«Если он мне позвонит, я узнаю этот голос через три секунды» Как живут люди, которых преследуют поклонники, незнакомцы и бывшие партнеры

Борис Гриц, напавший на ведущую «Эха Москвы» Татьяну Фельгенгауэр с ножом, заявлял, что знаком с ней с 2012 года — путем «телепатического контакта». В интернете нашли дневник мужчины, где он пишет, что последствия для нее «могут быть очень неприятными»; родственник Грица рассказал, что тот пытался узнать домашний адрес журналистки. Непрямые угрозы и преследование, особенно в интернете, часто не воспринимают всерьез — их даже могут назвать комплиментами или проявлением внимания. На самом деле это, как правило, истории психологического — или даже физического — насилия. «Медуза» публикует истории людей, столкнувшихся с преследованиями.

Елена Штейникова

телеведущая

Все началось пять лет назад. Я веду новости на телевидении и в какой-то момент стала замечать, что каждый вечер у выхода из телецентра меня встречает одна и та же машина. Дорогой черный «лексус». Через несколько недель ее владелец постучался ко мне в «Одноклассники»: засыпал комплиментами, сказал, что смотрит все мои эфиры, а еще — следит за мной. Я зашла к нему на страничку — и увидела там фотографии своей собственной машины! Попросила убрать их и прекратить меня преследовать. Убрал, но на следующий день я снова увидела его возле редакции. Он меня ждал как минимум трижды в неделю. Я спрашивала у него в соцсетях, что ему от меня нужно — он ведь не зовет меня встретиться, пишет под псевдонимом и даже не говорит своего настоящего имени. Ответил, что хочет просто на меня смотреть.

Мне было не по себе, я заблокировала его в «Одноклассниках». Он завел новый аккаунт, потом еще и еще. Писал во все доступные соцсети: фейсбук, твиттер, «ВКонтакте».

Я никому о нем не рассказывала — ни мужу, ни брату, ни родителям. Что бы я им сказала — что меня преследует человек? Так ведь он ничего плохого мне не делает. Просто провожает с работы, присылает скриншоты эфиров, мои фотографии у машины. Я молчала, но мне было страшно — в том числе оттого, что я не понимала, чего он хочет. Через год решила это выяснить, предложила встретиться. Он нехотя согласился. Пришел с огромным букетом роз, сказал, что любит меня, и попросил телефон, потому что ему надо слышать мой голос. Я попыталась объяснить, что у меня муж и двое детей, созваниваться нам незачем. Тогда он швырнул цветы мне в лицо: «Я уже год за тобой слежу, я имею право знать твой номер!»

Редакционный психолог — единственная, кто был в курсе, — посоветовала его игнорировать. Я так и сделала — заблокировала во всех соцсетях. Но почти каждый день за следующие четыре года видела его, глядя в окно из студии.

Когда я уезжала в отпуск, он с очередного нового аккаунта в соцсетях присылал мне фото пустого места на парковке, где обычно стоит моя машина. Я не выдерживала, писала: меня нет в городе! Не приезжай! Но он говорил, что не может от этого избавиться. «Я езжу сюда как на работу. Единственное, о чем я тебя прошу, — не прогоняй меня, мне это нужно, я люблю тебя. И привык. Когда ты вернешься?»

За годы я тоже привыкла — трансформировала свой страх в легенду, которую сама же и придумала: еду с работы, за мной следует черный «лексус», а я представляю, что это мой ангел-хранитель.

В этом году он стал присылать мне мини-фильмы с моим участием: вот я выхожу, вот сажусь за руль, вот по каким дорогам еду. И саундтреком — его дыхание. Меня снова накрыл страх. Я рассказала коллегам, а неделю назад сама сняла его на видео и выложила его в фейсбуке. Он написал сразу же: «Удали его, и я навсегда пропаду из твоей жизни!» С тех пор под окнами я его не вижу. Друзья советуют идти в полицию — но с чем? Фотографировать, снимать видео, следить, писать и дышать за кадром — не преступление. А как объяснить в нашем обществе, что я не хочу ждать преступления, я не знаю.

