В России развернулась кампания в поддержку фигурантов дела «Сети», которых приговорили к огромным срокам — от шести до 18 лет — по обвинению в создании «террористической организации». Основа дела — показания, которые подсудимые дали сотрудникам ФСБ под пытками; жалобы на противозаконные действия оперативников были проигнорированы. Журналисты «Медузы» Максим Солопов и Кристина Сафонова выяснили, что некоторые фигуранты пензенского дела «Сети» могут быть причастны к убийству. ФСБ, по нашим сведениям, знала об этом, но не передала материалы в Следственный комитет — видимо, не желая делиться громким делом. С версией о том, что вместо террористической ячейки силовикам, вероятно, нужно было заниматься убийством, к «Медузе» пришли активисты левого движения, которые провели собственное расследование дела «Сети».

Прочитайте обращение редакции «Медузы» по поводу этой публикации.

«Я хочу как-то помочь, как мне кажется, объективно невиновному Василию Куксову [которого приговорили к девяти годам заключения по обвинению в терроризме]», — говорит «Медузе» Илья, знакомый фигурантов дела «Сети». Он проводил собственное расследование этого дела и обратился к журналистам за помощью. По его словам, Куксова признали виновным только за то, что он ходил вместе с фигурантами в походы; при этом «в процессе судов [Куксов] ловит туберкулез, да еще и в стадии распада». «У нас онкобольной офицер ФСИН не готов идти в эту систему, а тут парня со смертельным заболеванием в нее погружают. Неправильно это. Это не та правда, в которой сила», — говорит он.

31-летний инженер, музыкант и волонтер пензенских приютов для животных Василий Куксов — единственный, кто на всех стадиях следствия по делу «Сети» отказывался давать признательные показания против себя и своих друзей по анархистскому движению. Куксова (как и большинство фигурантов из Пензы) задержали в октябре 2017 года. В тот вечер, когда Куксова привели домой для обыска сотрудники ФСБ, лицо у него было разбито, а одежда — порвана и перепачкана кровью. Автомобиль Куксова также обыскали и обнаружили пистолет Макарова. Еще во время обыска Куксов настаивал, что оружием пользоваться не умеет и его подбросили, сломав замок в машине. Повреждение замка подтвердила экспертиза, понятых привели к автомобилю, у которого уже были открыты двери.

Илья, обратившийся к «Медузе» (он инженер и в прошлом — участник очного полуфинала конкурса управленцев «Лидеры России»), к Пензе не имеет отношения, он приятель фигурантов петербургской «Сети» Ильи Капустина и Юлия Бояршинова. «Питерские», по словам Ильи, в дело пензенской «Сети» попали абсолютно ни за что — как, впрочем, и Куксов, — тогда как к другим пензенским фигурантам было «много вопросов» задолго до уголовного дела. «Никакого терроризма там нет, там просто ****** [ужас]», — говорит Илья.

«Внутреннее расследование» он проводил в 2019-2020 годах вместе с Сашей Аксеновой, женой фигуранта петербургской «Сети» Виктора Филинкова. Илья предполагает, что некоторые из обвиняемых в Пензе могут быть причастны к торговле наркотиками, а также к убийству своего товарища и исчезновению его девушки. 

Журналисты «Медузы» встретились с Ильей в пятницу, 14 февраля, возле здания ФСБ на Лубянке, где в тот момент проходила акция в поддержку фигурантов дела «Сети». На площадь, по оценкам организаторов, пришли около 600 человек — это была одна из самых массовых пикетных очередей в Москве за последнее время.

«Есть такая *********** [удивительная] история: в Пензе пошли то ли трое, то ли четверо человек в лес выживать, а вышли только двое. Через некоторое время одного из пропавших нашли мертвым», — так начал свой рассказ Илья.

5.11

В 2013–2014 годах, во время «Евромайдана», украинские ультраправые активно участвовали в протестах, а во время войны в Донбассе окончательно превратились в реальную военную и политическую силу; зато левые силы были практически незаметны. Эти события произвели большое впечатление на российских левых активистов и антифашистов: в их среде начали всерьез обсуждать возможность подобного сценария в России, рассказали «Медузе» сразу несколько участников движения из разных городов.

В этот период российские националисты начали активно ездить воевать в Донбасс — по обе стороны конфликта (левые с их антивоенной повесткой были вовлечены в этот процесс гораздо меньше). При этом в России ультраправые, не акцентируя внимание на радикальных лозунгах, продолжали активно развивать свою инфраструктуру: проводили спортивные турниры, внедрялись в силовые структуры, основывали бренды одежды и занимались другим бизнесом.

«Наблюдая за этим, антифашисты, видимо, начали задумываться, как себя вести в случае открытой нацистской агрессии — по типу той, что была в Украине; вероятно, это и привело пензенцев к необходимости готовиться, тренировать себя в этих походах, — рассуждает Илья. — При этом логично предположить, что, как и в любой так называемой тусовке, публика в Пензе подобралась очень разношерстная: кому-то важна была идеологическая составляющая, для других — антураж походов и тема выживания, третьи ходили за компанию».

По словам собеседников «Медузы», левых групп в России относительно много, но большинство из них никак не связаны между собой — «максимум на уровне отдельных личных знакомств, концертов, вписок» — и не имеют «никаких планов своими силами устраивать революцию и тем более теракты».

Такого рода группа — «5.11», в названии отсылающая к дате казни местного революционера Николая Пчелинцева, произошедшей в 1907 году в Арбековском лесу, — появилась и в Пензе; по версии следствия, не позднее мая 2015-го. В нее входили сторонники левых и анархистских взглядов: экологический активист Дмитрий Пчелинцев («Медузе» не удалось выяснить, является ли он потомком Николая Пчелинцева) — в армии он получил специальность по ремонту стрелкового оружия, а позже работал инструктором по спортивной стрельбе на пензенском стрельбище; стрейтэйджер Андрей Чернов, работающий слесарем-сборщиком на заводе; а также учившиеся вместе в кулинарном колледже Максим Иванкин и Михаил Кульков.

