вычисленная цена через комбинацию фьючерса на Brent и фьючерса на дифференциал (разницу цены Urals и Brent), либо спот-цена.

Правда, в ситуации стабильного рынка эти цены очень близки, но во времена карантина и сильного дисбаланса рынка они разошлись почти на треть.

Правда ли, что Советский Союз развалился из-за падения цен на нефть?

Причины гибели СССР могут быть предметом отдельного большого разговора или толстой книги. Например, Егор Гайдар написал книгу «Гибель империи», в которой разобрал экономические предпосылки развала СССР. Похоже, к концу 1980-х экономическая система СССР была обречена, и если нефть на это и повлияла, то скорее в 1965 году, когда были открыты крупные месторождения Западной Сибири, и в 1973 и 1980 годах, когда цены на нефть резко взлетели и у властей появилась возможность решать накапливающиеся проблемы, заливая их выручкой от экспорта нефти.

Благополучие 1970-х — начала 1980-х было действительно оплачено нефтяной выручкой. Впрочем, СССР был в этом не одинок: экономические успехи правительства Маргарет Тэтчер, пришедшей к власти в 1979-м, тоже были связаны в том числе с резким ростом добычи нефти в Северном море, совпавшим с периодом высоких цен на нефть.

После 1973 года цена на нефть выросла с 2,5 до 12 долларов (в деньгах 2018 года — с 15 до 60). 

В 1979-м, после революции в Иране и начала Ирано-иракской войны рост был с 14 (эквивалент 55 долларов) до 31,6 (эквивалент 110). 

К 1985-му цена снизилась до 27,5 (эквивалент 64). 

В 1986-м среднегодовая цена составляла около 14 долларов (эквивалент 33 долларов 2018 года). 

CCCР тогда экспортировал значительно меньше нефти, чем Россия сейчас: в 1985 году экспорт нефти и нефтепродуктов составлял около 200 миллионов тонн, а в 2018-м Россия экспортировала более 400 миллионов тонн. При этом 120 миллионов тонн советского экспорта шли в страны СЭВ и была частью товарооборота социалистического лагеря. Проще говоря, твердую валюту СССР за нее не выручал. 

Аналитическая записка ЦРУ 1986 года оценивает объемы советского экспорта за твердую валюту в 34 миллиарда долларов на пике 1984 года и в 25 миллиардов в 1986-м (соответственно в 82 и 60 миллиардов в нынешних деньгах), а золотовалютные резервы страны — примерно в 50 миллиардов (при долге 15 миллиардов). Для сравнения: на сегодня внешний долг России составляет примерно 450 миллиардов, но государственный долг — всего 12 миллиардов (при золотовалютных резервах в 550 миллиардов), остальное — долги банков и компаний, у которых, в свою очередь, тоже есть валютные активы.

Падение цен на нефть в середине 1980-х совпало с двумя другими сильными ударами: чернобыльской аварией, ликвидация которой обходилась в несколько миллиардов рублей в год в 1986–1989 годах, и войной в Афганистане, стоившей около трех миллиардов рублей в год.

Кроме того, положение СССР в момент падения цен на нефть (и связанного с этим дефицита твердой валюты) оказалось особенно тяжелым из-за особенностей социалистического планирования и управления экономикой. За валюту закупались комплектующие, материалы, станки; больше эти важные факторы производства было взять неоткуда. Советская система не предусматривала гибкости: отсутствие каких-то элементов могло приводить к каскадным эффектам. Например, из-за невозможности закупить действующее вещество останавливалось производство стирального порошка по всей стране.

Откачка нефти из скважины на одном из месторождений Туркменской ССР. 1 сентября 1974 года
Владимир Зленко / ТАСС

В отсутствие рыночной системы аллокации валюты между экономическими агентами право на закупку по импорту выбивалось представителями различных предприятий и министерств по принципу «кто чего первым ухватит». Это в итоге приводило к невозможности произвести множество товаров и запустить новые производства.

Наконец, валюта не доставалась и тем отраслям, которые производили экспортные товары, а это вело к снижению производства и уменьшению валютной выручки.

С Россией такое может случиться? Насколько она зависит от колебаний цены на нефть?

В СССР не было рыночных сигналов для распределения ресурсов, у экономических агентов не было ни свободы, ни стимулов подстраиваться под меняющиеся реалии, а плановые органы — Госплан, Госснаб, Госкомцен — не могли быстро справиться с радикально изменившейся внешнеэкономической конъюнктурой.

