Ренессансный человек Умер журналист и ресторатор Алексей Зимин. Вот как его вспоминают коллеги и друзья
Журналист, шеф-повар и ресторатор Алексей Зимин умер в возрасте 52 лет. Его нашли мертвым в отеле в Белграде. Причина смерти не называется. Зимин работал в издательском доме «Афиша», создал проект «Афиша Еда», был главным редактором журналов GQ и Gourmet, а также сотрудничал с «Коммерсантом» и «Ведомостями». Зрителям телеканалов НТВ, СТС и «Домашний» Зимин также известен как ведущий авторского кулинарного шоу. Он открыл в Москве несколько кафе и ресторанов, а с 2015 года занимался ресторанным и медиапроектом Zima в Лондоне. Зимин — автор нескольких сборников рецептов и романа «Единицы условности». Летом 2024 года вышла его последняя книга «Англомания», посвященная Великобритании. В последние месяцы Зимин представлял ее в разных городах Европы, в том числе в Белграде. Вот как коллеги и друзья вспоминают Алексея Зимина.
Александр Роднянский
продюсер
Сегодня ударило вестью о внезапной смерти Алексея Зимина, блистательного журналиста и талантливого повара — скорее художника от кулинарии.
Только днями мы с ним переписывались. Я делился впечатлениями от его совершенно изумительной «Англомании», книги об эволюции философской мысли в его любимой Англии, стране, в которой он жил с 2015 года. Алексей не скрывал своего удовольствия от абсолютно искренних комплиментов. А я думал о том, как же гармоничен этот человек во всех своих проявлениях — от интеллектуального исследования до лондонского ресторана «Зима», как он своим обликом и талантом напоминает тех, кого мы называли за масштаб личности «людьми Возрождения». И как мало вокруг нас подобных людей, как жаль, думал я, что жизнь близко сводит не с такими. Не с ним.
Иван Шишкин
шеф-повар, совладелец кафе Delicatessen
Разворот из «Афиши» миллион лет тому назад. Вчера скопировал из мемориз, хотел сегодня позубоскалить. Типа, вот мы справа, мы уехали и остались нормальными.
А в три часа ночи прочитал СМС от Мити Борисова. Зимин умер. Стало невесело.
А ведь тот, что слева (журналист и ресторатор Борис Акимов, — прим. «Медузы»), — он боже, царя храни. С фашистами собирается Россию обустраивать.
Правду говорил один мой знакомый, плохие люди не умирают. Ужасно жаль Зимина, очень злит, что хорошие люди умирают первыми.
Галина Юзефович
литературный критик
Ох, господи, какое горе… Человек-эпоха и символ Москвы-которой-нет. Теперь уж непонятно, была ли она в самом деле, та небесная Москва, или примерещилась, но если была, то зримым земным ее воплощением был Алексей Зимин. Светлая память, вечный покой, как же это все неправильно и несправедливо.
Вероника Белоцерковская
основательница петербургского журнала «Собака.ru»
Какой же ужас ужасный.
Александр Уржанов
продюсер
Я не был знаком с Алексеем Зиминым, но редкий день проводил и провожу не в его компании. Я всегда радуюсь, когда на сайте «еда.ру» между количеством фенхеля и макарон мелькает рыжебородое лицо, оно размером примерно 50 на 50 пикселей, но я безошибочно узнаю его. Я уже даже знаю, что я делаю по-своему в любом его рецепте, — например, мы вообще не сходимся в количестве лимонного сока.
Я не был знаком с Алексеем Зиминым, но все вокруг были с ним знакомы. <…> В том, что делал Зимин, было очень много свободы, не той, что со смертью на баррикадах, а земной, бытовой, ежедневной. Которая не освобождает города, но очень влияет на то, говорят ли потом в этих городах «ссышь, иди сюда, пидар»; на то, считается ли единственно удачным жизненным путем отмыв прокурорского общака; на то, сколько на улицах людей на инвалидных колясках.
Я очень рад, что у него получилось. Для меня, советского миллениала, он был и остается человеком масштаба основателя «Икеи». И останется теперь уже насовсем.
