«Повторяя имя убийцы, мы делаем из него звезду» Автор книги «Колумбайн» — о том, как массовое убийство в американской школе влияет на подростков по всему миру

15 января два подростка напали с ножами на учащихся пермской школы № 127 — в результате пострадали учительница и девять четвероклассников. Знакомые нападавших рассказали, что оба молодых человека интересовались событиями, произошедшими 20 апреля 1999 года в школе «Колумбайн» в американском штате Колорадо. Тогда старшеклассники Эрик Харрис и Дилан Клиболд убили 13 учеников, десятки были ранены. Журналист Дейв Каллен десять лет расследовал обстоятельства массового убийства в школе «Колумбайн»; его книга стала бестселлером. Журналистка «Медузы» Лика Кремер поговорила с Дейвом Калленом о том, как «Колумбайн» повлиял на подростков по всему миру и породил аналогичные преступления.

Внимание! Впервые интервью с Дейвом Калленом «Медуза» опубликовала 19 января 2018 года. 17 октября 18-летний Владислав Росляков убил 17 учеников и преподавателей Керченского политехнического колледжа. И мы решили снова опубликовать этот материал.

— Прошло почти 10 лет после выхода вашей книги и почти 20 лет после массового убийства в школе «Колумбайн». Подобные нападения в школах происходили и до, и после. Как это событие сейчас выглядит в ряду других школьных преступлений?

— Их еще называют зрелищными убийствами. Все началось с нападений в школах, но постепенно люди поняли, что эти действия привлекают огромное внимание, становятся вирусными, и массовые нападения теперь происходят и в других местах. В последние несколько лет в Америке [такие преступления] случаются в основном не в школах.

Кажется, одна из проблем в том, что медиа постоянно освещают их, говорят о людях, которые их совершают, оценивают их популярность. Стрельба в «Колумбайн» только недавно покинула топ-10 [самых громких массовых нападений] — в 2017-м, после трагедии в Лас-Вегасе. Место в этом топе, по крайней мере в Америке, обеспечивается двумя условиями: числом жертв и некоторой изобретательностью, фактором уникальности.

Например, нападение в церкви, на концерте или в прямом эфире, как было в Виргинии около двух лет назад, когда преступник застрелил всего двух человек, но произошло это в прямом эфире. И это, конечно, привлекло к себе огромное внимание. Если соблюсти оба условия — изобретательность и много жертв — место в топе обеспечено.

— Что вы знаете о подражателях «Колумбайну» в США и в мире? Кажется, они есть повсюду. В 2017 году, в России, в подмосковной Ивантеевке напавший на школу подросток в соцсетях взял себе фамилию одного из организаторов «Колумбайна» Дилана Клиболда.

— Да, это распространенное явление. Подражатели учатся друг у друга, они видят в Эрике и Дилане отцов-основателей этого движения. Конечно, я больше знаю про то, что происходит в США, — у нас есть такая традиция следить за тем, что происходит внутри страны и игнорировать весь остальной мир.

Пару лет назад мой студент собирал информацию про массовые нападения. Я был поражен количеством случаев [десять за 2013-2015 годы], когда нападавшие намеренно воссоздавали детали стрельбы в школе «Колумбайн»: цитировали слова Эрика и Дилана, одевались, как они, воспроизводили всю цепочку событий. Эрик и Дилан хотели сначала взорвать бомбы в школе, затем устроить стрельбу [по выбегающим из школы людям], а потом устроить второй взрыв, уже снаружи. Последняя часть — это, очевидно, тактика, заимствованная у Ирландской республиканской армии: они взрывали британских солдат, когда те к ним приближались. План Дилана и Эрика не был реализован — взрывы лишь привлекли полицию к месту преступления. Но их последователи не отказываются от этой части сценария. Они используют «Колумбайн» как основу, иногда даже в случае выбора места и времени.

Пропановые бомбы, используемые в «Колумбайне», не сработали. Но долгое время подражатели продолжали использовать именно их, хотя они все так же не срабатывали. Позже их стали заменять на взрывные устройства в корпусе из скороварки — похожие были, например, при теракте во время Бостонского марафона.

