«Мне не нравится, что женщина должна бороться. Она должна кайфовать!» Певица Луна — о новом альбоме «Остров свободы», феминизме, панических атаках, сексе, 90-х и Крыме

17 ноября вышел второй альбом украинской певицы Луны — «Остров свободы». Под этим именем 27-летняя киевлянка Кристина Бардаш, жена участника группы «Грибы» и создателя лейбла Kruzheva Юрия Бардаша, записывает тонкие и точные поп-песни о личном и телесном, по звуку отсылающие к лучшим образцам русскоязычной эстрады 1990-х. Первый альбом Луны вышел весной 2016 года, уже через несколько месяцев она собрала в Москве тысячный зал — а теперь замахивается на Crocus City Hall. Редактор «Медузы» Александр Горбачев поговорил с Кристиной Бардаш.

«Когда ты дома поешь — у тебя какой-то героиновый шик»

— Вы знаете такое выражение — «синдром второго альбома»?

— Я догадываюсь, что оно может значить. Не думаю, что это меня как-то затронуло. Разве что в том плане, что я долго настраивалась. Песни-то давно написаны и пишутся дальше, но я до последнего оттягивала момент, когда буду доделывать альбом. И в итоге поняла, что мне категорически не хватает времени. Но я решила просто разделить его — весной будет вторая часть.

— То есть никакого мандража, никакой ответственности?

— Нет. Есть желание просто делать лучше, но какого-то жесткого состояния нет. Оно скорее бывает, если долго новая классная песня не пишется. То есть что-то льется-льется-льется — одна песня, другая, — но как только приходит что-то такое душевное… Неважно, станет ли это глобальным хитом, важно, что эта песня вызывает в тебе. Вот тут у меня наркомания жесткая. Я буквально на днях написала, например, новую песню, которая сняла все стрессы, связанные с окончанием альбома. Случилась очередная ситуация, у меня был эмоциональный всплеск, я села, песня вырисовалась за секундочку — и все. И все остальное уходит.

— А что за ситуация?

— Это личное… Разборки, все это. Любовь. Главный источник песен — это жизнь. Но что самое парадоксальное — они еще и сбываются. Вот пишется песня, там какие-то мечты — а потом все это происходит на самом деле через какое-то время. Так что я уже начинаю думать, о чем я пишу, — чтобы со мной не случилось ничего ненужного. Пока что все случалось хорошее.

— Вы сказали, что вам хочется делать лучше. То есть вы думаете, что раньше делали что-то не так, какие-то ошибки допускали?

— Конечно. Прослушивая свой первый альбом, когда после его выхода прошло уже какое-то время, я столкнулась с ощущением, что у меня плосковатый звук — и хочется большей глубины, больше экспериментов с живыми инструментами и так далее. Потом у меня был период, когда я ходила на разные студии и пробовала везде писать вокал. И в итоге я пишу все свои вокалы дома, сама свожу, сама обрабатываю. И никто мне лучше не сделает. То есть последние поиски привели нашу команду — меня как автора песен и [музыкального продюсера «Острова свободы»] Сашу Волощука как автора музыки — к тому, что мы хотим еще и сами все сводить.

— Егор Летов тоже рассказывал, что пытался писаться на профессиональных студиях, но в итоге решил, что тот звук, который ему нужен, нигде не получается — только дома.

— У меня тоже не получается. Наш звукорежиссер раньше этого не понимал. Я ему говорю: «Мне нужен вокал, как в демке». А он: «Да нет, ты сейчас на студии споешь четче, конкретнее, с подачей». А потом послушал и говорит: «А знаешь, ни фига. Когда ты дома поешь — у тебя какой-то героиновый шик, это трушно. А тут ты как отличница. Ты принеси мне вокалы из дома — обработаем их тут и будем выпускать». Ну, говорю, спасибо, подбодрил ты меня, я на правильном пути. 

— Мне показалось, что «Остров свободы» менее быстродействующий, чем ваши предыдущие записи. На первом альбоме были прямо мгновенные хиты — «Бэмби», скажем, — а тут песни, с которыми сначала надо сродниться, и потом ты уже начинаешь с ними жить. Что вы об этом думаете?

