истории

Путин уволил главу ФСИН. Теперь в колониях перестанут пытать заключенных? (Спойлер: а вы сами как думаете?)

Источник: Meduza

В четверг, 25 ноября, Владимир Путин уволил главу Федеральной службы исполнения наказаний Александра Калашникова. А также назначил нового руководителя — бывшего замминистра МВД Аркадия Гостева. Это произошло после того, как в октябре 2021 года правозащитный проект Gulagu.net опубликовал серию видео из тюремной больницы в Саратове, где заключенные подвергались пыткам и сексуальному насилию. Передавший эту информацию бывший заключенный Сергей Савельев утверждал, что пытки происходили по указанию администрации колонии. Позже Gulagu.net опубликовал подобные видео и из других колоний. «Медуза» поговорила с главой направления расследований «Комитета против пыток» Олегом Хабибрахмановым о том, может ли что-то поменяться во ФСИН с приходом нового руководителя.

— Причина увольнения Александра Калашникова пока неизвестна, но есть версия, что Владимир Путин отправил его в отставку из-за того, что Gulagu.net опубликовал видео со сценами пыток и сексуального насилия над заключенными. Как вы думаете, с чем связано назначение нового главы ФСИН?

— Я бы сказал, что это связано не с тем, что опубликовано Gulagu.net, а со всем вместе. Это, скорее всего, стало последней каплей, которая переполнила стакан.

Потому что есть беспорядки в Ангарске, было дело о массовом избиении сотрудниками ФСИН заключенного в Ярославле, и вот теперь ОТБ № 1 в Саратове. Ни в одной стране руководитель тюремного ведомства не сохранил бы пост после многочисленных скандалов, связанных с пытками. Ведь «доказуха» очень хорошая, ситуация не вызывает никакого сомнения. И оставлять после этого директора ФСИН на своем месте — как-то совсем уж не хорошо.

— При Калашникове во ФСИН происходили какие-то знаковые изменения ?

— Калашников — фээсбэшник (до назначения главой ФСИН Калашников служил в ФСБ, — прим. «Медузы»). Где ФСБ и где тюремное ведомство? ФСБ — это совершенно другой менталитет, совершенно другая работа и совершенно другие цели. Что он в этой системе [пенитенциарной] может понимать?

Когда ведомством руководит человек, который из него вышел, его хотя бы уважают коллеги — как профессионала. А какой может быть профессионал, когда он пришел из другого ведомства и никогда не работал в тюремной системе ?

Сначала был [глава ФСИН] из МВД — [Александр] Реймер, отсидевший за махинации. Потом [Геннадий] Корниенко, который пришел из федеральной фельдъегерской службы. Потом фээсбэшник [Александр Калашников].

И теперь — снова эмвэдэшник (новым главой ФСИН Владимир Путин назначил Аркадия Гостева, ранее занимавшего пост замминистра внутренних дел, — прим. «Медузы»). Пытки были, пытки есть — я полагаю, они продолжатся.

С другой стороны, человек не из системы, может быть, будет работать как-то иначе. Но, за исключением Корниенко, на этот пост приходили люди из таких же репрессивных систем — из МВД и ФСБ. Они что, более уважительно относятся к правам человека, когда тот осужден?

Сотрудники ФСИН сами к себе этих людей [заключенных] не отправляют. А эмвэдэшники и фээсбэшники работали с этими людьми еще на стадии предварительного расследования, на стадии задержания, на стадии оперативной разработки. Они их не любят еще раньше [еще до перевода в колонию]. Почему после исполнения приговора они их полюбят?

— Уровень жестокости в колониях зависит от того, что главой ФСИН становится выходец из ФСБ или МВД?

— Глава ФСИН не выставляет уровень жестокости. Если спросить его: «Ты хочешь, чтобы в твоем ведомстве пытали?» — он скажет: «Нет». А зачем? Он же может лишиться места и карьеры.

Он может только сильнее скрывать [преступления своих подчиненных]. Думаю, в этом смысле фээсбэшники умнее. Они в большей степени работают с государственной тайной, и методика их работы более конспиративная, чем у МВД.

Права человека [российскими властями фактически] объявлены чуждыми — то ли европейскими, то ли американскими — ценностями. Например, вскоре после публикации видео пыток из ОТБ № 1 главным вопросом на повестке дня стал розыск несчастного [Сергея] Савельева. Первое, что выясняют, — это то, каким же образом утекла информация. Ребята, это второе, что вы должны выяснять, если не 15-е. Сначала нужно разобраться с нарушением прав человека.

Но государству не стыдно за нарушение прав человека. Государству стыдно за то, что они эти нарушения не смогли сохранить в тайне. Вот это бесит. И это общегосударственный подход, а не конкретного руководителя — Калашникова, например. 

— А вообще есть ли разница, кто руководит ФСИН в такой ситуации?

