«Работа над сценарием — это кровавые сопли» Интервью Наташи Меркуловой и Алексея Чупова, создателей хоррора «Колл-центр», в котором террористы издеваются над заложниками

В марте на ТНТ вышел многосерийный хоррор «Колл-центр», который возмутил часть зрителей насилием, прямотой и натурализмом. По сюжету сотрудники колл-центра секс-шопа оказываются в плену у загадочных Мамы и Папы, террористов с компьютерными голосами. Мама и Папа обещают убить заложников через восемь часов, если они не сыграют в игру вроде тех, что составляли сюжет фильма «Пила». Режиссеры шоу — Наташа Меркулова и Алексей Чупов («Человек, который удивил всех», «Гоголь», «Интимные места») рассказали «Медузе», почему они рискуют развестись во время работы над каждым сценарием, смогли ли зрители разглядеть иронию в сериальных штампах «Колл-центра» и из-за чего на съемках сгорела заброшенная деревня.

— Вы пересматривали сериал в эфире? Какие были впечатления?

Наташа Меркулова: Да, пересматривали. При этом мне казалось, что я своим внутренним напряжением просто помогаю серии идти.

Алексей Чупов: Посмотреть со стороны, прямо абстрагироваться очень сложно. Когда в эфире уже шли первые серии, мы все еще доводили до ума звук последних. Посмотреть на все это со стороны мы сможем только, наверное, через год. 

Меркулова: Когда находишься в ткани процесса, видишь набор картинок и неспособен в эту секунду вообще даже понять — сложился ли сюжет, о чем мы рассказываем. Очень замылен глаз.

Чупов: В этой ситуации можно доверять только своему чутью или мнению экспертов и фокус-групп.

— При просмотре возникало болезненное чувство, что что-то сделано не так?

Меркулова: Ой, каждый раз, это просто что-то невозможное. Каждую минуту все не так. Казалось, что вот здесь надо что-то со звуком сделать, здесь цветокоррекцию поменять. Но это моя личная неуверенность в себе, она все время не дает мне покоя.

— Разве зрители обращают внимание на такие мелочи?

Чупов: Впервые мы получили такую большую аудиторию и такую большую обратную связь, так что у нас была возможность прочитать сотни отзывов. И зрители очень многое замечают, даже то, что мы не замечаем. Какие-то мелочи в кадре.

Меркулова: Например, у нас был момент с футболкой Виталика, одного из персонажей. Мы придумали надеть ему футболку, на которой написано «Iʼm fine» («Я в порядке»), а сбоку был принт кровавого пятна. Мы подумали, что это будет иронично — вот Виталик такой приколист. В итоге его ранят, пуля попадает в грудь, и на нем расплывается настоящая кровь, — нам казалось, что это такое предопределение футболки, которую он надел сегодня. Но зрители решили, что это наша небрежность, и мы изначально дали Виталику какую-то нестираную вчерашнюю футболку.

Чупов: Что он с первого дня ходит с ранением, с кровью — хотя это был принт. «Зачем они такое сделали, что за небрежность?» — пишут в интернете. Еще многие критикуют нас за жанровые финты. Например, люди привыкли к схемам типа «10 негритят» Агаты Кристи. Соответственно, привыкли искать преступника по принципу камерного детектива. А мы не планировали делать «10 негритят». И когда в конце выяснилось, что у нас главный злодей определяется по другому принципу — многие почувствовали себя обманутыми.

Меркулова: Но все-таки соучастник главного злодея обнаруживался по классической детективной схеме, думаю, это смягчило разочарование. 

Чупов: Интересно, что развязка очень разочаровала мужчин, которые ждали разгадки в стиле Эркюля Пуаро: мы такие умные, мы смотрели, думали, и мы практически уже догадались, а вы нас, суки, обломали. А женщинам, наоборот, развязка понравилась, возможно, потому что за ней стояла история, которая их взволновала. 

— Когда вы следили за реакцией зрителей, вы поняли что-то новое о них?

