«Все подумали, что это я умерла, что меня убили» Интервью Галины Каторовой, которую осудили за убийство избивавшего ее мужа. Теперь приговор отменили

В мае 2018 года Приморский краевой суд оправдал Галину Каторову, которую в феврале приговорили к трем годам колонии за «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». В ночь на 11 марта 2017-го Галина поссорилась со своим мужем Максимом. Тот был пьян, в порыве гнева он попытался задушить жену веревкой (а до этого эпизода несколько раз ее бил). Защищаясь, Каторова схватила нож и нанесла супругу 11 ранений, одно из которых стало смертельным. Против женщины возбудили уголовное дело за умышленное убийство, позже защите удалось переквалифицировать обвинение, а затем — добиться отмены приговора. Спецкор «Медузы» Саша Сулим, подробно писавшая об этом деле, поговорила с Галиной Каторовой.

— Что далось вам тяжелее всего, когда вы были в заключении?

— Разлука с ребенком, с родителями. Осознание того, что произошло, что [моего мужа] Максима больше нет. Дело рассматривалось в Находке, а СИЗО находится во Владивостоке, поэтому меня часто этапировали на поезде. Но человек ко всему привыкает — на условия содержания я даже внимание не обращала. Только по дочке (дочери Каторовых четыре года — прим. «Медузы») очень скучала, до этого мы с ней никогда не расставались, даже на полдня. 

— Как к вам относились конвоиры и охранники?

— Хороших людей много, ко мне никто не относился со злостью, надо мной не издевались. Они, наоборот, все переживали, говорили, что это место не для меня, что я оказалась в тюрьме несправедливо. Некоторые конвоиры — те, кто присутствовал на каждом заседании, — даже говорили между собой, что если мне дадут реальный срок, то они перестанут верить в наше российское правосудие. Так что для них этот суд тоже стал показательным.

— А следователь как к вам относилась?

— Для нее все было ясно с первого дня. С того самого момента, как она зашла в квартиру. Она сразу увидела здесь 105-ю статью — умышленное убийство. Несмотря на то что свидетель [сосед Галины и Максима, который был в тот день у них в гостях] подробно рассказал, как меня душили, били, пинали и жестоко избивали. Несмотря на экспертизу, которая доказала, что меня душили жесткой капроновой веревкой, висевшей у меня на шее. То есть следователь даже говорить о том, что была угроза моей жизни, не хотела.

Следователь была молодой женщиной лет двадцати четырех. Мой первый допрос прошел в день моего ареста, сразу после случившегося, я даже не помню, что она у меня спрашивала: я была в стрессовом состоянии и не могла адекватно оценить то, что произошло.

Когда мне сказали, что к нам уже едет наряд, который увезет меня на содержание в изолятор, я очень удивилась — ведь меня только что пытались убить. Но следователь мне сказала: «А что вы хотели? Вы умышленно убили и думали, что вас домой отпустят?» Вот такое было отношение. Хотя моя вина еще доказана не была.

Первый допрос она провела спустя несколько часов после случившегося — ко мне даже адвокат еще не приехал. Следователь сказала, что эту процедуру мы можем сделать и без него.

— То есть она вас просто обманула?

— Получается так. Меня опросили, а потом эти показания легли в материалы уголовного дела.

— Как именно следователь исказила ваши слова, какие ваши показания сыграли против вас в суде?

— Она написала, будто бы я призналась, что находилась в алкогольном опьянении. Я этого сказать не могла — я вообще только в праздники могу выпить, бокал шампанского или вина. Я сказала ей, что у нас с мужем было по-разному: мы любили друг друга, но он иногда становился вспыльчивым без причины. В ее трактовке получилось так, что у нас были конфликтные отношения, что я убила его в порыве злости.

— Из-за ревности?

— Да, об этом ей сказал наш сосед. Когда мы сидели в ее кабинете, она мне сообщила, что владеет информацией о том, что якобы все произошло из-за ревности. Я объяснила, что измена была, но давно — два или три года назад, еще когда мы жили во Владивостоке (Каторовы переехали из Владивостока в Находку в 2014 году — прим. «Медузы»). Но в протоколе она написала, что я была зла на него из-за измены.