— Мне кажется, так и есть по-настоящему. У меня был момент с треком «Друг» — когда я услышала, как Саша [Волощук] его сделал, мне сначала было сложно привыкнуть, а потом он у меня стоял на повторе. И люди мне сейчас то же самое пишут [про клип «Друг»]: включил, посмотрел, странно; потом включил еще раз — теперь на репите.

Знаете, как я к этому отношусь? Как к периоду жизни. Вот у меня была цель, я прошла какой-то этап [с начала карьеры]. Кто-то мне говорил — тебе надо делать более профессиональные клипы, другие — тебе бы пойти на телевидение. А все мы ведь ранимые люди и постоянно задаем себе какие-то вопросы, а не просто наслаждаемся тем, что есть. Но когда пришло время и я посмотрела на свой альбом и ЕР [«Грустный дэнс»], то поняла, что все круто. Что оно зашло честно и классно.

У меня изначально было намерение выпустить большой альбом. Но потом я поняла, что против природы не попрешь. Ты не можешь обманывать сам себя и идти на поводу у сроков, которые ты себе придумал. Нужен баланс. Значит, у меня сейчас такой период в жизни. Там был такой выстрел наверняка из песен, накопленных за три года, тут прошло меньше времени — и я решила оставить половину треков на весну, потому что хочу, чтобы они были еще круче.

— Вас не беспокоит, что на этом альбоме нет безусловных хитов?

— Я об этом так не думаю. Мне вот сейчас, например, старые песни как раз не особо. Может, надоели. А новый альбом мне очень нравится. «Джукбокс», «Хулиган», «Free Love». Мне кажется, что они сработают. Но вообще, знаете, жестокий получается мир, который артистов любит, а в то же время готов спросить: а что это за альбом? А он не такой, как тот…

— Я без претензии это говорю!

— Я имею в виду — разве можно оценивать песни именно по хитовости?

— Есть традиционное представление о поп-музыке, когда продюсер говорит: «Так, это не хит, выбрасываем».

— Да, понимаю. Но у меня нет никого, кто бы так сказал. Мы сами пишем. Может быть, поэтому оно так сильно и обособлено. Это ведь так называется — когда как хочешь, так и делаешь? Обособлено?

— Например. А как вы вообще переживали то, что стали популярной?

— Я сама не ожидала такого навала, честно. Я была в шоке. Мне было очень приятно. И главное, что мне дал этот отклик, — осознание, что когда ты искренне во что-то вкладываешься, ты получаешь отдачу.

Это буквально дало мне крылья, потому что до того у меня был сложнейший период поиска себя как личности. Я была человеком, который вообще не знал, что такое здоровый сон, — я даже одно время употребляла таблетки, чтобы заснуть спокойно. Я плакала очень часто. На меня нельзя было положиться, сказать: завтра в 9 мы идем туда-то — потому что до того времени со мной могло произойти что угодно, нервный срыв, истерика. У меня были панические атаки до такой степени, что немели кончики пальцев, — я уже потом поняла, что это так называется.

А после этого успеха, который ко мне пришел ни с того ни с сего, я расслабилась. Я просто стала другая. Я могу просто неделю сидеть дома, заниматься ребенком, каким-то бытом, ходить куда-то с друзьями. Я занимаюсь спортом регулярно, питаюсь нормально. И я благодарна слушателям — всем людям, которые дали мне эту веру в себя. Знаете, вот у кого-то это в сорок лет нахлынет: я ничего в жизни не сделал. А у меня это уже прошло. Я рада, что мне 27 и я ровно стою на ногах, потому что раньше земли под этими ногами вообще не было. И мне очень интересно, что будет дальше.

«Девяностые похожи на то, что происходит сейчас»

— С чего вы начинали слушать музыку?

— Мама слушала у меня… Вообще-то мама слушала Pink Floyd. У нее была эта пластинка — с лампочками. Еще она слушала A-ha, «Кино», «Наутилус» — если вспоминать из той музыки, которая была дома.