«К ним постоянно возникали вопросы. У них просто ****** [ужас] на ******* [ужасе] всегда был, — рассказывает „Медузе“ знакомый фигурантов дела „Сети“ Владимир (имя изменено по его просьбе). — Например, Пчелинцев тусил с каким-то чуваком, как он говорил, из какой-то ОПГ [организованной преступной группы], и хотел вместе с этим типом ********* [обманывать] людей в даркнете, продавая им пиленые СХП-стволы. И таких историй там целое море — но, в целом, они все были *********** [разгильдяями], и у них не хватало организации даже на что-то подобное. Людей они подтягивали более чем случайных. Пчелинцев любит толкать всякие героические речи по поводу и без — и толкал он их постоянно, в том числе о том, как он никогда не сдастся мусорам, а гордо умрет. Или о том, как и кто должен себя вести».

«Пчелинцев всех подряд звал тусить — и всем подряд все рассказывал на вписках и концертах, — рассказывает знакомая фигурантов Алина из Рязани (имя изменено по ее просьбе). — С ним было бесполезно разговаривать. Он пытался себя поставить, быть лидером. Как-то раз написал мне: „Либо ты делаешь, как я говорю, либо я тебя дискредитирую в глазах товарищей“. Это все не анархично». 

Чуть в стороне от этой группы держался другой харизматичный пензенский антифашист Илья Шакурский. Шакурский — студент физмата и эко-активист — одно время поддерживал акции Пчелинцева. Летом 2017 года, рассказывают их знакомые, между ними произошла ссора «из-за девушки». Вокруг Шакурского сложилась своя группа. По версии следствия, она называлась «Восход», и в нее входили Василий Куксов и Егор Зорин. Впрочем, по рассказам знакомых, Зорин не сильно увлекался политикой и, скорее, был просто приятелем Шакурского — они вместе учились. «В той деревне [рабочий поселок Мокшан в Пензенской области], где Шакурский жил, было много чуваков, которые то подписывались [на участие в движении], то отписывались. Он тоже всем все рассказывал», — говорит Алина. 

К пензенцам в российском антифашистском движении постепенно начинали относиться все с большей тревогой, особенно — к группе Пчелинцева «5.11». Одна из причин — подозрения в торговле наркотиками. Из разговоров с левыми и переписки слесаря-сборщика Андрея Чернова с товарищами (вошла в материалы дела «Сети», есть в распоряжении «Медузы») становится ясно, что участники «5.11» Иванкин, Кульков и Чернов работали закладчиками. В одном из чатов Чернов жаловался, что для финансирования группы он работал «пару месяцев практически без сна и выходных на заводе и потом еще с закладками ******* [проклятыми]». Там же он упоминает, что Пчелинцев и вовсе выращивает траву и грибы: для этого он якобы использует конспиративную квартиру под названием «Сады».

«Не знаю, что и где у них пошло не так — и как вообще так произошло, но все, что они делали, это барыжили наркотой, — рассказывает знакомый фигурантов дела Владимир. — Пензенцы часто говорили, что у них есть подработка, которая приносит им бабки, — но какого рода эта подработка, молчали, потому что знали, что это говно с наркотой никто [в левом движении] не одобрит. Помимо того, что они торговали, часть товара они активно пускали в личное пользование».

С наркотиками, очевидно, были связаны не только участники «5.11», но и друзья Шакурского (сам Шакурский, судя по всему, торговлей не занимался). Первым с запрещенными веществами примерно в конце февраля — начале марта 2017 года поймали его приятеля Егора Зорина. В тексте Шакурского «По поводу Гриши из Восхода», который обнаружили при обыске, упоминается, что сотрудники ФСБ застали Зорина за курением травы, но отпустили. Шакурский пришел к выводу, что фээсбэшник «просто искал себе информатора». Зорин сам сообщил о случившемся другу, написав ему письмо (Шакурский полностью цитирует его в своем тексте); в нем он сказал, что пока хочет перестать общаться со всеми. Шакурский, судя по его же тексту, планировал переправить его на Украину, но этого не произошло. Осенью 2017-го Зорина опять задержали с наркотиками; на этот раз после общения с сотрудниками ФСБ он дал показания, что Шакурский и его товарищи создали опасную террористическую организацию, следует из материалов дела.

Так началось дело «Сети». В октябре — начале ноября 2017 года одного за другим задержали Шакурского, Куксова, Пчелинцева и Чернова; в терроризме также обвинили участников группы «5.11» Иванкина и Кулькова (они находились в бегах из-за обвинений в наркотиках — их поймали только в июле 2018-го). В начале ноября в Петербурге также взяли активиста Армана Сагынбаева и отвезли в Пензу (Сагынбаев был знаком с Пчелинцевым на протяжении нескольких лет).

Предположения о том, что «пензенское дело» может обернуться проблемами для других левых групп, практикующих тренировки в лесу, никто в антифашистской тусовке всерьез не воспринимал, утверждает приятель одного из петербургских фигурантов «Сети». Осознание реальной опасности пришло спустя полгода, когда в Петербурге задержали сразу несколько активистов — Юлия Бояршинова, Виктора Филинкова, Илью Капустина и Игоря Шишкина. Вскоре Филинков первым заявил, что сотрудники ФСБ пытали его, чтобы выбить показания. Вслед за ним о пытках сообщили еще несколько фигурантов дела «Сети» — как в Петербурге, так и в Пензе.

