«Он сдержанно говорил о том, что происходит, но было понятно, что человеку страшно» Петербуржец Артем Белов отправился служить на границу с Украиной по контракту. Родственница опознала его на видео с пленными военнослужащими в Судже — и теперь пытается найти
Вечером 6 августа в украинских телеграм-каналах появились видео с российскими срочниками, взятыми в плен бойцами ВСУ недалеко от КПП «Суджа» в Курской области. Солдаты рассказывали, что проходят службу в 488-м полку (он базируется в Клинцах Брянской области, но некоторые батальоны находятся в Судже). Семья 40-летнего Артема Белова, который служит в этом полку, узнала его на записи с пленными солдатами. Кооператив независимых журналистов «Берег» поговорил с родственницей Белова Ольгой (имя изменено из соображений безопасности), которая теперь ищет его — и не может получить никакого ответа от Минобороны РФ. С разрешения редакции «Медуза» публикует ее рассказ целиком.
О службе в Курской области
Артему 40 лет. 20 лет назад он отслужил в армии, в военно-морском флоте — и все, больше он никак не связывал свою жизнь с армией. Подписал контракт год назад по личным причинам. Так случилось. Никто же раньше не писал, что выплаты будут только людям, которые находятся в зоне боевых действий… Поэтому Артем получал зарплату как обычный военнослужащий, держащий оборону границ Российской Федерации. Если не ошибаюсь, это порядка 30 тысяч рублей в месяц.
Он находился в пограничной зоне, а именно в [районе Суджи] был около полугода. Туда прилетало еще в июне: разбомбило их собственный автомобиль — они [с сослуживцем] купили его для собственного пользования, приезжали на нем к нам в Петербург, в отпуск. 3 июля, в день рождения Артема, прилетел дрон: на ангар, где они находились, скинули бомбу — проломило крышу, все было разбито. Никого из военных [офицеров] там не было — в этой части находятся преимущественно срочники. Со срочниками он и проходил свою воинскую службу.
Артем не выходил на связь со вторника [6 августа]: мы не могли до него дозвониться, в вотсапе списаться. Он был не в сети. Но мы знали, что он находится там [в Курской области].
Он рассказывал, что раньше [в регионе] было спокойно, прилеты были крайне редко. А начиная с июня стало неспокойно, периодически происходили атаки. Он всегда очень сдержанно говорил о том, что там происходит, но было понятно, что человеку страшно. Даже если у него и были опасения [что украинские военные могут прорваться сквозь российскую границу], открыто он об этом не говорил.
Из старших [офицеров] там никого не было — все рядовые, сержанты. Старшие по званию только приезжают, разговаривают со срочниками, предлагают им подписать контракт на прохождение службы [в Украине], но, как правило, мальчишки не подписывают.
Думаю, для них это [нападение] стало неожиданностью, растерялись. Они не были готовы к этому морально, не были укомплектованы — тем более там в основном мальчишки. Артем не говорил, сколько какого оружия есть [в воинской части], но с его слов было понятно, что у них нет ничего для того, чтобы можно было обороняться.
О реакции ведомств на захват российских военнопленных
Видео попало к нам совершенно случайно: увидели знакомые, спросили, не Артем ли на нем. Мы с [моим мужем] родным братом Артема стали смотреть, показали их маме, другим родственникам, друзьям — и на 99% уверены, что это он. Походка, силуэт, фигура — все его. Он там отдельно стоит, его очень хорошо видно.
Я верю, что это реальное видео, потому что на 99% уверена, что на нем наш родственник, близкий нам человек. И я хочу, чтобы не только ему, но и всем тем ребятам была оказана помощь, чтобы был обмен военнопленными. Там дети, срочники, и их большинство: условно из 25 человек — 20 срочников. Остальные — люди абсолютно разного возраста, которые служат по контракту.
Я пыталась дозвониться до инстанций. Позвонила в Минобороны — там сказали, что этим не занимаются. Позвонила в военный комиссариат, где он подписывал контракт. Мне сказали, что он «активный и получает зарплату», то есть жив, а больше никакой информации у них нет. Я нашла телефон воинской части, к которой он привязан, дозвонилась, назвала номер жетона — там сказали, что ни в списке эвакуированных [из района Суджи], ни в списке без вести пропавших Артем не числится.
Я говорю, что видела видео, как их берут в плен, как они выходят с белым флагом, и это происходит на нашей территории — в военкомате мне ответили, чтобы я это не смотрела. Шарахаются от меня. Никто, видимо, даже и не будет подтверждать сам факт [того, что военнослужащих взяли в плен].
В военкомате Петербурга мне сказали: «Не верьте телеграм-каналам, это херня». Там говорят, что для того, чтобы я могла узнать, что происходит с Артемом, к ним должна поступить информация от командира его части. Эта информация будет идти от двух недель до двух месяцев — [до тех пор] я ничего не смогу сделать. Нужно только ждать, пока его либо найдут, либо признают без вести пропавшим. Ускорить эти процессы никак невозможно.
Я [нашла] телеграм-канал, где состоят родители срочников, которые проходят службу в той воинской части, куда был прикреплен Артем. Написала, что ищу его, абсолютно точно знаю, что он был с молодыми ребятами — есть ли у кого-то информация? Но пока мне никто ничего не сказал. Как мне кажется, люди очень скептически относятся к тому, что этому видео можно верить. Одни родители пишут, что дети не выходят на связь, а другие отвечают, что у них отбирают телефоны и отдают только по выходным. Я это читаю и думаю: они там в детском лагере, что ли? Ерунда какая-то.
Все, что нам остается — предать все это огласке. Чтобы дать ход обмену военнопленных, нужно доказать, что Артем в плену, но для этого нужна бумага от начальника части, где находился Артем. А как ее получить? Замкнутый круг. А если в плену их уже разделили — срочников отдельно, контрактников отдельно? Тогда моя надежда уменьшается. Все нужно делать в кратчайшие сроки. Если бюрократическая волокита будет на протяжении недели, месяца, двух — не будет ли поздно?
«Берег»