В Сирии погибают российские военные. Почему Минобороны не сообщает об этом немедленно?

6 марта СМИ сообщили сразу о двух российских военнослужащих, которые, возможно, погибли в Сирии. Команда Conflict Intelligence Team, анализирующая информацию о боях в Сирии и Донбассе, узнала о том, что 2 марта погиб Артем Горубнов — он служил в в 96-й отдельной бригаде разведки. По данным Znak.com, в Челябинске похоронили Ивана Слышкина, который якобы тоже воевал в Сирии и был убит выстрелом снайпера. По данным Минобороны, за полтора года военной операции в Сирии погибли 27 российских военнослужащих. О гибели солдат и офицеров часто становится известно спустя долгое время, причем как правило — из неофициальных источников. Основная причина этого — указ президента от 28 мая 2015 года о засекречивании потерь в мирное время. «Медуза» попросила адвоката Ивана Павлова объяснить, как работает этот указ.

Иван Павлов

Адвокат, руководитель «Команды 29»

Указ президента, который отнес потери в мирное время к государственной тайне, был издан в мае 2015 года. Я с группой правозащитников и журналистов оспаривал его в Верховном суде, считая, что скрывать гибель солдат, как в мирное, так и в военное время, нельзя. Иначе мы рискуем получить еще более бесконтрольную власть и абсолютно незащищенных военнослужащих, жизнью которых эта власть может распоряжаться по своему усмотрению. Суд нам отказал, но мы планируем обжаловать это в Конституционном суде.

Указ составлен таким образом, что по его тексту нельзя узнать, какие именно сведения засекречены. Работает это так: на основании указа президента министр обороны вносит изменения в свой приказ, утверждающий перечень сведений, подлежащих засекречиванию в Вооруженных силах Российской Федерации. Указ президента только относит эту категорию сведений к гостайне, а детализирует эту категорию приказ министра обороны. То есть глава Минобороны должен решить, что именно в категории «сведения о потерях личного состава во время проведения спецоперации» будет считаться гостайной и какова будет степень секретности таких сведений.

При этом сам приказ Минобороны засекречен и открыто не публикуется. Его содержание может быть любым: например, сам факт гибели военнослужащего в соответствии с этим приказом может не считаться секретным, а может считаться. Не зная текста приказа, невозможно понять, являются ли опубликованные сведения государственной тайной и какую степень секретности имеют. В этой ситуации остается только гадать. Возможно, например, что нельзя сообщать одновременно о времени и месте гибели, а по отдельности — о времени или о месте — можно. Возможно, нельзя сообщать о гибели двух и более человек во время спецоперации. Возможно, решение о засекречивании принимается всякий раз новое — в зависимости от обстоятельств.

Когда неизвестно, какие сведения относятся к государственной тайне, возникает риск уголовного преследования людей за разглашение. Российский режим законодательного регулирования государственной тайны предусматривает возможность издания секретных приказов, за нарушение которых могут привлечь человека, с ними не знакомого. Журналисты или родственники могут разгласить гостайну, не имея при этом оформленного в установленном порядке допуска к таким сведениям. Отец погибшего солдата в интервью рассказал об обстоятельствах гибели сына — не окажется ли засекреченной эта информация? Ответственность за это неконституционна и неправомерна, но, к сожалению, возможна.

На наш взгляд, указ президента нарушает гарантированное Конституцией право на поиск, получение и распространение информации. Это право, как и другие конституционные права граждан, может быть ограничено только законом, а не подзаконным актом, к которым относится и указ президента.

Президент своим указом не мог расширить перечень сведений, составляющих гостайну, это можно сделать только федеральным законом. Статья 5 закона «О государственной тайне» содержит перечень сведений, составляющих гостайну. Там перечислены достаточно широкие категории информации, в которых может быть государственная тайна. По закону президент должен своим указом для каждой категории сведений назначить соответствующий федеральный орган, который имеет право засекречивать сведения внутри категории, издавая свои внутренние документы, но тут президент вышел за рамки своих полномочий и дополнил перечень, который закреплен законом.

Можно долго рассуждать о том, почему какие-то случаи гибели солдат власти скрывают или просто не афишируют. Нужно понимать, что гибель военнослужащего — это всегда печальное событие и огласка никогда не идет властям на пользу. К раскрытию такой информации подходят очень осторожно, думают, как лучше это подать общественности. Власть, особенно сейчас, не заинтересована в том, чтобы распространять такую информацию. Если есть возможность скрыть этот факт, его постараются скрыть. Это касается не только нашего правительства: никакой власти не выгодно обнародовать такие данные. Но не всякая может себе позволить такое поведение по отношению к обществу.

Версий такого поведения — много. Могли сначала договориться с родственниками о молчании, а потом родственники передумали, и произошла утечка. Тогда нужно рассказать о событии так, чтобы избежать критики. Появляется героическая история — погиб в неравном бою, один против двухсот игиловцев (как рассказал отец Ахметшина), и задавать вопросы становится неловко. А стоило бы спросить: почему государство допустило ситуацию, когда наш солдат оказался один против двухсот? Не должны ли генералы ответить за ошибки в планировании боевой операции? Когда мы оспаривали в суде указ президента о засекречивании потерь, представитель президента (юрист Минобороны) заявил, что гибель солдата — это не чрезвычайное происшествие. Мне кажется, в этом тезисе можно найти ответы на многие вопросы. Пока для властей гибель солдата не будет считаться чрезвычайным происшествием, едва ли мы можем рассчитывать на уважение к другим гражданским правам, в том числе на уважение к праву на доступ к информации и свободу слова.

Указ президента стал инструментом, которым, с одной стороны, можно отбить у родных погибших желание общаться с журналистами или требовать материальных компенсаций у Минобороны, с другой — повышать градус ненависти к противнику, скрывая или публикуя такие сведения в нужный момент.