Но даже под пытками задержанные говорили не о конкретных планах совершить террористический акт, а только о том, чтобы быть «готовыми» на тот случай, если в стране начнется революция или другие потрясения, следует из материалов уголовного дела. В частности, они рассказывали, что в случае победы не «антиавторитарных левых», а либеральной оппозиции во главе с Алексеем Навальным планировалось предъявить его правительству ультиматум — и потребовать создать на территории России «автономные зоны для анархистов». Несмотря на признаки сфальсифицированных доказательств, пытки и отсутствие в деле указаний на реальную террористическую деятельность, семеро фигурантов дела «Сети» из Пензы — Пчелинцев, Шакурский, Чернов, Иванкин, Кульков, Куксов и Сагынбаев — в феврале 2020 года получили сроки от шести до 18 лет. Совокупно — 86 лет.

При этом ФСБ решила не изучать происхождение нелегального оружия, которым пользовались осужденные, и не задавала вопросы об этом обвиняемым, следует из материалов уголовного дела. Проигнорировала спецслужба и информацию о возможном убийстве.

НЛО

47-летний бухгалтер из Пензы Татьяна Левченко ищет свою младшую дочь Катю уже почти три года. Кате было 19 лет, когда она исчезла. Татьяна рассказывает «Медузе», что и сейчас отмечает каждый ее день рождения: зовет в гости подруг и за ужином вспоминает с ними дочь. «Папа [Кати во] „ВКонтакте“ пишет: „Доча, с днем рождения“, — говорит Татьяна. — Он уверен, что она читает». 

Катя, продолжает рассказ Татьяна, «очень домашняя». С пяти и до 15 лет дочь не отходила от нее ни на шаг. «Я только в магазин, а она: „Мама, мама, мама“». После девятого класса Катя училась в архитектурном лицее, потом поступила в художественное училище. Татьяна говорит, что дочь любит рисовать с детства: «Это для нее все. Она анимешки рисовала, девочек в основном. Я так понимаю, что себя, наверное». 

В 2016 году Катя познакомилась с Артемом Дорофеевым. Они пропали в один день — 31 марта 2017-го. 

Артем старше Кати на два года; он служил в армии и окончил кулинарное училище. Мама Артема Надежда Дорофеева удивилась, что он решил стать поваром. «Это вообще было не его, он на кухню заходил только поесть, — говорит она „Медузе“. — Артем с пяти лет занимался бальными танцами, практически десять лет этому отдал. У него и кубки, и дипломы, все есть. Я думала, он с этим свое дело свяжет, говорила подумать. Но он все равно пошел на повара, а на втором курсе сказал, что я была права и он не может без танцев». Незадолго до исчезновения Артем готовил вальс для учеников 11-го класса, которым руководила Надежда, но не успел закончить эту работу.

В кулинарном колледже Артем подружился с одногруппниками Михаилом Кульковым и Максимом Иванкиным. Вернувшись из армии в ноябре 2015 года, он планировал открыть вместе с Михаилом палатку с шаурмой. Летом 2016-го они начали снимать квартиру на улице Попова, 42. У них периодически жил Иванкин, а с осени — и Катя Левченко. 

Татьяна, мама Кати, рассказывает, что у дочери было мало друзей: с мальчиками у нее отношения складывались лучше, чем с девочками. Про новую компанию, вспоминает Татьяна, дочь рассказывала с восторгом. Ей нравилось, что появился кто-то, кто ее защищает. Татьяна радовалась, что дочь счастлива и наконец-то подружилась с «нормальными ребятами», которые «хорошо на нее влияют». Катя рассказывала ей, что Новый год они встречали без алкоголя и решили слушать только классическую музыку.

«Как-то раз она пришла ко мне и сказала, что начала читать Карла Маркса, его учение, — говорит Татьяна. — Они с Максимом [Иванкиным] часто разговаривали на философские темы. Про Максима она вообще много рассказывала. Восхищалась, что он ходит в лес, что у него есть специальная одежда, что умеет ориентироваться в лесу и зовет их в поход с ночевкой. Это был январь, поэтому я ее отговаривала. В итоге она заболела и не пошла». 

Артем Дорофеев в конце 2016 года тоже «сильно изменился», говорит «Медузе» его друг детства Андрей Черкасов. «Я знаю его всю жизнь, а тут он стал отдаляться, — продолжает он. — Грубо говоря, Артема, каким он стал за полгода до исчезновения, я и не знал вовсе. Он стал более закрытым, отдалился. Это произошло потихоньку, незаметно. Я работал, он работал, стали реже общаться. После Нового года я пытался выходить с ним на связь, а он — нет».

Черкасов вспоминает, что во время одной из встреч друг признался ему, что хочет чем-то поделиться, но не может; причина Андрею непонятна до сих пор. Он предполагает, что это могло быть связано с тем, что их общих знакомых Кулькова и Иванкина обвинили в попытке сбыта наркотиков. 

Знакомые фигурантов дела «Сети» утверждают, что Артем Дорофеев и Катя Левченко помогали своим друзьям продавать наркотики. Кроме того, они многое знали о происходящем в «5.11» — и «тусили» на конспиративной квартире «Сады», где якобы выращивали марихуану и галлюциногенные грибы, следует из переписок осужденного по делу «Сети» Андрея Чернова со знакомыми (есть в материалах дела и в распоряжении «Медузы»). По словам Чернова, эту квартиру использовали для «всякой совсем уж мутной ***** [ерунды], которую дома у себя мутить тупо».

При этом участники группы не считали Артема и Катю полноправными соратниками и называли «гражданскими» или НЛО (по словам знакомого фигурантов дела «Сети» Владимира, аббревиатура расшифровывается так: «на легальной основе»). «Вроде как одни [в случае революции] будут подпольщиками, а те ребята — их гражданским корпусом, что-то вроде того», — рассказывает «Медузе» Владимир.

Несмотря на это, уточняет он, единственным их занятием была наркоторговля. Эту версию подтверждают переписки, найденные в телефоне Андрея Чернова, входившего в группу Пчелинцева. «Где взять так быстро и так много бабок легальным путем, придумать не смогли, поэтому занялись тем же, чем и НЛО», — называет он одну из причин, почему стал закладчиком (из материалов дела «Сети»).