Ирина Васильева

маркетолог

Имя и фамилия изменены по просьбе героини.

Мы встречались шесть лет. Он долго не относился ко мне серьезно — три года мы не афишировали отношений: не жили вместе, не знакомились с родителями друг друга. Пока он не решил, что, кажется, питает ко мне чувства. Проявилось это странно: с одной стороны — мы стали планировать будущее. Съездили вместе в отпуск. Он стал приходить в гости, когда дома были мои родители. Однажды мы даже в шутку дошли до загса — но «красивая дата» 09.09.09 была занята. С другой — он каждый день демонстрировал мне, что я — его собственность. Диктовал, что надеть, с кем общаться, если я где-то была без него — просил прислать фото, чтобы убедиться, что я именно там, где говорю. Третировал меня тем, что я ему изменяю, что было неправдой. При этом говорил, что «не уверен, что я достойна стать его женой». Я не выдержала — и сказала, что нам надо расстаться.

Сначала он повел себя как обычный человек, который хочет вернуть любимую: уговаривал изменить решение, писал нежные сообщения, присылал цветы на работу, всерьез позвал меня замуж. После того как я не передумала, предложил быть друзьями. Мы несколько раз встретились на кофе. Казалось, все идет нормально.

А потом он стал приходить ко мне на работу и домой. Ждал внизу. Звонил десятки раз в день. Нежные СМС сменились агрессивными: ты должна вернуться. Он ничего мне не делал, но я чувствовала какую-то опасность. С работы меня стали провожать коллеги, из подъезда — родители. Когда я выходила из подъезда с папой, он не подходил, но присылал сообщение: «Если будешь дальше прикрываться отцом — я с ним обязательно что-нибудь сделаю». Я стала бояться еще и за папу.

Однажды бывший молодой человек пришел поздно вечером, мы были с мамой дома вдвоем. Он сказал, что должен войти, колотил ногами и кулаками в дверь. Мы понимали, что дверь у нас старая и скоро он ее выбьет, соседи делали вид, что их не существует, а в полицию я звонить не хотела. Это иррационально: мне было и страшно, и в то же время жалко его. Было видно, что он не справляется с ситуацией, ему нужна помощь.

Так продолжалось пять месяцев, а потом неожиданно прекратилось. Он исчез на месяц. Мы выдохнули, и когда он позвонил и предложил встретиться и спокойно поговорить — я согласилась. Ну что может случиться в кафе в центре города? Встреча действительно прошла нормально — казалось, он успокоился и принял тот факт, что мы больше не вместе. Я даже подвезла его домой — было по пути.

Когда я остановила машину у его дома, он попытался меня поцеловать. Я удивилась и попросила так не делать. Он стал задирать мне платье. Я вырывалась, но он был сильнее, навалился на меня и заблокировал двери. Мы боролись, в какой-то момент мне удалось выскочить из собственной машины и убежать ночью по Садовому кольцу.

Я не рассказала об этом родителям: папа захотел бы с ним поговорить, и неизвестно, чем бы это кончилось. После этого была еще пара эпизодов: например, мы случайно встретились на дороге в городе, он узнал мою машину и гнался за мной от Тверской до проспекта Мира. Видел, что я ехала с мужчиной. Вечером снова пришел к моему подъезду. Сказал: «Я думал, что смогу смириться с тем, что после меня у тебя были мужчины. Но сегодня увидел тебя с другим и понимаю, что не смирюсь. Больше я тебя не потревожу». И исчез. Почему-то я уверена, что навсегда.

Дарья Ионина

спичрайтер

В 10-м классе школы со мной познакомился парень. Я сразу дала ему свой номер — просто потому, что он был первым в моей жизни, кто его попросил. Парень показался мне милым: он остроумно шутил, работал шефом в приличном японском ресторане и вообще был симпатичным. Он позвонил на следующий день и сразу же сказал, что ненавидит свою жизнь, мир убог и в нем для него не было никакой радости — до встречи со мной. Мы должны быть вместе, потому что только я могу вытащить его из этого ада. Мне было 15, я была впечатлительной девочкой, и меня это испугало. Встретиться я отказалась.