Меркулова: Да, мы первый раз снимали такую штуковину народную, и народ откликнулся. Мы с Лешей отследили главную мысль — людям нравятся сильные эмоции. Многие писали — спасибо, вы скрасили две недели моего карантина. Скрасили?! Меня эта формулировка больше всего удивила. Потому что мы страшно переживали, что в такое трудное время выходит наш, прямо скажем, невеселый сериал. Но оказалось, что многим зрителям это помогло выйти из депрессивной колеи. Они погрузились в безумный мир «Колл-центра» и на время забылись. Многие зрители писали, что их нынешнее карантинное положение — ерунда по сравнению с тем, что пришлось пережить персонажам сериала.

Чупов: Если люди находятся по жизни на серой стороне, то иногда им может помочь развеяться путешествие на черную сторону.

Меркулова: Это было для нас открытием. Хотя я считаю, что любой триллер или хоррор имеет психотерапевтический эффект. Он заставляет испугаться, пережить сильные эмоции и тем самым — очистить нервную систему. Есть целое исследование на тему психотерапии хорроров и триллеров. Несколько недель назад, когда мир был другим — мне казалось, что слишком сильно сгустилось политическое напряжение, социальное, бытовое, а наша история хороша для мирной жизни с латентным напряжением, тревожностью и конфликтами.

— Ужасы, хоррор-приемы, сериальные штампы — насколько сильна в вашем повествовании ирония и постирония?

Меркулова: Конечно, у нас много заложено и черной комедии, и иронии. Была даже комическая пара, которая отвечала за юмор — Виталик и Яна. Специально для разрядки. На фестивале в Эстонии «Темные ночи» мы наблюдали за залом и видели, как зрители благодарно смеются в момент разрядки. Мы поняли, что в любом хорроре и триллере должно быть место шутке.

Чупов: В самой развязке нашего сериала, в самом объяснении есть четкая ирония. Это объясняет очень многие сериальные штампы, которые есть в самом действии, во флешбеках. В «Колл-центре» есть нарочито сериальные ходы типа «Она - твоя дочь!». И большая черная ирония заключается в том, что в конце главный злодей, не ломая четвертую стену, напоминает вам, что вы смотрите сериал. И это сущая правда.

Кстати, многие критиковали концовку за то, что она не дает классического объяснения: за что этим людям выпали такие испытания, в чем они виноваты? И вот это очень интересный момент. Большинство людей, когда с нами происходят неприятности, первым делом задают вопрос — за что? Неприятность обязательно должно быть за что-то. Вот нагрешил человек — и на него свалилось неприятность, как наказание. А то, что неприятности могут объясняться каким-то другими причинами — к этому люди не привыкли.

Меркулова: Например, причинами семейного характера. У нас в сериале главные злодеи — Мама и Папа, это звучит прямым текстом, это проговорено. Наши герои либо родители, либо дети. Внутри истории каждого героя тоже все завязано на семейной драме - дисфункции внутри семьи. Нам казалось, что из этого вороха материала вырастает образ тоталитарной матери, которая таким перверсивным способом управляет своими детьми, пытаясь их перевоспитать. Об этом не сказал ни один кинокритик, и это очень жаль, по-моему, это очень доступная мысль.

В жизни мы повсюду сталкиваемся с иерархией, но в семье она самая жесткая. Семья — по-прежнему самая жизнеспособная система, с которой начинается путь любого человека, мы все стартуем из этой ячейки. И сценарий этой конкретной семьи ее члены будут выполнять до конца жизни. Он может быть удачным, гармоничным, а может быть ущербным и подавляющим. Нелегко распознать и изменить негативный сценарий и начать жить с чистого листа. Вот про такие вещи мы и хотели рассказать.

— Как-то неочевидно рифмуется жанр ужасов с семейной темой.