То есть «Колумбайн» используется как шаблон, который при этом нередко адаптируется. Недавно ФБР опубликовали свидетельства по делу о стрельбе в школе Ньютауне. Выяснилось, что Адам Лэнза активно интересовался «Колумбайном» и обсуждал его со сверстниками.

— Вы следите за сообществами поклонников «Колумбайна»?

— Существует крупное международное сообщество о массовых убийствах, серийных убийцах и похожих преступлениях, оно называется TCC — True Crime Community. В определенном смысле я — их враг номер один, потому что я рассказал правду об Эрике и Дилане. Самую большую ярость у них вызывает то, что я показал Дилана жалким приспешником. С участниками этого сообщества я хорошо знаком, я блокирую каждую неделю от 50 до 100 их аккаунтов: они постоянно пишут мне гневные письма. Они становятся все младше и младше — и все большую долю из них составляют девочки, склонные идеализировать Дилана.

Среди них также популярны убийцы вроде Чарльза Мэнсона или Джеффри Дамера (убил 17 человек с 1978 по 1991 годы). Из недавних имен — Адам Лэнза, Джохар Царнаев и Дилан Руф, фанаты которого называют себя руфиз (roofies).

Фанаты «Колумбайна» называли себя колумбайнерами, постепенно они вошли в группу TCC. Ее участники восхищаются Диланом, трагическим депрессивным мальчиком, девочки в него просто влюблены. Хотя лидером в «Колумбайне» был Эрик, и стоило бы ожидать, что более привлекательным окажется он, но культ Дилана значительно масштабнее, чем культ Эрика. Девочки влюбляются в него так же, как взрослые женщины влюбляются в наркоманов или алкоголиков — веря, что они спасут его заблудшую страдающую душу.

— Что они вам пишут?

— Что они меня ненавидят. Узнав, что я гей, они начали отправлять мне сообщения вроде «Ты просто его хочешь». Мне такие сообщения по пять раз в неделю приходят. Или, например: «Ты просто хочешь отсосать у Дилана». Или свадебные фото, в которые в фотошопе были вставлены мое лицо и лицо Дилана.

Среди них встречается немало детей из России — иногда они пишут мне кириллицей. Есть дети и из Китая. Очевидно, что это мировой феномен — дети взаимодействуют между собой. Больше всего пугает то, что с каждым годом они становятся все младше.

Моя книга активно обсуждалась подростками на сайте, посвященном игре по «Колумбайну». Там были ученики старших классов или недавние выпускники в возрасте 20 лет. Их интерес к «Колумбайну» они сами считали исследовательским — по сути, таким он и был, во всей этой ситуации они отмечали множество деталей и нюансов. Хотя в основном они утверждали, что в случившемся нет вины убийц, что они оказались жертвами травли, этих ребят все-таки нельзя было назвать фанатами «Колумбайна». Спустя два или три года после выхода моей книги разразилась сетевая война между этими подростками и колумбайнерами — тем самым более молодым фанатским сообществом, преимущественно состоявшим из девочек.

При этом аудитория сообщества TCC такая молодая, и поколения так быстро меняются, что порой я получаю письма с извинениями, в которых люди объясняют, что с ними происходило. Они просто старались выделиться и самоутвердиться. Я уверен, что для большинства это поза: когда в реальной жизни подросток не особенно успешен, он видит выход в том, чтобы сконструировать жесткую личность в сети. Они притворяются, но при этом верят, что остальные говорят это все всерьез.

— Вас пугают эти сообщения?

— Страшно становится, когда осознаешь, что в 0,01% таких случаев может оказаться условный Адам Лэнза, который действительно серьезен в своих словах. Он ведь обсуждал со сверстниками «Колумбайн» — те ответили ему интересом, который он расценил как поддержку.