Татьяна Левченко рассказывает, что за день до исчезновения дочери долго не могла до нее дозвониться — ее телефон был отключен. Позднее Катя связалась с ней сама с незнакомого номера. Она объяснила, что звонит с телефона Артема, так как ее — сломался. Голос дочери звучал взволнованно, вспоминает Татьяна, но она утверждала, что у нее все в порядке. «Катя сказала, что не сможет прийти домой, — продолжает она. — Я слышала, что на фоне много ребят что-то бурно обсуждали». 

Незадолго до того, как Артем ушел из дома и не вернулся, Надежда Дорофеева попала в больницу. Сын навещал ее каждый день. Был и тем утром. «Все было как обычно, как каждый день, — рассказывает Надежда. — Меня выписывали из больницы 3-го числа — это день его рождения. Поэтому мы договорились, что он за мной придет и мы пойдем ему за подарком. Я хотела подарить ему наручные часы». 1 и 2 апреля Надежда звонила сыну, но он был недоступен. Когда Артем не появился в назначенный день, она поняла, что что-то случилось, и поехала к нему на квартиру. В своем аккаунте «ВКонтакте» Артем последний раз появился поздно вечером 1 апреля.

В подъезд Надежда зашла вместе с группой мужчин. Они оказались сотрудниками полиции. «Мне сказали, что Мишу [Кулькова] задержали, а куда Артем убежал — непонятно. К нему претензий они не имеют, — рассказывает Надежда. — У меня первая реакция — шок, слезы. Пришел еще друг детства [Артема], чтобы поздравить его с днем рождения, и его взяли как понятого на обыск». 

Через лес

В конце 2016 года из Омска в Пензу приехал 16-летний Алексей Полтавец — по совету своего знакомого по антифашистскому движению: тот сказал, что в Пензе есть активная группа молодых людей с левыми убеждениями, которые занимаются боевой подготовкой. На месте выяснилось, что эта группа также продает наркотики. Судя по переписке Полтавца с фигурантом дела «Сети» Черновым (есть в материалах дела), сам Полтавец вряд ли относился к этому положительно. Например, позднее он писал: «Когда я говорил: „Чуваки, ***** [блин], заканчивайте с этой работой. Понимаете, что всех рано или поздно винтят? Заканчивать надо!“ Мне говорили: „Да норм все будет, че ты“».

Участников группы «5.11» Михаила Кулькова, Максима Иванкина и Алексея Полтавца задержали в Пензе в ночь на 31 марта 2017-го по подозрению в попытке сбыта наркотиков в особо крупном размере. Сотрудники полиции обнаружили рядом с ними 31 небольшой сверток с неизвестным веществом (экспертиза показала, что в свертках — 8,6 грамма наркотика PVP).

На допросе Полтавец заявил, что не знал о том, что Кульков и Иванкин работали закладчиками. Спустя некоторое время он рассказал, что сотрудники полиции неоднократно надевали ему на голову пакет и затягивали его, не давая дышать, — а также угрожали применить другие методы насилия, если он «на все не согласится». Максим Иванкин дал показания на своего друга Михаила Кулькова, пояснив, что сам к торговле наркотиками отношения не имел.

Кульков признал себя виновным; его отправили под домашний арест («Медузе» не удалось выяснить, почему именно Кульков взял на себя вину, — как объяснил потом Полтавец, Иванкин и Кульков поступили так, чтобы прекратить насилие со стороны сотрудников полиции). Иванкина отпустили домой под подписку о невыезде. К его родителям отвезли и несовершеннолетнего Полтавца (в деле он фигурирует как свидетель), который должен был дождаться своей матери из Омска; раньше 4 апреля она приехать не могла.

Однако уже 2 апреля, рассказывали на допросе Татьяна и Сергей Иванкины, сын попросил у них три тысячи рублей, чтобы купить телефон (объяснив, что это необходимо для связи со следователем), и вместе с Алексеем Полтавцом ушел из дома.

А 25 апреля из-под домашнего ареста сбежал Михаил Кульков. В тот же день его и Иванкина объявили в розыск. 

Перед побегом Кульков оставил записку родителям: «Я не хочу чтобы вы считали меня преступником. Я вынужден покинуть дом поскольку не готов нести ответственность за преступление которого не совершал. Надеюсь остальные кто попал в эту историю поступят также. Для моей и вашей безопасности не буду говорить куда я отправился. Вы не будите ответственны за это так как скажите правду» (пунктуация и орфография сохранены).

* * *

Примерно через десять дней после побега (точную дату «Медузе» установить не удалось) Максим Иванкин и Алексей Полтавец обратились за помощью к Алине, знакомой фигурантов дела «Сети» из Рязани. До этого, утверждает Алина, они никогда не встречались.

Как именно Иванкин и Полтавец оказались в соседнем с Пензенской областью регионе, Алина не знает. Ей они сказали, что сначала добирались автостопом, а затем шли лесами, потому что боялись задержания на выезде из области. «По болотам каким-то пробирались, — вспоминает она в разговоре с „Медузой“. — От них костром пахло жестко. Но не думаю, что десять дней они лесами шли». 

Иванкин и Полтавец остановились в квартире у Алины. Сама она жила по другому адресу, но несколько раз заходила, чтобы узнать, как у них дела, о каждом визите предупреждая заранее. Она вспоминает, что гости вели себя максимально осторожно: оглядывались и прислушивались. Были молчаливы и выглядели подавленно. «На ПТСР похоже, — говорит Алина. — Было видно, что им тяжело, но из-за чего, я не поняла. Когда я спрашивала, чем еще могу помочь и что у них произошло, они отшучивались или отвечали: „Тебе лучше не знать для твоего же блага“». Позже, когда Алина прочла рассказ Полтавца о пытках, она связала с этим их состояние.