В современной России всех этих неприятных факторов нет: несмотря на большую долю государства в экономике, экономика России вполне рыночная. Россия смогла пройти и через шок 2008–2009 годов, и через более длительное изменение рынка нефти после 2014 года без особенных потрясений.

По доле нефтяной отрасли в экономике российская ситуация даже лучше, чем во многих других нефтедобывающих странах. Всемирный банк приводит оценки доли ренты (то есть разницы между нефтяной выручкой и себестоимостью добычи и разработки нефти) в ВНП разных стран. В России в 2017 году, когда нефть стоила 55 долларов, этот показатель составлял 6,4%. Для сравнения: у Саудовской Аравии — 23,1%, у Азербайджана — 17%. Хотя все равно падение цен и уменьшение объемов добычи или экспорта заметно скажется и на экономической статистике, и на реальном благосостоянии России и россиян.

В 2018 году нефть и нефтепродукты принесли около половины из 450 миллиардов долларов российского экспорта — при среднегодовой цене нефти около 70 долларов за баррель. Газ, цена которого тоже до последнего времени была тесно связана с ценой на нефть, приносил еще около 10%. По оценке РБК, около трети суммарных доходов бюджетов всех уровней в 2018-м пришло от нефтегазовых компаний. 

Уменьшение цены на нефть, естественно, ведет к сокращению бюджетных доходов. Однако российские налоговая и бюджетная системы стараются защищать бюджет от колебаний цен на нефть. Специфические доходы от нефтяной отрасли — налог на добычу полезных ископаемых и экспортная пошлина на нефть — делятся на две части.

  • Та, что была бы уплачена при цене в 42,4 доллара за баррель, идет в бюджет и тратится государством на текущие нужды.
  • Все, что уплачено при цене выше 42,4 доллара, идет в Фонд национального благосостояния (ФНБ). При падении цены ниже 42,4 доллара государство может брать деньги из этого фонда для исполнения бюджета.

Понятно, что эта схема компенсирует колебания нефтегазовых доходов государства только в очень узком смысле — через специфические нефтяные налоги. Но важно, что налоговая система построена так, что нефтяные компании в России получают только примерно 15% от роста цены сверх 25 долларов за баррель. В результате их выручка, очищенная от налогов на добычу и пошлины, довольно слабо зависит от цен на нефть. Остальное уходит в бюджет или в ФНБ.

Благодаря этому российский нефтяной сектор в определенном смысле натренирован жить при низких ценах. При высоких ценах это не очень хорошо, так как у российских нефтяных компаний меньше капитала, чем у конкурентов, и им труднее запускать масштабные проекты. Зато при резком падении цен они страдают куда меньше и им нужно в меньшей мере пересматривать свои планы.

Перед последней частью текста вспомните, что было в России, когда нефть падала ниже 10 долларов

Цены на нефть еще долго будут низкими?

Цены сейчас действительно низкие — 20 долларов за баррель. С поправкой на инфляцию это то же самое, что 12 долларов в 1998 году, и примерно то же самое, что 3 доллара в 1973-м — до начала золотой эры нефти. Основная причина этого — небывалое, на десятки процентов, падение спроса из-за карантина и фактической остановки пассажирского транспорта по всему миру. Вроде бы карантин должен начать ослабевать в мае-июне, и спрос начнет восстанавливаться. Скорее всего, не до конца: например, авиация будет восстанавливаться еще довольно долго. Кроме того, карантин загнал мировую экономику в глубокую рецессию, и темпы и траектория выхода из нее пока не ясны. Наконец, складские запасы нефти и нефтепродуктов, накопленные за весну 2020-го, когда спрос на нефть был крайне низким, будут давить на рынок и после восстановления спроса. 

Однако уровни и длительность сокращения добычи, о которых договорились в апреле крупнейшие производители нефти (соглашение ОПЕК+), тоже беспрецедентны. Снижение добычи должно помочь: уже в июле рынок должен оказаться в текущем дефиците нефти и начнется снижение складских запасов.

Различные агентства и инвестиционные банки делают разные оценки, как будет восстанавливаться рынок нефти. Часто звучат цифры в 35–40 долларов за баррель на конец 2020 года. Есть прогнозы, что глубокое недоинвестирование добычи в 2020–2021 годах из-за шока, который получила отрасль весной 2020-го, может привести к дефициту нефти в 2022-м и росту цен до 70–80 долларов. Но есть и прогнозы, по которым рецессия будет длительной, а одним из последствий весны 2020-го станет глубокая перестройка транспортного сектора, изменение транспортных потоков, в результате чего спрос на нефть не восстановится до уровней 2019 года уже никогда и цена будет около 35 долларов за баррель.