Мне известен один случай, когда три человека из разных стран познакомились в интернете и спланировали стрельбу в торговом центре в Галифаксе, в Новой Шотландии в Канаде. Среди них было два парня из Новой Шотландии и девушка из пригорода Чикаго. Она села в самолет, но в аэропорту ее уже ждали канадские спецслужбы. То есть два государства совместными усилиями смогли предотвратить массовое нападение. Канадские правоохранительные органы просили меня дать показания — выявить отсылки к «Колумбайну», объяснить суду, что эти трое имели в виду под некоторыми словами. Властям было известно каждое слово, которым они обменивались, потому как вся их коммуникация происходила в фейсбуке. В случае с «Колумбайном» мы много домысливаем, не знаем точно, что могли обсуждать Эрик и Дилан. Эта история — уникальный случай. Мне неизвестны другие подобные ситуации, когда незнакомцы начинают общение в интернете, планируют нападение и почти осуществляют его. Одно дело — спланировать подобное со своим одноклассником, совсем другое — организовать ради этого поездку в другую страну.

— [Журналист, социолог] Малкольм Гладуэлл в своем тексте в The New Yorker назвал «Колумбайн» идеальным для имитации преступлением. Вы с этим согласны?

— Разумеется. Я бы сравнил их [Эрика и Дилана] с Робином Гудом: маргиналы крадут социальный статус у школьной элиты, переворачивая таким образом социальную пирамиду. Культовые герои — плохие парни совершают некие хорошие поступки, вроде бы давая отпор [обидчикам] от имени всех отщепенцев. Довольно нелепая мифология оформляется в эффектный нарратив. Некоторые подростки говорили мне, что Дилан и Эрик — единственные, кто за них заступился. Быть отверженным в школе — это травматичный опыт. Многим кажется, что школа — это навсегда. И что им никогда не встроиться в социум, что это невозможно изменить. И для таких детей «Колумбайн» — выигрышный лотерейный билет: он дает иллюзию быстрого решения всех проблем сразу.

Однако этот миф избирательный. Он не учитывает 13 убитых — это лишь малая доля от задуманного Эриком и Диланом. Если вспомнить их замысел, нападение не было успешным. Но колумбайнеры этого не замечают — они обращают внимание только на те аспекты, которые их устраивают. Создание любого мифа избирательно — и Робин Гуд по сути был отпетым вором.

— Сила мифа зависит и от возможностей. В России огнестрельное оружие менее доступно, чем в Америке. Во время нападения в Перми три дня назад подростки использовали, например, ножи.

— В Японии тоже популярны ножи. В 1999 году я был ассистентом японской исследовательской группы, работавшей над документальным фильмом о «Колумбайне». В Японии «Колумбайн» очень хорошо известен — скорее всего, потому, что американская культура сильно влияет на местную молодежь. Огнестрельное оружие там достать довольно сложно, но были случаи, когда подростки бросались на людей с ножами.

— Возвращаясь к этическому аспекту, к тому, как события освещают медиа. Нападение, о котором я говорю, на российском телевидении почти не упоминали. Может быть, чтобы не допустить его мифологизации. Но тут возникает конфликт: рассказывать о нем — вроде как опасно для подростков, замалчивать тоже нельзя, потому что это намеренное сокрытие актуального состояния дел.

— Это первая история про Путина, которая мне нравится. У нас же вседозволенность и любовь к ярлыкам. «Трагедия в Техасе», музыка, баннер — сейчас все это делается за 20 минут, это как кинопроизводство, и мы к этому уже привыкли. Я против цензуры, люди должны знать, что происходит, но у нас иногда в первые дни после трагедии почти ничего другого не показывают: говорят только об этом, даже когда новой информации нет, и это манипуляция вниманием зрителя.

Я написал как-то текст в BuzzFeed о том, что не нужно постоянно использовать имя подозреваемого. Потому что массовое убийство — это спектакль; повторяя имя убийцы, мы делаем из него звезду. Я не предлагаю скрывать имя, но не надо повторять его в заголовках, каждый может нагуглить имя, если захочет. Бездумно повторяя, мы делаем его популярным. Другое дело — изображение, в этом больше смысла. Хотя и это бывает лишним.