— А если без родителей уже — какая у вас была первая кассета?

— Если честно, я начинала с такой русской музыки….

— Это нормально!

— Мне очень нравилась Земфира — вот этот альбом с ромашками [на обложке]. «Мумий Тролль» очень любила. А вот ту же группу «Кино» я только сейчас открыла для себя, например. Ездила и слушала неделями напролет недавно. Раньше я как-то не понимала этой простоты — что он так монотонно там произносит? А теперь для меня открылся этот феномен, и Виктор Цой запал мне в душу, как герой, и все документальные фильмы я про него посмотрела.

— Что вас зацепило?

— Человечность. Если говорить о тех картинках, что я видела, не на сцене, а из жизни. Мне кажется, он в этом своем музыкальном мире находился, как ребенок в утробе матери, — очень гармонично, без излишней надменности, без желания кому-то понравиться. При всем том, что он создавал революционное движение, в нем были гармония и спокойствие. В его взгляде. Очень комфортный человек.

— Ваши песни все-таки обычно сравнивают с другими авторами — с поп-музыкой 90-х, с Линдой, с «Гостями из будущего». Вы их слушали тогда?

— Конечно! Я слушала Линду и «Гостей из будущего». Я помню их кассету, такую белую, с логотипом «Европы-плюс», кажется, она называлась «Где-то». (Видимо, речь идет об альбоме «Зима в сердце» — прим. «Медузы».) Мы ехали с родителями в Крым на машине, я сидела на заднем сиденьи и подпевала.

Но я не знаю, насколько это повлияло на специфику моих песен. Понимаете, в чем дело — когда человек обладает идеальным музыкальным образованием, он может все про себя объяснить, как перейти в какую гармонию, как что сделать. А я же этого не понимаю. Я просто чувствую и пою. На ощупь, случайно подбираю. Что подобрала, то и выливается в песню. Возможно, у меня все такое простое получается именно из-за того, что я иду простым путем. Это не отсылка.

— Вы свои песни с девяностыми не ассоциировали?

— Знаете, мне некоторые знакомые говорили — что они все тебя сравнивают с 90-ми? Но я сама дитя 90-х. У меня год рождения — 1990-й. Я солидарна с этим временем, оно честное, я люблю его, мне близка его эстетика. Поэтому для меня эти сравнения гармоничны. Они лучше, чем если бы что-то другое навыдумывали.

— Что такое 90-е для вас? Наверное же, это не про нищету и бандитизм? С чем у вас это время ассоциируется?

— Мне кажется, оно похоже на то, что происходит сейчас.

— То есть?

— Чисто по ощущениям. Как будто бы свободы больше, чем в другие времена. Открылся доступ куда-то, возник порыв свободных ощущений. Как и тогда — только кто-то вдохновлялся этой свободой, а кто-то становился, например, бандитом.

— Вы имеете в виду, что для Украины сейчас такое время?

— Для меня лично, наверное. Я говорю не про Украину, не про Россию, а именно про себя. У меня такой возраст, что уже нет такого, чтобы моя мама мне сказала — малыш, да ты же такая молодая! Чего ты сидишь плачешь, чего тебе неймется? Вся жизнь впереди. А я на нее смотрю и думаю: «Какая молодость? Куда пройдет?» То есть когда тебе двадцать, ты этого не понимаешь, не ценишь момент своей молодости. А у меня сейчас уже какое-то нереальное ощущение, что я его осознаю и понимаю. Я не иду против себя и своих желаний, но при этом я молода, прекрасна, и у меня еще все впереди.

Я просыпаюсь с утра, и иногда меня охватывает такая мысль — признаюсь: Боже, хоть бы этот момент длился подольше. Но я не знаю, сколько он будет длиться. Может, это всегда будет? Может, это я просто повзрослела? Может, это и есть самоощущение счастливого взрослого человека?

«Сын рассказывает мне при первой возможности, что он любит и шоколад, и мед»

— Вы рассказывали, что первую большую порцию песен написали после ссоры с мужем.

— Там личные у меня были темы, да.

— Сейчас это тоже зависит от каких-то личных событий, семейных конфликтов?