Почему нефть дешевеет, а бензин дорожает?

В цепочке от скважины до колонки есть несколько крупных звеньев. Сначала компания добывает нефть, и у нее есть выбор, отправить нефть на экспорт или продать российскому НПЗ. Потом российский НПЗ делает из нефти бензин, дизтопливо и другие продукты и опять-таки решает, отправить их на экспорт или продать оптовым поставщикам топлива на внутреннем рынке. Наконец, бензин двигается от нефтебазы к колонке и оттуда в бак автомобиля. На всех звеньях взимаются разные налоги. Кроме того, должно соблюдаться важное правило — поставки в конкурирующие каналы продаж, на экспорт и на внутренний рынок, должны быть равнодоходными, иначе в один из этих каналов продукт просто не пойдет.

Когда нефть только добыли, сразу на скважине нужно уплатить НДПИ — налог на добычу полезных ископаемых. Этот налог не зависит от того, куда потом пойдет нефть. А вот дальше есть разница: при продаже на экспорт взимается экспортная пошлина, а еще надо заплатить за транспорт из Сибири до Балтики или Черного моря, за погрузку нефти в танкер, за фрахт танкера. С другой стороны, при продаже нефти, скажем, из окрестностей Ханты-Мансийска на Московский НПЗ нужно заплатить только за транспорт по трубе на меньшее расстояние.

Нефтяники сравнивают нетбэк — сколько они выручат на скважине за продажу по обоим направлениям за вычетом затрат — и выставляют такую цену для Московского и прочих НПЗ, чтобы она обеспечивала нетбэк не хуже, чем на экспорт. Поднять цену сильно выше не получится: в России достаточно много нефти.

Вид на нефтеперерабатывающий завод в Омске. 10 февраля 2020 года
Алексей Мальгавко / Reuters / Scanpix / LETA

После того как завод изготовил бензин, ситуация повторяется. На бензин тоже есть экспортная пошлина и транспортные затраты, и завод продает бензин на внутренний рынок по цене, равновесной с экспортной. Но при продаже на внутреннем рынке заводы обязаны уплатить акциз — это фактически налог на потребление топлива. Соответственно, цена продажи на внутреннем рынке увеличивается на размер акциза. Акциз идет в дорожные фонды, на эти деньги строятся и ремонтируются дороги. В определенном смысле это справедливо: потребление бензина пропорционально весу машины и ее пробегу, которые и определяют, насколько данный автомобиль использует дороги и в какой мере их нагружает.

Десять лет назад основные доходы от нефтяной отрасли государство получало в виде экспортной пошлины — это означало, что на внутренний рынок нефть и нефтепродукты поступали по сниженным ценам относительно мировых. За последние годы пошлина резко снизилась, а НДПИ, наоборот, вырос (в сумме они остались примерно такими же). В результате чистая, очищенная от пошлины и НДПИ, выручка нефтедобытчиков практически не изменилась, а вот для российских потребителей ситуация изменилась коренным образом. Попутно в несколько раз выросли акцизы на топливо. Это и есть тот самый «налоговый маневр», о котором часто говорит министр финансов Антон Силуанов.

У внутрироссийских цен на бензин раньше было еще одно интересное свойство. Поскольку экспортная выручка России в большой мере зависит от цен на нефть (которая продается за доллары), курс доллара тоже был тесно связан с ценой нефти. Цена нефти идет вверх — доллар дешевеет, и наоборот. Из-за этого экспортный нетбэк бензина, посчитанный в рублях, не слишком сильно рос при росте мировой цены на нефть.

Пока при удорожании нефти доллар дешевел в рублях, одно скрадывало другое и рублевая цена нефти и бензина на внутреннем рынке не очень менялась. Но к 2018 году зависимость курса доллара от цены нефти резко снизилась — из-за монетарной политики Центробанка, направленной на таргетирование инфляции, и бюджетного правила, обязывающего ЦБ скупать излишки валюты с рынка при росте цен на нефть. Произошла, так сказать, «дебаррелизация» рубля.