Еще следователь исказила показания полицейских, которые первыми приехали на место преступления. Протоколы их допросов были написаны как под копирку — до запятой. Если верить им, то получалось, что после жестокого убийства я сохраняла спокойствие, у меня не было никакой реакции, ни слез, ни истерики. Но в зале суда полицейские сказали, как было на самом деле: сначала я вообще не понимала, что Максима нет в живых. Первый вопрос, который мне задали приехавшие полицейские — о том, что произошло, — я переадресовала мужу, сказала: «Вот он лежит, спит». Я тогда надеялась, что его заберут в участок на 14 суток. 

— Как вам кажется, почему она с самого начала не захотела вас слушать?

— Я не знаю, наверное, потому, что проще всего грести всех под одну гребенку. Муж был пьян, свидетель тоже, в доме стоял запах алкоголя — вот она и решила, что у нас было совместное распитие напитков. Сильно никто не разбирался, решили, что это был дебош «по пьяной лавочке», не поделили что-то, слово за слово, возникла драка, ссора, я схватилась за нож.

— Говорил ли вам кто-то во время следствия или на суде, что вы сами во всем виноваты?

— Да. Когда была создана петиция в мою поддержку, у многих возник этот вопрос: зачем терпела? Сама виновата. Я и сама понимаю, что надо было уходить раньше и не затягивать до такой развязки.

— Значит, этот вопрос вам кажется правомерным?

— Я знаю, что другого выхода из той ситуации у меня не было. Если бы он остался жив, то дочь осталась бы без мамы. Как мне надо было действовать? В тот день он не оставил бы меня в покое — не знаю, что тогда с ним случилось, почему именно в тот день у него было столько агрессии. Максима мне жалко, поэтому я для себя делаю вывод, что надо было расходиться с ним раньше, переворачивать лист.

— А как вашу ссору восприняла судья?

— Судья наш конфликт поделила на две фазы. Первая — когда он на меня напал и свидетель его от меня отстранил. Вторая — когда он опять на меня напал и последовала защита. Судья спросила у меня: «Почему вы не ушли, а продолжили разговаривать с пьяным, агрессивным мужем?» Она мне это поставила в упрек. Но я вообще не понимаю, почему конфликт был разделен на две фазы, ведь Максим как был злой, так и оставался и никуда меня не отпускал. Свидетель даже пригласил его пойти на балкон покурить, чтобы разрядить обстановку и успокоить Максима. Тот ответил, что курить он не пойдет, потому что сначала хочет договорить со своей женой. И куда мне было уходить? У нас в комнате спал ребенок, мне что надо было — бросить ребенка и бежать на улицу? Я стояла возле окна, а он — ближе к выходу. Даже если бы я попыталась выйти, он меня оттолкнул бы и не дал бы это сделать.

— Как часто вы прокручиваете в голове тот день?

— Это всегда со мной. Я всегда думаю об этом, не забываю. До конца не могу принять то, что Максима нет. Уже не раз ездила на кладбище, видела его могилу, но все равно — понять и принять не могу. 

— Бывает ли, что вы возвращаетесь в тот день во сне?

— Мне это не снится. После всего произошедшего, возможно из-за стресса, сны мне вообще перестали сниться. 

— То, что вы сделали, было единственным способом сохранить свою жизнь?

— Да. Я не знаю, как еще мне можно было от него освободиться. Его никто не мог остановить, я звала соседа на помощь, но он почему-то на помощь не приходил — он стоял на балконе. Когда он стал меня душить, пинать, таскать за волосы, я кричала, но он злился еще больше, говорил: «Заткнись, я убью тебя». 

— В тот момент, когда он вас душил, вы понимали, что вы в шаге от смерти? 

— Я ни о чем уже думать не могла. Последнее, что я увидела перед «провалом», когда у меня уже потемнело в глазах, когда мне стало трудно дышать и я начала кашлять, был мой ребенок, доча. Дальше я ничего не помню. 

— Как дочь вас встретила, когда вас выпустили?

— Она была очень рада. Я ей первым делом позвонила, сказала, что мама едет, чтобы она ждала. Она не верила. Первое время она меня никуда от себя не отпускала, ни на шаг не отходила.

— Как ей объясняли ваше отсутствие?

— Сначала говорили, что мама на работе, а потом уже стали говорить, что мама болеет, болеет, болеет. Потом ждали, что уже что-то решится, чтобы объяснить ребенку, почему мамы так долго нет. Я писала ей письма, своей маме говорила, чтобы она ей передавала, что мама ее любит, что она ее не забыла и не бросила. По маминым рассказам я поняла, что ребенок подумал, что ее бросили родители. 

— Вы решили, как и когда будете говорить с дочкой о том, что произошло?