— Не сказала бы. Просто это все реальная история, а музыка — это моя жизнь и судьба. Все это объединяется. Если мое психическое состояние нормализовалось, новые темы и повороты в моей жизни не перестают появляться. Просто я к ним по-другому отношусь. Бывает, конечно, что все спокойно, и мне хочется каких-то резких ситуаций. Но это необязательно драма. Возможно, наоборот, — любовь!

— Любовь — тоже драма, просто с хорошим концом.

— «С хорошим концом»! Если бы! А как вам такое: классная влюбленность с хорошим началом и непонятно каким концом? Может быть все что угодно. И оно постоянно меняется, и я не знаю, что будет дальше. Но все это моя жизнь и люди, которые меня окружают. Я никогда не смогу написать песню про что-то, увиденное где-то там. Та же «Бутылочка» — это тоже про меня, просто я в третьем лице ее написала.

— Про те самые таблетки, которые вы пили?

— Нет. Это знаете, что такое? Никто так и не понял. Когда человек влюбляется в другого, и они начинают одновременно думать об одном и том же, писать друг другу в одну и ту же минуту. О таком говорят: у них химия. И я подумала — а что если эту химию взять, перелить в бутылочку и иногда давать кому-то выпить? Так-то, конечно, пусть все думают, что это про MDMA или что-то такое. Но я же не дура писать про наркотики.

— Многие пишут.

— Вообще-то да. Как мой любимый Асап Роки, кстати. Обожаю его.

— Получается, каждая ваша песня — своего рода шифр?

— Да, там за ними целые истории. Знаете, я даже себе набила неделю назад. (Задирает платье до бедра, там татуировка с надписью «Заколдованные сны».) Это название второй части альбома, которая на весну планировалась. Там такие заколдованные сны несутся!

— Однажды я брал интервью у певицы Zola Jesus, и она сказала такую фразу: «Большинство песен о любви пишутся от лени». Как вы на это смотрите?

— От лени? Возможно, человек, который это сказал никого не любит? Мне кажется, если любовь — это лень, то надо идти вешаться. Это работа, это целая жизнь, это стимул жизни, это философия, это мудрость. Любить нужно уметь.

— Мне показалось, что на «Острове свободы» много песен про любовь на расстоянии.

— Да, это правда. Есть такой момент. У меня действительно было в этом году много таких ощущений: что человек от меня далеко, я не могу его потрогать, он постоянно ездит по своим делам и концертам — и это, конечно, вызывало у меня чувство.

— А вам комфортно, что вы поете про любовь, про личную жизнь, и слушатель понимает, как зовут человека, о котором речь идет в песне?

— Не факт, не факт… Я же творческая личность. Я не могу писать про одного человека, не могу тут нагло сидеть и рассказывать, что все мои песни про одного мужчину. Естественно, я могу писать про разных людей. Но тут возникает такое… Капец! Мне недавно моя сестра рассказала — ее друг спросил: «А ты знаешь, что песня „Друг“, возможно, не про Юру?» То есть люди начинают обсуждать, про кого же эта песня. Это же всем больше всего интересно всегда. Сериалы, личная жизнь, ла-ла-ла. Так что, мне кажется, это скорее бонус.

У меня нет такого заблуждения, что я путаю реальную личную жизнь и творческую работу. Я их конкретно разделяю, и все мои близкие знают: вот это Кристина, а вот эта Луна, прекрасная крошка Лу.

— Мне кажется, сейчас у вас уже посложнее образ.

— Ну, я про крошку Бэмби вспомнила.

— В новом альбоме есть некоторая отстраненность, недоступность.

— Да, это правда. Раньше я была такая невинная, этими глазками смотрела на мир, так оно было и в песнях. А сейчас мне захотелось больше закрыться, у меня появилось понимание, кто я такая. Наверное, эту холодность вы и чувствуете.

Я же говорю — это странный период в моей жизни, странный. Раньше было так: я все время бегу куда-то, смотрю, и все такое искреннее и классное, и меня за это любят. А сейчас у меня какое-то новое ощущение. Я еще сама для себя его до конца не вывела. Можно даже так сказать: я через свои песни себя и открываю. И, возможно, эту холодность вы и чувствуете.