Когда в 2018 году значительно выросла цена на нефть, рубль практически не укрепился и стали расти и рублевые цены на бензин. В этот момент правительство ввело так называемый демпфер — установило целевую оптовую цену топлива на российском рынке, соответствующую примерно 50 долларам за баррель. Если цена нефти выше, то правительство выплачивает нефтяникам разницу между реальной экспортной ценой и целевой ценой для внутреннего рынка. А если цена нефти ниже, то уже нефтяники должны платить разницу правительству. При этом они, конечно, вольны продавать бензин и по более низкой цене, чем установленная целевая, но это будет себе в убыток.

В других странах тоже так?

Вокруг вопроса, сколько же должен стоить бензин, сломано немало копий. Переломным моментом здесь был 1973 год, когда после арабского эмбарго на поставку нефти в Европу, США и Японию правительства этих стран озаботились снижением зависимости своих экономик от импорта нефти. Самый простой способ заставить граждан меньше потреблять — это поднять налоги на соответствующий товар. Кроме того, политиками двигала еще и такая логика: выезжая на дорогу, автомобилист создает неудобства для остальных — загрязняет воздух, увеличивает пробки. В общем, выражаясь экономически — создает негативные экстерналии, а ему самому от этого ни жарко, ни холодно.

Есть способ заставить каждого автомобилиста изменять свое поведение так, чтобы те преимущества, которые он создает для себя, решив поехать на своем автомобиле, а не на автобусе, не превышали издержек, создаваемых для окружающих. Этот механизм известен как пигувианский налог — по имени придумавшего его британского экономиста Артура Пигу: давайте прикинем размер неудобств для общества, создаваемых некоторым поведением, и будем брать плату за такое поведение в соответствующем размере. Самый простой способ обложить налогом поездки на автомобиле (по крайней мере, пока не было GPS-трекеров и мобильной связи) — это добавить его к цене бензина. Поскольку выясняется, что люди ценят мобильность крайне высоко, то, например, в Германии цена бензина при цене нефти 70 долларов за баррель со всеми дополнительными налогами примерно такая же, какой бы она была без этих налогов при цене нефти 225 долларов. Это, кстати, вызывает изрядное недовольство стран — производителей нефти, которые считают, что так западные правительства кладут себе в карман большую часть ценности нефти, а им достается несправедливо мало.

Впрочем, теперь и многие правительства просто не могут себе позволить снизить налоги на бензин. Для них это оказывается важным источником дохода, к тому же не очень заметным для граждан. Тут надо сказать, что оборотные налоги на важные товары, без которых люди не могут обойтись, — это очень древний способ пополнения государственных финансов. Подоходный налог начал играть свою сегодняшнюю роль только в XX веке, а до того основными были именно акцизы, налоги на потребление.

Кстати, когда электромобили станут по-настоящему массовыми, государства начнут терять доходы от налогов на бензин, а регулировать желания автомобилистов придется хотя бы ради уменьшения пробок. Скорее всего, довольно скоро власти начнут вводить налоги именно на километры пробега, независимо от типа мотора, но с поправками на время суток, типы дорог и так далее. Благо современные технические средства это позволяют.

Нефтяные компании сильно влияют на мировую политику?

Это вопрос из сферы конспирологии, и точных доказательств здесь быть не может, только мнения. Есть ощущение, что сейчас этого влияния практически нет. Могут быть оговорки, например, натянутые отношения США и Венесуэлы связаны в том числе и с тем, что предыдущий президент Венесуэлы Уго Чавес национализировал нефтепромыслы и оборудование, принадлежащие американским компаниям; кроме нефтяников, пострадали и американские сельскохозяйственные компании. Военное присутствие США в Персидском заливе связано в том числе с многолетней зависимостью этой страны от импорта нефти (хотя последние годы, благодаря сланцевому буму, это не актуально). Считается, что многие политические инициативы Китая в Африке связаны с желанием получить контроль над природными ресурсами, в частности, нефтяными концессиями, которые передаются крупнейшим китайским нефтяным компаниям с государственным участием. 

Но все это скорее желание стран обеспечить себя надежным источником важных ресурсов. А такого, что представители нефтяной корпорации приходят к своему правительству и просят повлиять на ту или иную страну, чтобы обеспечить себе лучшие условия, нет уже довольно давно.

Хотя если говорить о смежной отрасли — газе, то в последние несколько лет и конгресс США, и администрация были крайне откровенны в своих заявлениях, что их политика в отношении российского газа и европейской газовой инфраструктуры направлена в том числе и на облегчение доступа американского газа на европейский рынок, и на увеличение доходов американских компаний; эти заявления содержатся в преамбулах к нескольким законам. Но сделано ли это по просьбе компаний или политики делают это по своему разумению, судить трудно.

Сергей Вакуленко