— Я планирую поговорить с ней об этом, когда она немного повзрослеет. Я хочу объяснить ей, как и что произошло, почему папы нет. Сейчас она еще слишком маленькая, чтобы понять, что папа умер. Она еще не понимает значение этого слова, поэтому пока я говорю ей, что папа ее любит, скучает, просто с нами он жить не может, что он сейчас живет на небе. В детской форме пытаюсь объяснить.

— Как вы объясняете свою привязанность к Максиму?

— Это была и зависимость, и жалость — его постоянно было жалко. И надежда, что когда-то все изменится, и любовь.

— А почему вам было его жалко?

— У него не было нормального детства, он никогда не видел нормальной семьи, как должны жить женщина с мужчиной. У него не было примера, как строить семейные отношения в семье, — только негатив. Иногда у нас все хорошо было, а потом ни с того ни с сего все портилось — как будто бы ему чего-то не хватало, какой-то агрессии, негатива. Он никак не мог принять, что все хорошо.

— А когда вы с ним познакомились, что вас больше всего в нем привлекло?

— Он был очень веселый, жизнерадостный, общительный. Энергии в нем много было, никакого негатива и злости он вообще не показывал. Я и подумать не могла, что потом такое будет. Он очень красиво ухаживал, пытался защитить меня, подбодрить, настроение поднять. Ходили с ним куда-то, гуляли, подарки дарил. Он занимался промышленным альпинизмом и в день моего рождения спустился с крыши, постучал в окно и подарил цветы. 

— В первый раз он вас ударил накануне свадьбы?

— Это вообще был первый раз, когда он проявил свою агрессию, мы тогда на какое-то время расстались. Накануне свадьбы у него был мальчишник, а мне надо было забрать платье. Я приехала, он был в нетрезвом состоянии, я ему сделала замечание, и ему это не понравилось. Жестокого избиения не было, он просто меня оттолкнул и по голове ударил.

— Что он делал, чтобы вы его простили?

— Не давал проходу. Писал, звонил. Я тогда еще училась — он приезжал в институт, караулил. Сначала я его даже видеть не хотела, но я его любила, у нас ведь и много хорошего было. Я подумала, что он раскаивается, он прощения просил, извинялся, говорил, что сожалеет, что так получилось. Поддалась и простила. 

— Со временем вспышки агрессии случались все чаще?

— Они были, просто без рукоприкладства. Когда я была беременная и кормила, он меня вообще не трогал. Я сидела в декрете, он работал, может, ему хотелось с друзьями чаще встречаться. Иногда он приходил домой в нетрезвом состоянии, хватался за нож и бежал «узбеков резать» — так он говорил мне. У него было очень негативное отношение к гастарбайтерам. 

Я дважды пыталась написать на него заявление, но каждый раз участковый отговаривал меня это делать. Говорил: вот сейчас вы помиритесь — и ты его заберешь.

— А как он с дочкой себя вел?

— Дочку он любил, никогда ее не бил, играл, гулял, занимался, помогал — как нормальный любящий отец.

— Какие у вас сейчас отношения с его матерью?

— Никаких. Внучкой она не интересуется, так что не думаю, что мы будем с ней общаться. На суде она была потерпевшей. Она прекрасно знала, что Максим иногда применял физическую силу, что он вспыльчивый и агрессивный, она и в суде об этом сказала. Но она все равно не считала мои действия самообороной.

Знаете, когда это произошло, я позвонила сестре и не смогла говорить, и всю ситуацию пришлось объяснять полицейскому. Сестра позвонила маме, потом его матери, и все сразу подумали, что это я умерла, что меня убили.

— Какие чувства у вас это вызывает?

— Все так и могло произойти на самом деле. Ребенок бы остался сиротой, если бы под рукой не оказался этот предмет [нож], я бы никак от него отбиться не смогла, меня бы просто сейчас не было, а он уже точно сидел бы по 105-й статье [об убийстве].

— Какие у вас планы на ближайшие месяцы?

— Найти работу, заниматься ребенком, посещать психолога, приходить в себя, адаптироваться к нормальной жизни. Я хотела бы поддержать женщин, которые испытывают домашнее насилие, сказать им, что единицы из миллиона могут измениться, ждать, прощать. На что-то надеяться просто нет смысла, надо взять себя в руки, подумать о себе, о своих будущих детях и принимать кардинальные меры — расставаться, закрывать дверь и идти дальше.