Но он звонил еще и еще. Каждый день. Телефоны были стационарные, заблокировать было невозможно — он мог названивать часами. Ему отвечала моя мама, говорила, что меня нет дома, просила больше не звонить — это не помогало. Более того, если я не брала трубку, на следующий день встречала его по дороге из школы — мы просто сталкивались лоб в лоб. Он каждый раз делал вид, что это случайность: «Привет, и ты здесь! Как дела, куда едешь?» Я что-то бормотала и запрыгивала в автобус. Ехала домой, где уже звонил телефон: «А у тебя сегодня было красивое платье. Носи его почаще». И вот тогда мне становилось по-настоящему страшно.

Так продолжалось год — каждый день он звонил, чтобы сказать мне, что я его луч света в беспросветной серости, что мы должны быть вместе, рассказывал, что я делала в течение дня, с кем встречалась, куда ходила. Иногда говорил, что он прямо сейчас сидит в ванне с бритвой в руках и перережет себе вены, а все из-за меня. Я действительно чувствовала себя виноватой. В такие дни я с ним разговаривала — пыталась отговорить.

А потом звонки внезапно прекратились. Я окончила школу, поступила в университет. Когда училась на третьем курсе, у меня зазвонил мобильник — они к тому времени уже появились, номер был незнакомый, я взяла трубку. «Звоню сказать тебе спасибо, — сказал он. — Благодаря тебе я завязал с наркотиками и пришел к Богу. Все эти годы я учился в семинарии и теперь служу в храме. Заходи, буду тебя ждать. А пока буду молиться о тебе».

Сейчас мне 32 года, но если он мне позвонит — я узнаю этот голос через три секунды. Когда я вхожу в церковь — у меня начинается тахикардия. Я совершенно не помню, как выглядел этот человек, но все мальчики, которые носят свечи, кажутся мне похожими на него.

Антон Давыдов

журналист

Имя и фамилия изменены по просьбе героя.

Полтора года назад я приехал на дачу к друзьям, было утро, выходной. У меня зазвонил телефон, я взял трубку. «Ну что, дописался, мразь?» Номер незнакомый, мужской голос — тоже. Звонивший стал требовать, чтобы я убрал какой-то текст — пост, колонку или статью, я даже не понял сначала, о чем речь. Он сыпал оскорблениями, я не стал продолжать разговор и отключился. Человек перезвонил еще несколько раз — я записал его номер как «Псих» и трубку больше не брал. Но он стал писать СМС и сообщения во «ВКонтакте». Продолжалось это пару недель.

Выяснилось, что речь идет о колонке в одном из еженедельных изданий — рассказе о моей кошке, в котором этот человек почему-то увидел описание своих взаимоотношений с бывшей девушкой. Он утверждал, что рассказ — часть заговора, который я и мои коллеги устроили вместе с ней, и мы таким способом пытаемся довести его до самоубийства. Перемежалось это все оскорблениями. Друзья посоветовали пойти в полицию, я отказался — ведь прямых угроз не было. Самым страшным ругательством с его стороны было «сучара еврейская» — моя фамилия действительно еврейского происхождения.

После очередного обвинения в том, что мы «все вместе решили его уничтожить», пожелания «сравнивать с подвальной кошкой свою собственную девушку» и странной просьбы «оставить в покое украинок» (о которых в колонке не было ни слова), я ему ответил — вежливо поинтересовался, в чем суть его претензий, при чем здесь я и тем более украинки. «Друг, давай без любезностей, — написал он. — Меня травят со всех сторон, в том числе и с ее. Это называется кибербуллинг! Просто удали свой ублюдский пост».

Я не понимал, как на это реагировать: человек обвинял меня в травле, при этом сам осаждал звонками и сообщениями. Я больше не отвечал, через какое-то время он пропал.

Через два месяца он позвонил с другого номера, спросил, не телемастер ли я, и когда я ответил, что нет, поинтересовался профессией. «Журналист? Понятно», — сказал он, а потом очень вежливо спросил, не мог бы я все-таки удалить ту колонку. Я перебил его и попросил забыть этот номер. С тех пор я о нем ничего не слышал.