Зинаида Пронченко
кинокритик
Умер Алексей Зимин. В юности я читала его в «Афише», вместе с Семеляком, Сапрыкиным и Данилкиным они мне казались титанами Возрождения, недосягаемой величиной, адептами нового способа говорить обо всем и в первую очередь о времени, в котором мы жили и которого, как все думали, было если не бесконечно много, то более чем достаточно. А потом я выросла, и время стало меняться, портиться, скукоживаться, на глазах испускать дух. <…>
Алексей был прежде всего человеком пишущим, удивительно талантливым, летом у него вышла замечательная «Англомания», книга о стране, ставшей по-настоящему новым домом. Сегодня человеку, особенно из России, очень нужен человек — мне будет страшно не хватать Леши. Олег Кашин с присущей ему горькой иронией заметил, что мы все умрем при Путине. Но это не так. Время определяет талант живущих и умирающих в нем людей, а не гаранты отнятых свобод и прочие дряхлые дементоры.
Михаил Фишман
журналист
Леша Зимин был гораздо шире своих талантов — и литературных, и кулинарных. Он готовил, он пел, он писал, он говорил — и он воплощал саму жизнь, вкус к жизни. Умный, остроумный, веселый. Мы знакомы около 30 лет, может, и больше, и я не знаю, наверное, других таких людей, с которыми было так хорошо и уютно.
Олег Кашин
журналист
Просто кошмар.
Александр Горбачев
журналист
Алексей Зимин когда-то в 2000-х запустил журнал «Афиша-Еда», очень красивый и точнейше попавший во время, ну или по крайней мере в мое личное время. Я тогда работал в «Афише», редакции были в одном здании на Большом Гнездниковском, редакция-кухня «Еды» располагалась на первом этаже, там все время что-то крайне увлекательно пахло, шкварчало и булькало. Я стал читать журнал, приносить его домой и так и втянулся в готовку не просто ради того, чтобы насытиться, а чтобы что-то сотворить.
Зимин, который до того ушел из мира дорогих глянцевых журналов в кулинарные подмастерья, а потом вернулся к журналам уже с половником, продвигал идею гастрономии именно как тонкой творческой дисциплины, в которой есть место и послушанию, и импровизации, и продвигал ее страшно заразительно — по языку, по картинке, по всему. Многие его рецепты мы готовим дома до сих пор (кускус с креветками — навсегда); сборник рецептов «Еды» занимает важное место на кухонной книжной полке, которая давно уже стала самой активно пополняемой книжной полкой в доме. <…>
Последние много лет Зимин жил в Лондоне, запустил тут очень успешный, насколько я понимаю, ресторан, буквально только что у него про этот город вышла книжка. Вот уж про кого, а про него точно казалось, что должен и будет жить долго, получать мишленовские звезды и прочие заслуженные звания, придумывать новые вкусы, писать новые тексты. И вот новости: вчера Зимин умер. Ужасно несправедливо.
Любовь Беляцкая
основательница петербургского книжного магазина «Все свободны»
В 2012 году удалось познакомиться [с Зиминым] лично — «Все свободны» делали фестиваль, и в том числе там выступал Алексей Зимин.
Тогда же удалось взять у него интервью, которое, кажется, так никогда и не вышло. Вот отрывок оттуда:
Еда — отражение того, что происходит в мире глобального: экономики, политики. Война в стране или мир, много нефти или мало. На столе ты буквально видишь то, что происходит в твоей жизни или в жизни твоей страны.
Еда может сделать человека чуть счастливее в какие-то моменты. Это моя главная миссия: объяснить людям, что человеку нужны свершения. Не у всех получается забить гол в финале чемпионата мира, открыть новый закон физики или что-то еще сделать. А некое законченное действие вызывает ощущение того, что что-то произошло и ты это сделал. Это важно. 30 минут — и ты что-то сделал.
Иван Глушков
журналист
Ужасная новость: умер Алексей Зимин. Один из отцов нынешнего гастрономического чуда в России и совершенно точно лучший автор текстов про еду на русском языке.
Александр Баунов
журналист, старший научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии
Алексей Зимин теперь уже был тот самый ренессансный человек. Он занимался всем от писательства до еды, и всем успешно. С тем самым гуманистическим подходом на радость и ради человека. И сам внешне такой же радостно-человеческий.
Юрий Сапрыкин
журналист
Максим Семеляк
журналист
Внимание. В этом сообщении есть мат.
Мы ведь были знакомы задолго до встречи. Летом 91 года я закончил среднюю школу и сидел у себя в Орехово-Борисово, слушал ебаное радио SNC, изнывая в предвкушении грядущей университетской жизни. Там шла какая-то программа про молодые группы и дали, в частности, в эфир некую команду из Дубны. У вокалиста был такой голос, что я, задохнувшись, воткнул штекер в приемник VEF и успел записать пару песен. Слушал их остаток лета. Они у меня до сих пор с собой.