Почему Иванкину и Полтавцу понадобилось укрытие в Рязани, не смог объяснить Алине и Дмитрий Пчелинцев, который просил ее «вписать» их. С Пчелинцевым Алина познакомилась через другого фигуранта дела «Сети» Илью Шакурского. Весной 2015 года Шакурский приехал в Рязань на концерт и попросил через знакомых разрешения остановиться в ее квартире. Тогда Алина не смогла ему помочь, но они начали общаться. 

Пробыв в Рязани примерно 17 дней, Иванкин и Полтавец завезли Алине на работу ключи и, по их словам, пошли на электричку до Москвы. 

В мае 2017 года — через одну-две недели после их отъезда — в квартире у Алины остановился Михаил Кульков. В Рязань, по его словам, он приехал на «Блаблакаре». «Кульков был самым бодрым из них, — рассказывает Алина. — О нем могу сказать, что он вообще не приспособлен к жизни. Не знал, как на электричке ехать, какие-то простейшие вещи спрашивал». 

Переночевав в Рязани, Кульков, как и его друзья, отправился на электричке в Москву. Позже Алина услышала, что Полтавец находится за границей. «Я подумала, что если он за границей, то и Кульков с Иванкиным [тоже]», — говорит она (прошло больше года, прежде чем их задержали в Москве, — это случилось только 5 июля 2018-го).

14 ноября 2017 года — через месяц после того, как стартовало дело «Сети», — квартиру Алины обыскали. Ее вызвали на допрос в рязанскую ФСБ. Сотрудники спецслужбы, говорит Алина, о побеге Полтавца и Иванкина ничего не спрашивали. Больше их интересовало, бывала ли она в Пензе — и кого знает из левых активистов в Москве. 

Черное озеро

Рядом с деревней Лопухи Рязанской области есть Черное озеро, окруженное лесом. В лес обычно никто не ходит: в дождливую погоду там сплошные болота. 

В этом лесу 27 ноября 2017 года — спустя почти восемь месяцев после исчезновения Кати Левченко и Артема Дорофеева — охотник с собакой случайно обнаружил останки мужчины. Еще через несколько месяцев на сайтах управлений Следственного комитета соседних регионов — Удмуртской республики, Рязанской и Пензенской областей — появилось сообщение о том, что устанавливается личность мужчины, тело которого было найдено под Рязанью — «частично присыпанное землей, с телесными повреждениями в виде оскольчатого перелома костей лицевого скелета, ран в левой теменной области и на передней поверхности шеи с повреждением четвертого и пятого шейных позвонков». 

Идентифицировать убитого получилось только в феврале 2019 года. «Рязанские следователи приехали ко мне на работу, сказали, что нашли [тело], сравнили с ДНК отца, совпало. А теперь им нужно с моими сравнить. Они ради этого приехали», — рассказывает Надежда Дорофеева. Она добавляет: сдать необходимые для экспертизы анализы крови ее мужа, а также родителей Кати попросили только в конце 2018-го — до этого следователи сравнивали ДНК ее сына со всеми данными, которые были у них в базе. «Я не знаю, почему так долго. Так у нас все работает», — говорит Надежда.

По данным экспертизы, с момента убийства до момента обнаружения останков могло пройти от трех месяцев до года (таким образом, Артема могли убить в промежутке между апрелем и августом 2017-го). Вблизи от места, где был найден Артем, сотрудники СК искали и Катю, но не нашли.

После того, как и ее ДНК совпало с найденным в лесу мужчиной, Надежда провела еще две независимые генетические экспертизы. Друзей ее сына, ставших фигурантами дела «Сети», пытали. Именно поэтому она не исключала, что к случившемуся с ее сыном как-то могут быть причастны сотрудники спецслужб.

«Мы его из морга забрали. Он там полтора года у них лежал», — говорит Надежда. Когда Артема нашли, у него на шее была серебряная цепочка; в морге ее потеряли.

На похоронах (они состоялись только в июле 2019 года), как вспоминает Надежда, друг сына Андрей Черкасов предположил, что в убийстве Артема может быть замешан Максим Иванкин. Такие подозрения были и у Надежды: «Кому еще он мог помешать? Кому? Я знаю Артема, он в принципе человек домашний. Если Иванкин склонен к тому, чтобы бегать по лесам, Артем — нет. Он был очень привязан ко мне, к отцу, он никогда бы надолго не исчез. Скорее всего Артем сказал, что никуда не поедет и вернется домой, а это не понравилось». В то же время Надежда признается, что у нее в голове не укладывается, как так можно было поступить с другом. «Но я уже ничему не удивлюсь», — добавляет она. 

Андрей Черкасов объяснил «Медузе», что подумал о Максиме во многом из-за разговоров с рязанскими следователями. В феврале 2019 года они расспрашивали Андрея о погибшем друге. Тогда же, вспоминает он, следователи рассказали, что уже успели допросить пойманных в Москве 5 июля 2018 года Иванкина и Кулькова (в тот момент они находились в СИЗО как фигуранты дела «Сети»). Те, по словам следователей, рассказали разные версии случившегося после их побега. Сходство было лишь в одном: ни тот, ни другой к исчезновению Кати и убийству Артема отношения не имеют. Сбежав из Пензы, они якобы разделились: Кульков и Иванкин пошли в одну сторону, а Катя и Артем — в другую.

Кульков согласился предоставить следователям образец ДНК. Иванкин отказался. «От каких-то [следственных] мероприятий они просто отказались, потому что имели право», — говорит источник «Медузы» в рязанском управлении Следственного комитета (на самом деле, следователи могут без спроса брать образцы у подозреваемых). Он добавляет, что с вопросами по поводу расследования убийства рязанский СК обращался как в пензенский СК, так и в ФСБ — но «ничего интересного» им там не рассказали. 