Меркулова: Почему? Наши герои в сериале находятся внутри закрытого пространства, такие психологические эксперименты еще в конце 1980-х в Америке проводились. Люди моментально разбирают себе ролевые модели — заприте вы вместе от трех человек до бесконечности — они начинают по этим моделям, как поезда, двигаться, и удивительно, насколько компания из десяти человек похожа на компанию из ста или тысячи, никаких различий. Всегда появится лидер — будут те, кто за него, и те, кто против, — и оппозиция. Это классическая социальная модель.

— Это ваш первый хоррор. Как вы к нему пришли?

Меркулова: Можно сказать, что в «Человеке, который удивил всех» мы уже заходили на эту территорию, но только одной ногой. Это была внутренняя потребность — зайти на темную сторону. 

Чупов: И поэтому мы придумали «Колл-центр» и принесли его продюсерам. Было желание излить куда-то свои страхи, кому-то их рассказать.

— Чем это было обусловлено? Какие-то жизненные обстоятельства?

Меркулова: Мы не поспевали за развитием собственной страны. Просыпаешься, а на утро уже все по-другому, и когда между тобой и реальностью появляется этот зазор, дистанция которую ты не успеваешь отрефлексировать и осмыслить — ты начинаешь стрессовать. Можешь заболеть депрессией — неприятная штуковина, между прочим.

— Впервые в вашем фильме появились сложные трюки.

Меркулова: На самом деле мы боялись с этим сталкиваться, все-таки не в Голливуде живем. И при всем моем уважении к каскадерскому цеху, к сожалению, пока у нас так: один раз трюк получается, а второй раз нет. И ты никогда не можешь быть уверен, что один и тот же прием, который работал в момент репетиции, сработает во время съемок. Не знаю когда, но, видимо, когда-то этот цех набьет руку, и все будет работать как часы. Это такая опасная штуковина, поэтому мы с Лешей посоветовались и решили не бросать актеров на выполнение сложных трюков. Никто не может дать никаких гарантий безопасности.

Например, мы приняли решение, что весь огонь будет нарисован, потому что мы не хотим, чтобы актер стоял даже в метре от пламени, чтобы даже какая-то щепочка могла отлететь ему в глаз. В такие опасные моменты уже неважно, как он там сыграет, думать будешь только о безопасности. Актер и не должен каждый день рисковать, у него есть семья, работа, он не в пожарном депо работает. Когда мы приняли это решение, все встало на свои места. Актер может играть как угодно, размахивать руками, подбегать близко к «горящему» объекту, не думая о том, что может пострадать. 

Чупов: Некоторые сложные трюки на сьемках не получаются с первого раза. Например в одной из серий персонаж Левана Хурция, Давид, падает с сосны. Это сложный трюк со свободным падением. Первая группа каскадеров с ним не справилась, в кадре все смотрелось неэффектно. А вторая приехала в другую смену и все сделала на ура. Каждый раз это дикий адреналин, и у тех, кто выполняет трюк, и у тех, кто должен его запечатлеть: получится или не получится. На съемках «Колл-центра» у нас помимо трюков, было еще много пиротехнических эффектов на площадке. Иногда после смены мы шли из павильона в специальный ангар для пиротехнических тестов и что-нибудь там взрывали. И проверяли, эффектно ли все это будет смотреться в кадре. Некоторые сценарные задумки с пиротехникой пришлось в результате по ходу съемок перепридумывать, потому что они оказались некиногеничными.

— Как вы случайно подожгли деревню?

Меркулова: Деревню как раз подожгли пиротехники, она не должна была сгореть, но сгорела. Это к вопросу о том, что один раз получается, а другой нет. Была страшная жара, плюс 35, на это не был, видимо, рассчитан взрыв. Привезли специальную землю, она должна была просто подняться, как пыль. Но вокруг была сухая трава и такая жара — искры подожгли траву, а она подожгла все остальное. Но это была заброшенная деревня.

Чупов: Она находилась на равнине, в стороне от населенных пунктов или лесных массивов, поэтому особых рисков там не было. И рядом была, естественно, пожарная бригада, которая все это караулила. Пожарные достаточно быстро справились с возгоранием, и оно никак особо не помешало сьемкам. 