— Вас можно спросить, что сейчас происходит с группой «Грибы»? Второй альбом так и не вышел, концерты отменяются.

— Я сама до конца не знаю. Но могу сказать на основе собственного опыта, что не всегда нужно поддаваться установленным срокам и так далее. Самое главное — быть в контакте с творчеством. По-моему, ребятам просто нужно чуть больше времени, чтобы пописать и прочувствовать друг друга перед тем, как делать что-то новое. Вы же понимаете, сколько у них за год произошло, как люди могли устать?

— Наверное. Вы завидовали им, кстати, когда случился «Тает лед»?

— Как же я могу такому завидовать? Ведь это посвятили мне. Естественно, я была очень рада. И до сих пор мой сын рассказывает мне при первой возможности, что он любит и шоколад, и мед (в песне есть строчки «Наш сын не любит шоколад — он, как медведь, руками поедает сладкий мед» — прим. «Медузы») — «только папе не говори». Нет, вы что? Как я могу не радоваться успеху своего супруга? Ведь это успех нашей семьи, наш достаток и счастливая улыбка жены, которая вся в подарках сидит.

— Вам с Юрием комфортно в статусе такой power couple украинской музыки?

— По сравнению с тем, как обсуждают Ким [Кардашьян] и Канье [Уэста] или Викенда (певец The Weeknd, он же Абель Тесфайе — прим. «Медузы») и Белу Хадид, — да кто мы такие? Но так оно есть. Слушайте, ну мне нравится, прикольно. Я не из тех женщин, которые… Тихонечко я не могу. Я даже своим ребятам-музыкантам недавно сказала: слушайте, у меня ломка, мне надо на сцену, давайте хотя бы квартирник какой-то — мне надо, чтобы на меня люди смотрели, хлопали. Я попробовала, и мне понравилось. Так и тут.

Боже, да у меня даже есть зависимость от айфона. Я этого не стесняюсь. Я обожаю свой айфон.

— Новый не покупали еще?

— Не. Айфон мне просто так подарят, а свои деньги заработанные я трачу только на вещи.

«Мне не нравится, что на женщину надевают военную форму»

— Почему вы тратите только на вещи?

— Вот знаете: настоящие мужчины, которые мне нравятся, в один голос скажут: «Я ненавижу тратить деньги на себя, обожаю делать подарки». Жадный мужчина — он ненастоящий.

А женщины мне нравятся с долей дурочки, маси. Те, кто ходит по магазинам, кайфует от маникюра и массажа. Я тоже все это люблю. Во мне сочетается дикий герой, в котором постоянно происходит какая-то внутренняя борьба, — и вот эта мася, которой дай деньги в руки, и она пойдет в магазин с самой счастливой улыбкой на лице. Более того: я горжусь тем, что я не какая-то обозленная на мир женщина-феминистка, которая сейчас всем докажет, что она очень умная, много читает и бла-бла-бла.

— К феминизму критически относитесь, то есть.

— Я считаю, что в наше время у людей искаженное понимание феминизма. Это мое ощущение, не мнение — чтобы мнение составить, нужно это серьезно изучить. Но люди, которые меня вдохновляют, меня чему-то учат, и я беру с них пример, — я проанализировала, что по сути корень феминизма не такой жесткий как то, что я об этом думала перед тем, как я об этом узнала…

— Так.

— Запутала? Сейчас. Кто, по-вашему, такая феминистка, в двух словах?

— В двух словах это женщина, которая борется за равноправие.

— А в чем заключается равноправие?

— В разных вещах. Например, в том, чтобы женщины были больше представлены в политике или в бизнесе.

— Вот! А мое видение такое, что феминизм — это не про то, чтобы женщины шли в политику. А чтобы они были женщинами, раскрывали свою женственность и тем самым вдохновляли… Вы понимаете, что по сути женщины сильнее мужчин, да?

— Возможно.

