«Каждый пытается верить, что его родственники и знакомые еще живы» Что происходило в Шереметьево в первые часы после катастрофы Superjet

Вечером 5 мая самолет Sukhoi Superjet 100 компании «Аэрофлот», следовавший в Мурманск из Шереметьево, вернулся в аэропорт и совершил аварийную посадку: у лайнера отказала радиосвязь. Затем на борту начался пожар, его причина неизвестна: по одной из версий, в самолет во время полета ударила молния, по другой — пожар начался на земле, когда, предположительно, из-за неудачной посадки элементы стойки шасси попали в двигатель. На борту находились 78 человек. Минздрав сообщил о 38 выживших, Следственный комитет — о 37. Специальный корреспондент «Медузы» Кристина Сафонова провела ночь в Шереметьево с родственниками тех, кто был на борту, но не вышел на связь с близкими; некоторые из них ждали новостей о близких несколько часов, но узнали обо всем из СМИ.

Около терминала D аэропорта Шереметьево в стороне от приезжающих и уезжающих такси стоят две девушки в красной форме бортпроводниц «Аэрофлота». Они молчат, потом одна показывает другой видео с телефона, и обе начинают плакать.

С момента пожара на рейсе SU 1492, следовавшего из Москвы в Мурманск, прошло меньше четырех часов. Аварийно-спасательные работы на месте происшествия закончились, но о судьбе пассажиров практически ничего не известно. Следственный комитет сначала сообщал о 13 погибших (в том числе двух детях) и 11 пострадавших. По факту аварийной посадки самолета «Аэрофлота» возбуждено уголовное дело.

В самом аэропорту многолюдно, но о случившемся мало кто слышал. Работает только одна взлетно-посадочная полоса, поэтому большинство рейсов вылетает с задержкой, а прилетающие — перенаправляются в Домодедово или аэропорты Нижнего Новгорода или Санкт-Петербурга. У стойки информации «Аэрофлота» около 200 пассажиров отмененных и задержанных рейсов ждут в очереди; самая яркая из эмоций, которую тут проявляют, — недовольство.

«Мой рейс должен был вылететь [сегодня] в 21:20, а вылетит завтра в семь утра, предположительно, — говорит стоящий в очереди Дмитрий. — В данном случае я несу большие убытки. У меня внутренний перелет по Китаю, причем недешевый: из Пекина в Хайкоу. Когда я раньше покупал этот билет, он стоил порядка тысячи долларов. Сейчас тысячи полторы. В моем понимании авиакомпания, по вине которой происходят такие вещи, должна компенсировать эти убытки или хотя бы позвонить в [другую] авиакомпанию, учитывая, что это их партнеры, и попросить перенести рейс. Мне предложили только гостиницу. Лететь мне не страшно».

В терминале B организован центр психологической помощи для родственников пострадавших, где работают сотрудники МЧС и врачи. Люди подходят к стойке информации, затем их просят зайти за белую ширму. Увидеть больше журналисты не могут: проход загораживают сотрудники полиции и охраны аэропорта. Многие пассажиры там задерживаются, но смотрят не на дверь, а выше — туда, где висит большое табло с расписанием вылетов и прилетов. О пожаре большинство из них не знает. Прямо напротив центра — бар, где выпивают и смеются молодые люди.

Время от времени из-за ширмы выходят родственники, чтобы позвонить или покурить. Они говорят, что в центре психологической помощи человек двадцать. «Мы не знаем ничего о наших родных, вы просто не представляете, что это такое. Я ищу сестру. Ничего не говорят», — рассказывает корреспонденту «Медузы» девушка, она отказывается назвать свое имя. «Я ищу мужа. О нем ничего не известно», — говорит журналистам другая молодая женщина.

Иван (имя изменено по его просьбе), как и другие родственники, приехавшие в аэропорт, ничего не знает о судьбе своего 35-летнего брата. «Я с работы подорвался, увидел в новостях, подробностей не знал. Он инженер-технолог, летел [в Мурманск] работать. Он живет не в Москве и не в Мурманске, не хочу называть город. Я с ним не виделся. А что нам встречаться? У каждого своя жизнь, уже взрослые. Мы какое-то время очень хорошо общались, а потом просто бытовуха. По телефону говорили относительно недавно, может, три дня назад. Мы далеко друг от друга живем, знаем, как друг у друга дела, в принципе. Особо нет ни у кого изменений, поэтому смысл названивать каждый день?» Во время разговора с корреспондентом «Медузы» у Ивана звонит телефон. Он закрывает ладонью глаза, дрожит. Ему говорят, что родители пока не знают о случившемся. Иван возвращается в центр помощи.

В 23:30 Следственный комитет сообщает о 37 выживших пассажирах, Минздрав — о 38. То есть погибших точно больше 13 человек. Хотя для многих в аэропорту это уже не секрет — пассажиры, рейсы которых задерживают, передают друг другу слухи о трех десятках жертв, кто-то пишет об этом в соцсетях.

Екатерина об официальном заявлении СК и Минздрава узнает от журналистов — она приехала поддержать подругу, чей муж находился на борту загоревшегося самолета «Аэрофлота». «Пока никакой информации нет. Удивительно, что настолько задерживают списки. Постоянно откладывают на полчаса, совещаются. Насколько мне известно, порядка 18 человек уже в больнице, — рассказывает она журналистам. — Очень тяготит чувство неизвестности, но есть вера. Каждый пытается верить в то, что его родственники и знакомые еще живы. Мы новостей никаких не получаем, все, что узнаем, — из интернета. Одно из самых тяжелых — процесс ожидания. Хотя бы какую-то информацию [дали], хотя бы по частям».

Списки выживших и госпитализированных появляются ближе к часу ночи. Но за ширмой в центре психологической помощи по-прежнему остаются родственники. Около двух часов Иван, который хотел узнать о судьбе брата, выходит из центра с вещами и идет в сторону улицы. Не дойдя до дверей, он останавливается, молчит, затем спрашивает у корреспондента «Медузы», где можно выпить. Возвращается в бар напротив центра. Он хочет вызвать такси, но сотрудник информационной стойки «Яндекс.Такси» говорит, что сервис временно не работает (после выхода репортажа в пресс-службе «Яндекс.Такси» уточнили, что эта стойка предназначена для первой линии — подъезда у самого входа в терминал, — которую в тот момент расчистили для машин специальных служб и скорой помощи — прим. «Медузы»). Ивану удается вызвать такси через приложение после нескольких попыток. Центр покидают другие родственники, им помогают полицейские. Такси им придется ждать дольше, чем Ивану, — минут сорок.

Иван говорит, что за все время (а он пробыл в Шереметьево около пяти часов) подробной информации о ком-либо из пассажиров так и не появилось: «Все [родственники] в телефонах, никто ничего не знает. Все к одному сошлось, нет смысла где-то просто находиться. Контакты оставлены. [Сотрудники центра] сказали, что наберут — как только, так сразу. Классическая ситуация, не дай бог кому-то в нее попасть. Конечно, я надеюсь… Родители не в курсе до сих пор. Им просто надо поспать. Сейчас они бы не уснули».