— После съемок «Колл-центра» актеры, исполнители главных ролей — Юлия Хлынина, Владимир Яглыч и другие — жаловались, что им пришлось долго психически восстанавливаться. Что им пришлось там пережить?

Меркулова: Это 63 смены. Более двух месяцев напряжения, чтобы зритель поверил в то, что происходит. Это не ситком, не романтическая комедия, а другой, сложный психологически, жанр. Я думаю, что голливудские актеры точно так же играют в триллерах и имеют потом дело с таким посттравматическим синдромом. Хотя, возможно, в их киношколах учат абстрагироваться. Я думала, в наших киновузах есть такой предмет, но оказалось, что нет. У нас, наоборот, считается, что это круто и по Станиславскому, когда ты вводишь себя в определенное состояние, которое помогает тебе играть. Думаю, в будущем нужно иметь в штате психолога, который будет в конце смены снимать напряжение у актеров. Но напряжение, кстати, и мы получили. Наверное, это логично после такого проекта, сразу нельзя прыгнуть в следующий, надо немножко прийти в себя. 

— То есть вы не ограничивали своих актеров?

Меркулова: После смены наши актеры уезжали на хороших автомобилях, в том числе бизнес-класса, к себе домой или в гостиницу. У них были агенты, они все подписали договоры, райдеры, все эти пункты были выполнены. У некоторых актеров договоры были как у топ-менеджеров «Газпрома», по несколько десятков страниц, где все нюансы были оговорены задолго до съемок. Нам тоже так спокойнее, когда все действия актера регламентированы, есть все основания надеяться, что на площадке будет полное взаимопонимание. Более того, до съемок у нас были длительные репетиции и читки, мы прошли ногами все восемь серий. Их 12 человек, надо было понимать, где кто стоит, кто кого видит и так далее. И если бы кому-то что-то не понравилось, он мог бы уйти хоть с десятой репетиции.

Чупов: А режиссерам вот уйти нельзя. Кстати, что касается психологического восстановления, то таких пост-ощущений, как на этом проекте у нас еще не было. Когда мы закончили снимать «Колл-центр», то на следующий же день улетели в Таиланд. Прилетели, добрались до своего кондоминимума и пошли на пляж. Зашли в море, уселись на мелководье и сидели так несколько часов. Молча. Тупо куда-то глядя. И так было несколько дней. Мы не разговаривали, потому что не было никакого мыслительного процесса. Как у боксера, которому отбили мозги. Было просто какое-то вялотекущее осязание. А засыпая по ночам, мы еще где-то месяц опять оказывались на нашей съемочной площадке, и даже встречались там. Мы попытались начать писать новую историю, идея которой у нас давно была, но после нескольких попыток отложили это дело. Потому что было ощущение, что мозги надо остужать еще пару месяцев.

— В общем, что касается работы с актерами, это не было похоже на съемки «Дау».

Меркулова: Ну, у нас было всего 63 смены, а «Дау», кажется, более 10 лет снимался.

Чупов: Мы не знаем, как там было у Хржановского, можем читать только отзывы какие-то. Но на Берлинском фестивале мы смотрели фильм «Дау. Наташа», и он произвел на нас колоссальное впечатление. Большое искусство.

Меркулова: Большая, потрясающая работа. Это невероятные большие две женские роли, при том что это же непрофессиональные актрисы. У нас тоже был непрофессиональный актер Егор Шереметьев, но у меня язык не повернется назвать его неактером, потому что он отлично выполнял свою работу. И в «Дау. Наташа» играют две актрисы с большой буквы, работающие на потрясающем уровне достоверности.

— А когда вы читаете дискуссию о моральной стороне проекта «Дау», что вы об этом думаете?

Меркулова: Мы не имеем права это комментировать, у нас нет достоверных источников информации о том, как это снималось. А вообще я против любого насилия над личностью, над человеком — маленьким или большим, несовершеннолетним или взрослым. 