— Думаю, что в такой — нет. Директор ФСИН — это только один человек, пусть и обладающий высокими полномочиями внутри системы. Он может и увольнять, и принимать на работу, и наказывать, и вносить какие-то мелкие изменения. Но сама система — это десятки тысяч человек по стране.

Пытки применяет не директор ФСИН. Пытки применяют младшие инспектора отдела безопасности, оперативники в каких-нибудь дальних колониях за тысячи километров от Москвы. Их кто будет менять? Генерал-полковник будет лично ходить с видеорегистратором и проверять, не пытают ли у нас в штрафных изоляторах и помещениях камерного типа? Нет. Этого он сделать не сможет. А сотрудники простых колоний не умеют работать по-другому — и не могут.

Посмотрите, например, на пенитенциарную систему в Германии. Есть достаточно известная крупная тюрьма Тегель, в которой содержится порядка 1500 осужденных. Знаете, сколько сотрудников наблюдает за этими осужденными? 900! То есть на одного сотрудника тюрьмы приходится полтора осужденного. А у нас на такую же колонию с населением 1000 или 1500 человек приходится порядка 200 сотрудников тюрьмы, которые могут по большому счету только периметр охранять. Половина из них еще занимается зарабатыванием денег, потому что у нас колонии — желательно — должны сами себя обеспечивать. 

Перевоспитанием [заключенных] толком никто не занимается. Соблюдением прав человека никто не занимается. Разруливанием конфликтов среди осужденных, чтобы не плодилась тюремная «субкультура», — тоже нет. Поэтому [сотрудники ФСИН] привлекают к этому самих осужденных, так называемый актив. А что с них спрашивать? Осужденные бьют осужденных. Просто происходит это с ведома ФСИН.

— Из ваших слов кажется, что даже при всем желании руководство ФСИН не смогло бы ничего изменить. 

— Для того чтобы изменить подход к защите прав человека внутри тюремной системы, надо полностью менять и саму тюремную систему, и всех сотрудников, которые в ней работают, и систему финансирования, контроля, надзора. Надо очень много полезного и тяжелого сделать.

А у нас в стране силовые ведомства реформироваться в пользу соблюдения прав человека не могут. Была реформа: из милиции [переименовались] в полицию. Вы видите какую-нибудь разницу между действиями милиционеров и полицейских? Я нет. Могу сказать больше, с тех пор, как милиция стала полицией, полиция взяла на вооружение пытки с элементами сексуального насилия — это то, чего раньше не было. 

Директор ФСИН изменить эту систему не сможет. Но если, например, господин Путин захочет на полном серьезе, чтобы пытки в этой системе стали единичными случаями, за которые будут очень серьезно наказывать, то он сможет это сделать — правда, исчезнуть совсем они не могут, это утопия. Но я очень сильно сомневаюсь, что у него есть такое желание, потому что господин Путин — тоже фээсбэшник.

Никто не говорит, что заключенные белые, пушистые и хорошие, что их нужно любить. Подавляющее большинство из них — преступники, которые совершали очень страшные деяния. Их нужно перевоспитывать, ими нужно заниматься. А у нас сотрудники правоохранительной структуры привыкли реагировать на преступления только репрессиями. Преступлениями на преступления.

Это не совсем государственная политика по перевоспитанию оступившихся граждан. Это некая война, когда люди в погонах совершают преступления в отношении тех, кто тоже совершил преступления. 

Вместо того, чтобы преступников как-то ресоциализировать, чему-то учить и адаптировать их к законопослушному образу жизни, их помещают в место, где они подвергаются пыткам, боли, страданиям и унижению. Отсидев так пять-десять лет, они выйдут на свободу более безопасными? Нет. Они выйдут униженными, оскорбленными, запытанными и более озлобленными — то есть станут еще более опасными. При таком подходе к правам человека и работе с заключенными система ФСИН не исправляет преступников, она только плодит преступность. 

Но государство то ли не может этого понять, то ли понимает, но считает, что это [соблюдение прав человека в колониях] непопулярно. Государство ведь в своей политике тоже опирается на определенный популизм. Если спросить у российского населения, что нужно сделать с наркосбытчиком, [неужели] большинство ответит: «Его надо отправить в хорошую колонию, чтобы с ним работали хорошие психологи, его самого нужно лечить от наркотической зависимости, нужно дать ему хорошую работу»? Нет, конечно. В большинстве своем население скажет: «Вытащите его на центральную площадь и посадите на кол!» Население хочет возмездия. А власть к этому очень чувствительна: «Возмездия хотите? Нате вам пытки!» 

Проблема чудовищно сложная и уж точно сменой одного генерала на другого не решается. А генерал[-лейтенанта Калашникова] сняли опять же для популизма. Общественность возмутилась, Европа верещит, видео вылезли — нельзя не уволить генерала. «Извини, дорогой, мы понимаем, что ты не виноват. Но что-то с этим надо делать. Ты не переживай, мы тебя потом в аппарат президента переведем». Вот увидите, он обязательно где-нибудь всплывет. Вряд ли этот человек — раз! — и оказался на улице.