Осенью я стал учиться на филфаке и в нашей четвертой английской, а позже французской группе оказался худой рыжебородый человек с грязно-розовой тесемкой на руке родом из Дубны. Человек был на три года старше и держался настороженно. В какой-то момент я спросил, не знает ли он ту группу из своих краев. Он ответил, что да, знает. И замолчал по обыкновению.
Через пару-тройку месяцев, когда мы уже бесповоротно сдружились, он сделал неохотное признание, что ну да, это он и пел.
Зимин.
Я довольно встречал тогда и после условных талантов среди своего не менее условного поколения — но никто и рядом не валялся по сравнению с Зиминым в смысле какой-то глубинной сокрытой одаренности по всем направлениям. Я даже не про песни говорю, и уж тем более не про дальнейшие свершения, а про элементарный бытовой плутовской масштаб. Мы много чего делали сообща, и все-то у него выходило лучше других — от продажи фальшивых пенсионных удостоверений до сбора псилоцибиновых грибов. Однажды при мне он прошел на дико ажиотажный концерт «Аквариума», предъявив вместо билета читательское требование из университетской библиотеки. Когда мы в 95 году оба в пиджаках из секонд-хенда (а он еще и в военном зеленом галстуке, который я ему выдал) изображали из себя коммивояжеров и торговали таймшером, Зимин однажды болтовней за пару часов развел человека на 30 000 долларов — тот съездил домой и привез. Мой потолок в этих аферах составлял 10 тысяч. Я это все к тому, что его дальнейший общеизвестный медийный, книжный и ресторанный успех казался мне чем-то настолько естественным, что даже и говорить смешно, а как иначе вы хотели. Интересно было то, о чем он продолжает молчать. Как тогда с песнями.
Начиная с 92 года мы разговаривали каждый день и прожили больше десяти лет практически не расставаясь. Мы не то что понимали друг друга с полуслова — мы даже не утруждали себя и этими полумерами. Обычная сценка той поры: ночью приезжает подруга, я сижу с телефонной трубкой и рюмкой, делаю знак, что мол подожди дай договорить. Проходит время, много времени. Она в конце концов:
— а с кем ты там разговариваешь?
— как с кем — с Зиминым.
— но вы же молчите! Уже минут двадцать.
Как говорил Бибихин, чьи лекции он как раз в то время справедливо игнорировал за ненадобностью — такие речи молчаливее самого молчания.
Это был золотой век нашей дружбы. Потом постепенно начались всякие взрослые жизни и неизбежные сопутствующие разночтения. Мы когда-то мечтали вдвоем уехать в Южную Америку навсегда, но двум капитанам на палубе оказалось сложно, и мы как-то не сговариваясь раскатились по углам — без всяких на то причин, кроме той, что мы были слишком похожи и дышали в трубку в унисон. Мы вообще друг с другом никогда не церемонились и душевной теплотой не унижали, а зря. Ну я просто с юности привык — я знал, что он когда-нибудь сам нарушит молчание и скажет что-то типа: да, это был я. Телефонные трубки так и лежали на столах, и мы это знали, хотя прикладывались к ним все реже. Потом перешли на поминутную переписку, тоже продолжалось годами, сейчас открываю наугад что-то из десятых годов:
Alexei: вот же мы попали: в хуевое время, в хуевое место, среди мудачья. что тогда в аду, интересно?
Отправлено в 17:07, четверг
я: в аду то же самое, только без N и N
Что же мне теперь сказать в эту трубку на столе? Вообще-то, при жизни мы избегали громких слов в лицо в отношении друг друга, предпочитая разнообразные выдержки из необходимого нам, и я не стану изменять нашей уклончивой традиции. Со вчерашней ночи у меня не выходят из головы финал нашей самой с ним когда-то любимой книги, разве что название которой я бы теперь переиначил как «Прошу прости меня»:
«Потом я сказал: «А еще я знал одного чувака по соседству, который занимался вообще чем-то непонятным, знал все обо всем, от которого я многому научился, — его звали Роб Тайнер. И мы стали МС5. Говорят, что наша группа сделала много чего хорошего, но было много чего и не очень хорошего, вот тут Бекки Тайнер, если что, она подтвердит. Но в итоге, худшее, что мы сделали, — потеряли друг друга. МС5 значила очень много. Она символизировала новые возможности — новую музыку, новый стиль жизни, возможность изменить мир. Но мы сделали самое плохое — расстались. Роб, если ты здесь — а я знаю, что ты здесь — и если ты нас слышишь, то следующая песня для тебя».