Чупов: Мне кажется, что вся эта буря споров, которая поднялась вокруг процесса производства «Дау», — это, возможно, какой-то побочный эффект пиар-кампании проекта. Не исключено, что его перепиарили так, что это вызвало нежелательные для создателей споры. А может быть, и желательные — перед нами явно эпатажное произведение, откровенно провокационное, а когда люди делают провокацию, они предполагают бурную реакцию на нее. И, возможно, это именно та реакция, которую они и хотели. Мы не знаем, мы не можем забраться в их головы.

— Вернемся к вашему проекту. Как вы работаете вдвоем на съемочной площадке?

Чупов: В нашем дуэте есть четкое распределение обязанностей. Я являюсь главным сценаристом, на мне лежит главная нагрузка в работе над сценарием, а Наташа — главный режиссер. На площадке она — единственный режиссер-постановщик, который командует. А я рядом с ней как советник, скорее, сам я никем не командую.

Меркулова: Да ладно. Только реквизитом?

Чупов: Ну, может быть, я где-то и вмешиваюсь, но только по мелочам. Поэтому актеры меня считают «добрым следователем». После того, как Наташа с ними строго поговорит, кто-то из них может поплакаться мне в жилетку. А я могу сделать вид, что ему сочувствую.

Меркулова: А вы как хотите, чтобы вел себя менеджер, у которого в подчинении на площадке одновременно 150-300 человек? Как будет происходить процесс, если цеха не выполняют свою работу, а у меня, как у режиссера, 12 часов на все про все, и мне не добавят даже полчаса, потому что любая переработка требует огромных денег? Мне говорят — у тебя есть 12 часов, как хочешь, так в них и помещайся. Иногда выработка была 10 минут, на самом деле это неприемлемо для таких проектов. 

Иногда мы влетали в такую выработку по причине актерской занятости, потому что кто-то умудрялся еще и сниматься в других проектах. Это наверняка был более сложный актерский график, чем, например, на проекте «Дау». Мы со всем этим мирились, потому что деваться было некуда, надо было снять. И вы как на войне, должны выступить и взять эту высоту. Если не взяли, вам никто ее на блюдечке с голубой каемочкой не принесет. Если цеха не выполняют свою работу, все летит к черту. У нас пока в России съемки кино реально похожи на военные действия. Возможно, потому что нет профсоюзов, и нельзя встать и сказать: «Знаете что? Я останавливаю смену, потому что у нас не готов, например, реквизит». Я не могу так сказать, потому что мне эту смену потом никто не добавит, я могу так выступить только себе во вред. И даже если бы наши продюсеры сказали: ладно, мы разоримся, но добавим вам смены, которые вы не успели снять - остается проблема актерских графиков. Я понимаю, что у меня одновременно четыре актера в определенный день уйдут на другой проект, и у меня в ближайшие три месяца не будет возможности с ними что-то переснять. Вот вам жесть киноиндустрии.

Чупов: Теперь, послушав Наташин рассказ, вы понимаете, почему на площадке может быть только один руководитель? 

— Безусловно. Наташа, сталкивались ли вы когда-то на съемках с тем, что вас хуже слушают, потому что вы женщина?

Меркулова: Я не испытывала никогда проблем гендерного характера в работе, но то, о чем вы говорите есть в другой сфере, в социальной. Мы с Лешей работаем вместе, и наши фильмы всегда подписываются двумя фамилиями. И вот в социальной иерархии нас сразу меняют местами. 

Чупов: Это интересный феномен. Мы наблюдаем его с тех пор, как пришли в кино, причем не только в России, но и в Европе, и в США. Мы обычно подписываемся так: Наташа Меркулова и Алексей Чупов, Наташа — первая, я — второй. Как в фигурном катании, Роднина и Зайцев, Навка и Костомаров. Но те, кто не в курсе, почему-то всегда автоматически ставят меня первым. Люди не привыкли, что женщина в перечислении может идти первой. Мир еще до этого не дорос.