«Пока Миша [Кульков] сидел дома [под домашним арестом], его спрашивали, как выйти на Катю и Артема, — говорит Надежда Дорофеева. — Но он отвечал, что связи с ними у него нет. Если бы это было так, он бы потом не попал к ним [к Максиму Иванкину] никак. Связь была. Если бы он тогда все сказал, было бы по-другому». 

* * *

Пока Артем и Катя считались живыми, родители верили, что с их детьми все в порядке. И делали все, чтобы их найти: обратились в полицию и волонтерское объединение «Лиза Алерт», которое занимается поиском пропавших. «Люди писали [в посте о пропаже Артема и Кати], что видели их там-то и там-то. Мы старались туда ездить, но бесполезно. Ничего у нас не получилось», — рассказывает Надежда Дорофеева. Она добавляет, что в поисках ей, среди прочих, помогала мать Максима Иванкина Татьяна. 

О том, что Катя и Артем «скрывались, потому что чего-то боялись», по мнению их родителей, говорит сразу несколько факторов. Во-первых, Артем ушел из дома со всеми документами, которые у него были: паспортом, военным билетом и свидетельством о рождении. Во-вторых, есть записка, которую Татьяна Левченко обнаружила в почтовом ящике 25 апреля 2017 года. «Мам, со мной все нормально, не переживай. Постараюсь вернуться в ближайшее время, пока мы можем общаться только через джаббер», — говорилось в напечатанном на компьютере тексте (фото записки есть в распоряжении «Медузы»). Дальше шла инструкция по установке мессенджера, а после нее — просьба сжечь записку.

В тот же день с помощью знакомых Татьяна установила джаббер. Чтобы убедиться, что собеседник — действительно ее дочь, она спросила его, какая у Кати любимая еда. Ответ был правильным: селедка под шубой. «Первая ее фраза была: „Мама, я ни в чем не виновата. Мы собираемся уехать, не переживай, все хорошо“», — говорит Татьяна. Она пыталась уговорить дочь вернуться, но та лишь ответила, что будет общаться с ней в мессенджере, и попросила передать маме Артема, что с ним тоже все в порядке. Больше на связь Катя не выходила.

По короткой переписке Татьяна поняла, что дочь очень боится полицейских, — раньше она за ней такого не замечала. Татьяна и Надежда успокаивали себя тем, что их дети не возвращаются, потому что Кулькова и Иванкина обвинили в торговле наркотиками, а позже — из-за дела «Сети». Татьяна рассказывает, что даже ходила на суды, чтобы разобраться, что натворили друзья ее дочери. «Мама Артема, — пересказывает она, — говорит: „Лучше бы он у меня 18 лет сидел, я бы ходила, передачки ему носила, но знала, что он жив“». 

* * *

Мама Артема Надежда признается, что держаться ей помогает только работа: «На меня в последнее время все навалилось: папа умер, потом Артем. Сейчас уже легче, работаю. Просто работаю с утра до вечера, стараюсь ни о чем не думать. Я одна». В то, что убийство ее сына будет расследовано, она, кажется, уже не верит. «Когда мы ездили в Рязань забирать останки Артема, было понятно, что там вообще никому ничего не надо. У них народу мало, дел куча, никто не задерживается. Всем понятно, что никто этим заниматься не будет». 

Мама Кати Левченко тоже тяжело восприняла новость об убийстве Артема; она даже некоторое время провела в психиатрической клинике. Но она отказывалась верить, что Кати тоже нет в живых. «Вы как относитесь к экстрасенсам, батюшкам? Я ко многим батюшкам ездила, — рассказывает Татьяна. — Есть батюшки, которые мне очень помогли, я считаю. Если бы не они, у меня бы точно крыша съехала».

Все говорят ей, что Катя жива. Отец Власий из Калужской области убежден, что она прячется в поселке Кадом под Рязанью. «Я там две недели прожила, безуспешно, — говорит Татьяна. В Кадом она ездит до сих пор: — Как искать? В каждый дом ведь не зайдешь. Поэтому я просто катаюсь по Кадому в машине, которую она хорошо знает. У меня машина прямо яркая — рыжая такая, морковная. Думаю, вдруг увидит. Там ведь деревня, никого нет». 

В «Лиза Алерт» родителям Кати сказали, что шансы найти дочь живой спустя такое время очень малы. Но и Татьяна, и ее бывший муж Сергей не теряют надежды. «Я только не понимаю, почему она не возвращается? Может, теперь, когда закончился суд [по делу „Сети“]», — рассуждает Татьяна. 

Вечерами дома она часто рассматривает вещи Кати — стихи, рассказы, рисунки. Татьяна объясняет, что дочь часто что-то писала или рисовала, когда ей было грустно. Среди Катиных работ есть и портрет Максима Иванкина. «Она часто говорила, какой он умный, — рассказывает Татьяна. — Катя любила с ним разговаривать. Говорила мне, что наконец-то нашла собеседника, с которым можно обсудить что-то серьезное. У них были хорошие отношения, не думаю, что он мог ей что-то плохое сделать».  

Все это время родители Кати Левченко пытаются хоть чего-то добиться от Следственного комитета. По совету знакомых они обратились в суд, чтобы якобы выселить дочь из квартиры, поскольку она пропала без вести. Суд, как они и планировали, запросил у пензенского СК информацию о расследовании. «[Они] позвонили по больницам, по моргам, — говорит Татьяна. — Они мне заявили знаете как? Они мне сказали: „Человек не пропал, а потерял связь с родственниками“. Я так поняла, что они особо не напрягались в поисках». 

Сомнения

О задержании пензенца Дмитрия Пчелинцева в конце октября 2017-го Саша Аксенова из Петербурга узнала не сразу. Аксенова считала обвинение в создании террористической организации, которое вменяли левым активистам из Пензы, абсурдом — но она понимала, что внимание ФСБ может быть привлечено и к ней: к тому моменту они с Пчелинцевым были знакомы около семи лет. В итоге Аксенова собрала вещи и уехала в Финляндию, а оттуда — на Украину. 