В первые часы после трагедии в Лас-Вегасе во время новостного сюжета на экране была надпись: «Самое страшное массовое убийство в американской истории». Я считаю, что это недопустимо. В таких ситуациях мы должны отказаться от оценочных суждений и прекратить вести счет, как будто это соревнование и мы боремся за медаль.

— Медиа в заголовках часто сравнивают массовые нападения с «Колумбайном». Это понятная обертка, она делает материал интереснее для читателя.

— В определенном смысле это причина того, почему люди продолжают совершать аналогичные нападения. Они понимают, что, добавив элемент «Колумбайна», они привлекут к себе больше внимания.

Один подросток планировал стрельбу в своей школе на 20 апреля, только потом он понял, что в том году — это воскресенье, и изменил свой план. На самом деле в похожей ситуации были и организаторы стрельбы в школе «Колумбайн»: они хотели устроить нападение 19 апреля, в день теракта в Оклахоме. Интересно, насколько «Колумбайн» затмил оклахомский теракт, который до 11 сентября считался самым известным. Причина, конечно, в том, что за терактом в Оклахоме не последовало аналогичных нападений.

— Вы общались с родителями погибших при стрельбе в «Колумбайне» детей, а также с родителями выживших. Что, по их мнению, могло предотвратить эти события?

— Их ответы очень различаются. Некоторые из них выступали за свободное ношение огнестрельного оружия — а после трагедии они изменили свою точку зрения. Я тоже считаю, что вторую поправку [американской конституции, гарантирующую право граждан на хранение и ношение оружия] необходимо пересмотреть. Сегодня она выглядит просто нелепо, ее стоит рассматривать как исторический документ, не более. Нам стоило бы повторить австралийский опыт: запретить огнестрельное оружие и назначить масштабную программу по его выкупу.

— В России массовые нападения все равно происходят, хотя есть ограничения на ношение оружия. Используются ножи.

— Как много людей получили увечья в Перми?

— 15, но никто не погиб.

— Мне кажется, 15 раненых — более благоприятный исход, чем 50 убитых.

— Какие еще меры вам кажутся эффективным?

— Очень важно психическое здоровье. Подавляющее большинство совершивших нападение людей страдали от клинической депрессии. В подростковом возрасте депрессию можно обнаружить — провести несложное анкетирование, это может сделать кто угодно. Кроме родителей: дети часто обманывают родителей, защищая себя или не желая испытывать чувство вины.

Обнаружить депрессию — половина успеха. 6% американских подростков находятся в клинической депрессии, и почти всем им не поставлен диагноз. Мать Дилана не подозревала о том, что у него депрессия, ей все время казалось, что он просто переживает сложный период.

— Но у Эрика не было депрессии.

— С Эриком все сложнее — он был психопатом. К сожалению, выявить их своевременно невозможно, но среди массовых убийц они составляют всего 1%, потому что психопаты чаще всего заняты прежде всего собой.

Большинство массовых убийц — люди с психическими проблемами. Если оставить в стороне терроризм, мы можем выделить два типа таких убийц. Первый — психически нездоровые люди, потерявшие ориентацию в реальности, например, страдающие шизофренией. Человек, совершивший покушение на Рональда Рейгана, был как раз из них — сейчас, получая необходимое лечение, он благополучно живет со своей семьей вне лечебницы. Второй — агрессивно-депрессивные люди, составляющие более 50% всех случаев. У нас есть огромный массив данных о совершивших нападение в школах, потому что их активно исследовали секретные службы. Суицидальные наклонности и депрессивные состояния встречаются в 80% случаев. На больших группах исследования не проводились, но предсказываются схожие результаты.

— Насколько мне известно, вы скептически относитесь к тому, что жестокость в кино или играх может быть одной из причин массовых нападений в школах.

— Секретные службы в ходе своих расследований никакой корреляции не нашли. Почти все нападавшие — мальчики. А мальчики любят играть в компьютерные игры. Я довольно скептически отношусь к социологии как к науке, потому что такие штуки довольно сложно измерить. Как можно определить степень влияния?