Меркулова: Это к вопросу о том, что бабы все заполонили собой и не дают продохнуть никому. Я была на женском форуме киноиндустрии, и мне задали такой вопрос — вы работаете с мужем, не относятся ли к вам, как к ассистенту мужа? И в общем-то, когда мы делали свой первый фильм «Интимные места», я это на себе вдруг испытала. Леша был на площадке в качестве сценариста и актера. Но когда про наш фильм начали писать, некоторые СМИ вообще забывали, что над этим фильмом работала и я, что нас двое. Тогда я действительно почувствовала сексизм. Но это возникло уже после того, как кино было сделано.

А на площадке нет вообще гендерного разделения. У нас многие исполнительные продюсеры — женщины, а это тяжкая работа, это самый пипец, это пекло. Или вот оператор — это физически тяжелая профессия, хотя камеры стали легче, но на них такой обвес, что все равно это от 8 до 12 килограммов, 12 часов на плече. И в эту профессию начали приходить талантливые девчонки, классные. Ксюша Середа одна чего стоит, она просто сейчас оператор номер один — не среди женщин, нет, среди всех операторов. Так что в производстве этой проблемы нет, а вот дальше, в СМИ, в обществе есть.

Чупов: Нам остается только с этим на бытовом уровне бороться. Я просто каждый год пишу десятки писем в разные издания и кинобазы с пояснением, как надо нас подписывать, кого первым, кого вторым. С каждым годом, надо сказать, этих писем я пишу все меньше.

Меркулова: Вот такой у меня святой муж.

— Вам больше нравится писать сценарии или снимать?

Меркулова: Когда уже сценарий есть, второй драфт или третий, начинается мой самый любимый период — режиссерский сценарий, когда ты превращаешь уже написанное в кино. Придумывать мир чрезвычайно увлекательно. Работа над режиссерским сценарием «Колл-центра» вообще была праздником. Мы заточили у себя на даче оператора-постановщика Глеба Филатова, художника Никиту Евглевского, второго режиссера Ксению Кукину — и работали по 12 часов в день. И никто не замечал как пролетало это время — в спорах, обсуждениях и поисках. 

Чупов: А я больше всего люблю монтаж, потому что когда он идет, есть ощущение, что все еще можно поправить. По-другому можно например все сложить, изменить последовательность эпизодов, не по сценарию и не так, как это представлялось в процессе съемки. Монтаж «Колл-центра» был очень увлекательным. Наши продюсеры Валерий Федорович и Евгений Никишов дали нам на монтаж столько времени, сколько нам было нужно. В российском кинопроизводстве это вообще-то большая роскошь. Кроме того, нам впервые довелось поработать с режиссерами монтажа из индустрии хорроров, например с Антоном Комраковым («Русалка. Озеро мертвых», «Яга. Кошмар темного леса»). У них были совершенно новые для нас подходы, в результате происходил культурный обмен. Они учили нас как пугать людей, а мы учили их, как рассказывать любовные истории. Это был абсолютный производственный кайф. А вот самый неприятный и тяжелый момент — это обычно работа над сценарием. 

Меркулова: Работа над сценарием — это кровавые сопли.

Чупов: Ничто в жизни не дает такого количества отрицательных эмоций, как написание сценария.

— Это не из-за того, что вы работаете вдвоем?

Меркулова: И да, и нет. Леша очень много делает один. Когда мы работаем вдвоем — рождается замысел, формируются характеры, прорисовываются какие-то сцены. Потом Леша садится все это собирать. Когда мы вдвоем, мы просто каждый день разводимся. А когда ты один…

— С собой не разведешься.

Чупов: Вот именно. Когда ты садишься писать очередной сценарий, ты моментально обнуляешься. Что бы ты там до этого ни писал, что бы ни получалось, чего бы ты ни добился, ты опять — ноль. На тебя смотрит этот чистый вордовский файл с экрана ноутбука, и он, как сержант в американской армии, кричит тебе в лицо: «Ты — дерьмо! Ты — никто!». И так каждый раз. Что тут хорошего?