— Сколько раз мы видели в кино, читали, в жизни наблюдали это. Все войны из-за женщин, да? В принципе, все мужчины живут ради этих женщин. Чувствуете, к чему я веду?

То есть мне не нравится, что в таком понимании феминизма из женщины пытаются вытащить какую-то черствость — будто она грубее, чем она есть. Как будто она воинственна и огненна, а не прекрасна и спокойна, как море или океан. Вот это мне не нравится — то, что женщина должна бороться. Да она должна кайфовать! Это мужчина должен идти на какую-то аскезу, а женщина может сказать: нет, я никому ничего не буду объяснять, у меня все меняется по сто раз, и это нормально, меня за это и любят. Понимаете?

— Наверное. Мне кажется, феминизм борется еще и за то, чтобы никто не считал, что женщина по определению слабее или легкомысленнее мужчины.

— Ну, да. Но мне не нравится именно то, что на женщин при этом надевают военную форму. Мне кажется, что штаны женщине не идут абсолютно. Вот мой посыл. У меня слезы на глазах, когда я вижу насилие, которое происходит. Но было бы классно, если бы общество развивалось гармонично, а человеческое сознание двигалось в сторону того, что женщине не нужно быть военным с автоматом, чтобы доказать, что она заслуживает равноправия.

— Мне кажется, с артисткой Луной есть некоторый парадокс. С одной стороны, у вас в образе совершенно нет вот этой гиперсексуальности, которой зачастую давит современная русскоязычная эстрада. С другой, тексты песен куда откровеннее, чем у большинства коллег по сцене. Это музыка одновременно невинная и невероятно интимная.

— Вы не первый человек, который мне говорит, что в моих песнях есть какая-то сексуальная энергия. Я к этому отношусь абсолютно осознанно. Более того, считаю, что это связано с предыдущей темой — правильного женского влияния на общества, так сказать. Если уж разбирать, что женщина должна и кому должна, то мне кажется, что она должна как бы расслаблять человечество посредством сексуальной энергетики. Не в том смысле, чтобы ходить со всеми налево и направо, конечно, — а вот именно в том, как вы слышите в моих песнях, например.

Я вообще в своем проекте наблюдаю такое легкое разветвление. С одной стороны, Луна — такая нимфа сексуальности без возраста, наглая, которая уже все знает. С другой, я все еще где-то хипстер и молодежь, новая волна музыкантов из «ВКонтакте». «Мальбэк», Сюзанна, группа «Мы» — они мне все пишут, и я чувствую с ними какую-то солидарность.

С «Мы» мы вообще познакомились в Тель-Авиве — они меня увидели на улице: я шла в куртке с надписью «Луна». Они у меня еще на разогреве в Ростове выступали. Мои знакомые даже говорили мне, что музыканты, которые сейчас появляется с похожим звуком, — это дети Луны, хотя я бы так громко не сказала, конечно. Я просто открыла, что можно, сидя дома, писать демки и быть честным — и все это смешивать с какой-то сексуальностью, и оно работает. Да, а что вас, собственно, интересует?

— Меня интересует язык — мне кажется, он для разговора о сексе в российской музыке начал появляться только недавно. Например, кроме вас, это здорово Катя Павлова из «Обе две» умеет делать. Вы как-то задумываетесь о том, как вы про секс пишете? Вот эти фразочки вроде «И ты так хочешь гладить мою спинку»… (Строчка из песни «Пули» — Прим. «Медузы».)

— А ответ прост. Вот возьмем те же «Пули», да? Конкретно их разберем. Это же не так: ой, напишу песню, как то да се происходит. Это конкретно я сижу вечером, думаю про человека, мечтаю и пишу песню. Понимаете? Эти песни — какие-то интимные записки.

— Разговор с самой собой.

— Я бы никогда не сказала этих слов этому человеку напрямую. Но я могу написать песню. Это как прикрытие для меня, по сути. Потому что я постеснялась бы эти стихи отправить человеку, которому я их посвящаю. Или рассказать их ему в лицо. Но поскольку это песня певицы Луны, с меня как с Кристины это снимает ответственность.