Об опасности Саша предупредила и своего мужа, левого активиста Виктора Филинкова. 23 января 2018 года — в день, когда Виктор должен был прилететь к жене из Петербурга в Киев, — она узнала, что задержан их общий знакомый, активист Юлий Бояршинов. В аэропорту, уже после прохождения паспортного контроля, Филинкова тоже взяли. Спустя пару дней, 25 января, в Петербурге задержали друга Бояршинова Илью Капустина, а следом — еще одного приятеля Аксеновой Игоря Шишкина.

Летом 2018-го Аксенова — тогда она была в Финляндии, где год спустя получила политическое убежище, — узнала от левого активиста Владимира, что знакомый ее мужа Алексей Полтавец находится в бегах. По словам Владимира, даже скрывшись от российских властей за границей, Полтавец продолжал чувствовать себя плохо и совершил две попытки самоубийства; ему поставили диагноз ПТСР. Поначалу Аксенова связывала состояние Полтавца с пережитыми им пытками. Но позднее Полтавец признался своему другу Владимиру в убийстве.

Владимир пояснил «Медузе», что не очень четко понимает роль Полтавца в совершенном преступлении: «Про большинство этого ******* [кошмара] я узнал, уже когда они [фигуранты дела „Сети“ из Пензы] сели, и я просто ***** [обомлел] от всего этого ада». Он считает, что в случившемся также замешаны Максим Иванкин — и Дмитрий Пчелинцев, без ведома которого ничего в группе «5.11» не происходило. 

В феврале 2019 года, когда стало известно, что Артема Дорофеева убили, Саша Аксенова и Илья, состоявшие в группе поддержки фигурантов дела «Сети», начали изучать чаты пензенцев, находившиеся в материалах дела. Их внимание привлекла переписка (от октября 2017 года) участников группы «5.11» Андрея Чернова с Алексеем Полтавцом. В этом чате Полтавец говорит, что предупреждал всех, что «нельзя взаимодействовать с гражданскими»: именно так — «гражданскими» — называли Артема и Катю. «Меня совершенно не слушали, — пишет Полтавец. — Спроси у Г [Иванкина] и Д [Пчелинцева]: я всегда был против них [гражданских] и говорил им [Иванкину и Пчелинцеву] это, а они говорили: да все норм. А потом, ***, я занимаюсь вопросом их, чтобы они [гражданские] никого не сдали».

Чернов ответил Полтавцу, что про эффективность «вербовки» становится понятно, когда «кореш либо в „Сети“, либо устранен», — эту фразу следователь ФСБ подчеркнул ручкой. На что Полтавец продолжил: «Если нас всех они знают, то толку уже было одному заниматься ними? Ну вообще по сути только Г [Иванкин] и занимался, ну и Д [Пчелинцев], а у меня ***** [вообще] выбора больше не было. мне жить же где-то надо». Эта фраза показалась непонятной и левым активистам, изучавшим переписки, но из-за нее у них появились вопросы по поводу участия в преступлении Иванкина и Пчелинцева.

Вопросы у Саши и Ильи вызвал также рассказ женщины из Москвы по имени Ольга (связаться с ней «Медузе» не удалось) — его пересказала сестра Пчелинцева Анна Шалункина. Ольга приехала в Пензу на одно из заседаний по избранию меры пресечения и сообщила Шалункиной, что Иванкин вскрыл себе вены, его удалось спасти. Но он сообщил, что сделал это, потому что причастен к убийству. Ольга не стала обращаться в полицию — «ей стало жаль Иванкина». (Анна Шалункина не ответила на сообщения и звонки «Медузы».)

В феврале 2019 года Саша Аксенова написала в родительский чат фигурантов дела «Сети» с просьбой объяснить всю ситуацию: «Нам стало известно о пропавших пензенских молодых людях — Артеме Дорофееве и Екатерине Левченко. […] Артем Дорофеев был другом Михаила Кулькова, они вместе с Михаилом, Екатериной Левченко и Максимом Иванкиным проживали на одной квартире, кроме того, на квартире хранилось оружие Иванкина. Когда в апреле 2017 года полиция задержала Иванкина, Кулькова и Полтавца […] с квартиры исчезли и Артем с Катей, и оружие Иванкина» (судя по всему, имеется в виду оружие, которое было у Иванкина легально).

В письме Саши, оправленном в родительский чат, также говорится, что о том, где находится оружие, у Иванкина спрашивала Анна Шалункина — сестра Дмитрия Пчелинцева. Тот сказал ей, что не знает, так как после побега из-под домашнего ареста перемещался без оружия. О том, что это ложь, сообщили люди, предоставившие Кулькову и Иванкину укрытие на какое-то время и видевшие у них два охотничьих карабина (те, что, вероятно, принадлежат Иванкину).

В ответ на ее письмо Дмитрий Пчелинцев через адвоката устно передал, что ему «не нужна помощь тех, кому приходится доказывать, что я не верблюд».

«Если это правда, то я не хочу пачкать руки в крови и нести ответственность за чужие поступки, — говорит „Медузе“ Аксенова. — Никто из товарищей в Петербурге, включая Виктора [Филинкова] и Юлия [Бояршинова], это не подозревал [раньше], как и мы».

Родители пензенских фигурантов не поверили, что кто-то из их детей может иметь отношение к убийству. Участников группы поддержки тоже терзали сомнения: многие воспринимали Полтавца как несовершеннолетнего, который «сошел с ума» из-за случившегося с ним, — и не верили его признаниям. Кто-то допускал такую возможность, но предлагал и другие версии: например, Артема мог убить кто-то другой — и даже Катя.

«Когда я узнала [историю о признаниях Полтавца], я больше склонялась к версии, что это какой-то несчастный случай. Учитывая их ********** [разгильдяйство], это было бы не сильно удивительно, — объяснила „Медузе“ одна из родственниц подсудимых по пензенскому делу. — Потом появилась инфа, что все-таки нашли тело, и у него перерезано горло. Мы пытались сопоставить всю эту информацию, но ее было очень мало и все было очень противоречиво».