«Я вышла в социум с закрытыми глазами»

— Выходит, ваше творчество полностью вне любой общественной повестки. Вы от нее полностью изолированы.

— Да. Несмотря на то, что я нуждаюсь в отдаче — то есть мне нужно постить фотки в инстаграм, мне легче, когда я общаюсь с поклонниками. Я это так анализирую, что во мне преобладает огненная стихия, которая нуждается в подпитке. Если брать по всем этим эзотерическим делам. Вода — это более внутреннее состояние, земля — что-то такое семейное, ветер — легкость бытия, а во мне — огонь. Но вы, наверное, имели в виду про социум то, как я отношусь типа к телевидению?

— К телевидению, к политической реальности.

— Вообще никак. Я в этот социум со своей идеей вышла с закрытыми глазами.

— А почему они закрыты?

— Мне неинтересно. Меня трудно заставить посмотреть новый фильм, пойти на какое-то открытие. Новости почитать. В какой-то момент я могла задуматься — может быть, мне надо начинать свое утро с газет? Но мне это неинтересно, и я поняла, что хуже меня это не делает. Я питаюсь тем, что ко мне попадает через моих самых важных людей, — и это все, что нужно.

— Я же не об этом. Вас как-то касается политическая реальность? Вот у ваших коллег по эстраде — у Светланы Лободы, у Ани Лорак, у «Пятницы» — срывают концерты на Украине, потому что они выступают в России. До вас такое не доходило?

— Мне кажется, что в какой-то момент я видела на «Дожде», что ли, какую-то статью про это с кучей комментариев. Но у меня изначальное внутреннее спокойствие по этому поводу. Поскольку я вообще не люблю ссоры и разборки, я как-то подумала, что самый оптимальный вариант — спокойно на это реагировать. Я же тоже их понимаю. Уж извините, когда люди сидят злые, неудовлетворенные, голодные, без денег, без работы, старше среднего возраста, и одним показывают одно, а другим другое… Я примерно понимаю их. Я пытаюсь понять каждого человека. Но я иду по пути, который мне предоставлен, не заглядывая сильно вперед и назад. И я особо не анализирую, почему больше выступаю в России, чем в Украине.

— Если к вам на концерт придут суровые люди, как к «Пятнице», и спросят: чей Крым — что вы будете делать?

— Да уже на концертах выкрикивали про «Крым наш» — в Калининграде там… Я думаю, что ничего не буду отвечать. Я скажу: ребята, я занимаюсь творчеством, и это никак не связано с политикой. Мне кажется, что именно так должна ответить женщина, которая ни-че-го не понимает в политике.

— Вы чувствуете себя именно украинской артисткой? Для вас важна некая украинскость?

— Конечно. Это моя родная земля, и я чувствую свои корни. Особенно если говорить о Киеве — я прямо чувствую себя представителем киевского рода, киевской тусовки. Я горжусь тем, что являюсь отображением этой прекрасной плодотворной, неописуемо вдохновляющей земли. Что касается языка, то я не разговариваю на украинском, потому что мне нравится русский язык. Это мой выбор. Мне нравится писать на русском, мне нравится русский слог, мне нравятся русские поэты, мне нравится русская литература. А жить мне нравится в Киеве.

— Традиционный вопрос: почему вся хорошая русскоязычная поп-музыка идет из Украины?

— Да, постоянно все спрашивают, мы сами задаемся этим вопросом. Какая-то мистическая загадка, возможно, у нас там на дне Днепра спрятан какой-то волшебный источник мелодий. А возможно… Вот я приезжаю в Москву — и понимаю, как все классно: все сразу очень бодро, профессионально. Но в то же время ты из-за этой скорости устаешь. А в Киеве все плавно. У меня есть мой центр, его можно весь обойти пешком. Тут у меня репетиция, тут офис мужа, тут ребенок ходит в бассейн, тут в школу. Меня никто никуда не тянет — и музыка рождается в этом спокойствии. В Киеве я зависаю.

Музыку Луны можно послушать в Apple Music, «Яндекс.Музыке» или Google Play. Московская презентация альбома Луны «Остров свободы» пройдет 5 апреля в Crocus City Hall.