Светлана Пчелинцева убеждена, что ее сын не может быть причастен к убийству. Илью, который рассказывал ей и родителям других фигурантов, Пчелинцева считает либо психически нездоровым, либо сотрудником ФСБ. «Это абсурд! Никто не заинтересовался. ФСБ не заинтересовались, никакие спецслужбы. Вообще никто у нас не в курсе, в курсе только один человек. Когда я его спросила, что за чушь он распространяет, он ответил, что сам составил эту картину, потому что больше никто не может, — продолжает Пчелинцева. — Абсолютно бездоказательно и абсолютно голословно. Нужно понимать, что люди [фигуранты дела „Сети“] в это время находятся в руках ФСБ. И ФСБ уж точно не упустила бы возможность это все [обвинения в убийстве] использовать. Я не думаю, что это пропустили бы мимо пальцев». Дозвониться до матери Максима Иванкина Татьяны и его адвоката Константина Карташова на момент публикации «Медузе» не удалось.

Многие из ближнего окружения фигурантов дела «Сети» были уверены, что рассказывать об этой истории нельзя: она похожа на «провокацию» и может навредить всем. Саша Аксенова и сама переживает до сих пор, что информация о возможной причастности Полтавца, Иванкина и Пчелинцева к убийству может навредить ее мужу Виктору Филинкову (25 февраля 2020 года начнется суд по делу фигурантов «Сети» из Петербурга). Тем не менее, еще в апреле 2019-го Саша и Илья рассказали знакомым журналистам о вопросах, которые у них есть; те, по их словам, опасались, что публикация на эту тему может навредить невиновным.

Анна Шалункина, сестра Дмитрия Пчелинцева, вышла замуж за его друга Максима Иванкина. В сентябре Иванкин сделал Шалункиной предложение, а уже в январе 2020-го они поженились в СИЗО.

Полтавец

В феврале 2020 года «Медуза» связалась с Алексеем Полтавцом, уехавшим за границу. Он признался в причастности к убийству и рассказал свою версию событий.

Пока Полтавец с Иванкиным находились в бегах, Артем и Катя признались, что не собираются долго скрываться и хотят вернуться домой. Категорически против выступили Пчелинцев и его соратники: они опасались, что под давлением «гражданские» дадут показания по поводу их деятельности с наркотиками.

Пчелинцев поддерживал связь с Иванкиным в зашифрованном чате и передавал ему решения якобы от имени всей своей группы. Полтавец, по его словам, уговаривал Артема и Катю уехать из России, а также предлагал покинуть страну всем, кому могли угрожать их показания. В качестве второго варианта он предлагал Артему и Кате просто подождать, пока все уедут, и возвращаться домой.

Однако кроме Полтавца никто не был готов оставить все дела и уезжать из России. Ближе к концу апреля 2017 года Иванкин передал Полтавцу слова Пчелинцева о «коллективном решении» устранить обоих «гражданских». Им назначили встречу возле деревни Лопухи возле Рязани — под предлогом переезда на новое место.

Иванкин убил и похоронил Катю не более, чем в ста метрах от того места, где нашли тело Артема, утверждает Полтавец; он говорит «Медузе», что точного места убийства не видел. По словам Полтавца, «Артему сначала выстрелили в лицо картечью из обреза карабина „Сайга“ 12-го калибра. Он оставался жив, и ему перерезали сонную артерию». Оружие было легально куплено и оформлено на Иванкина еще до побега.

«После этого я их ненавидел и свалил, как только появилась возможность, — сказал Полтавец корреспонденту „Медузы“. — Ты, наверное, читал, что я вообще из Пензы никого не знал, и мне люди [когда-то] сказали: можешь там остановиться. И люди сейчас глубоко извиняются, что [так] сказали. Меня волнует то, что ты можешь не за правду быть, а за тех типа „гироив“, которые сидят, или еще за кого, кто со мной не в хороших отношениях».

Полтавец добавил, что не доверяет российским правоохранительным органам и опасается пыток, но не хочет иметь ничего общего с «замешанными в преступлениях» фигурантами пензенского дела «Сети». Он уверен, что их осудили по ложному обвинению в терроризме, под которое попадает все больше невиновных людей. «Куксов ни в чем не участвовал. За все время в Пензе я его видел один раз во время похода».

Эпилог

ФСБ знала о подозрениях в причастности фигурантов дела «Сети» к убийству, по меньшей мере, с февраля 2019 года — когда к ним обратились коллеги из рязанского Следственного комитета. Согласно Уголовно-процессуальному кодексу, расследование убийства — исключительная прерогатива СК, куда сотрудникам ФСБ пришлось бы передать материалы дела с не очень убедительными доказательствами террористической деятельности. Следователь ФСБ Валерий Токарев, занимавшийся делом пензенской «Сети», отказался дать «Медузе» комментарий и посоветовал обратиться в пресс-службу. Ответ на запрос «Медуза» пока не получила.

После массового возмущения неоправданно жестоким приговором по обвинениям в терроризме на Первом канале вышел сюжет репортера Юрия Липатова, который якобы ознакомился с материалами дела. В нем содержалось утверждение о том, что в деле есть доказательства подготовки терактов во время Чемпионата мира по футболу и президентских выборов. В действительности, таких доказательств в деле нет. 

Сюжет заканчивался закадровым комментарием: «Тренировки по организации обороны с оружием, извлеченным из лесных схронов, оказались для них бесполезными. С другой стороны, ведь все они остались живы. Хотя куда более важно, что никто другой не пострадал от рук страйкболистов-наркодельцов с анархизмом в башке и наганом в руке». 

Продолжение следует. В ближайшее время «Медуза» опубликует развернутый материал о версии Полтавца, детали которой нуждаются в тщательной проверке.