«Надо сказать, тюремная роба выглядела довольно стильно» Саша Скочиленко рассказала «Медиазоне», как проходил обмен заключенными. Главные цитаты
«Медиазона» выпустила 2 августа рассказ художницы Саши Скочиленко, который записал журналист Давид Френкель. В нем бывшая политзаключенная, участвовавшая в масштабном обмене заключенными между Россией и странами Запада, рассказала, как ее везли для обмена из Петербурга в Москву, затем в Анкару, а оттуда — в Кельн, как вели себя представители силовых структур и как она чувствует себя после освобождения. «Медуза» приводит фрагменты ее монолога.
В этом тексте есть мат. Если для вас это неприемлемо, пожалуйста, не читайте его.
О кошках в петербургском СИЗО
Короче, сижу в сборном отделении, открывается дверь, мне говорят: «Слушай, Саша, короче, все, давай, собирай вещи, есть пять минут посидеть на дорожку». И тут в сборную входит кошка трехцветная, такая милая! А нам запрещено гладить кошек, поэтому они супердикие! То есть женщинам запрещено в женском СИЗО гладить кошку, представляете, какое наказание? А в Горелово кошки все домашние, их там все гладят! Короче, она просто… Я два с половиной года не гладила ни одно живое животное. Она идет ко мне и ластится ко мне, я ее глажу, пытается забираться на ручки! Она была трехцветная, я поняла, что это девочка. Трехцветная кошка приносит удачу, и я поняла, что это очень хороший знак.
О московском СИЗО Лефортово
И, короче, мне говорят: «Че у тебя, кипятильника нет?». Я говорю: «Ну нет, я говорю, вот, Андрей Пивоваров мне хотел дать чайник». Он говорит: «А кто такой Андрей Пивоваров?». Я говорю: «Ну, Андрей Пивоваров, он со мной приехал» — «Не знаю, не доехал… Может быть, дальше поехал?». Это был какой-то начальник, он отказался представляться. Он сказал ключевую фразу про это место: «„Лефортово“ — страна чудес. Человек заехал и исчез». Понимаете атмосферу примерно? Еще он сказал, что беруши мне не понадобятся, потому что там тишина. И это реально было так, потому что там все… Ну, там такая атмосфера, что кажется, что тебе не стоит издавать ни звука.
О тюремной одежде
У меня забрали почти все вещи. У меня оставили черную робу, хотя женщинам положено зеленую! <…> Мне было очень холодно в этой робе. Ну, может, среднестатистическому человеку там было жарко, но мне было холодно, потому что у меня низкое давление, еще у меня анемия недавно началась. Просто я думала, что умру там на хрен от холода. Просто как в лесу холодно в этой робе, там просто штаны одни, кофта… Но, надо сказать, она выглядела довольно стильно. Думаю, что когда-нибудь сошью такую робу и сделаю из нее сценический костюм для выступлений — разошью ее бисером, всякими узорами!
О поездке из Лефортово в аэропорт
На четвертый день открывается дверь, и они так вежливо говорят: «Собирайте свои вещи, вы сейчас типа выходите». Ну ладно, окей, я думаю, что выйдем сейчас из «Лефортово», там, нас встретят наши родные, будет все круто! Нет, мне приносят документы, говорят: «Вот ваша справка о помиловании, подпишите». <…> Я захожу в автобус, думаю: ну, сейчас тут будут остальные политзаключенные, я с ними сяду, весело поеду. Но я гляжу, что там да, сидят политзаключенные, но на соседнем кресле от них сидит по братку по этому… И мне тоже предлагается сесть с каким-то братком, который даже не хочет представляться. Я начинаю говорить с другими политзаключенными, а этот браток начинает на меня орать: «Будешь пиздеть — в пакете поедешь с наручниками на руках».
О перелете из России в Турцию
Мы приехали в служебный аэропорт Внуково, нас погрузили на такой маленький очень странный самолет. Очень странный — не знаю, как декорации самолета. Там были стюардессы, но они больше выглядели как, не знаю, сотрудницы ФСИН, переодетые в форму стюардесс — с какими-то пропитыми такими лицами, с очень грозными лицами. Они вначале еще сделали вид, что развозят напитки, но нас не покормили, ничего. Но братки все предусмотрели — они взяли с собой все, как в поезде РЖД: кура в фольге, вареные яйца, огурчики, бутерброды. Они хотели откинуть кресло и на него разложиться, но стюард предложил стол. Кстати, когда стюард показывал жилет и всю эту хуйню, он даже сам не знал, где он надувается. То есть было понятно, что это ненастоящие стюардессы. Хорошо, что пилот был настоящий!
Об обмене в Анкаре
Приходят представители Германии, и они начинают нас сверять по фото из интернета. Так, он — не он. Ну мало ли, вдруг вместо нас каких-то подсадных чуваков подсадят и обменяют не на тех? Параллельно мы смотрим в окно и видим, как в самолет заводят Красикова и всех остальных. Я представляю его шок, что он после прайват джета, который привез его в Анкару, садится в этот самолет, где ему не предложат даже еды. Но надеюсь, все было хорошо, бог ему судья! И все, мы сели в автобус, мы поехали на велком-зону. Мы пошли туда, пили кофе, чай, беседовали с представителем Германии. Он нам сказал: «Все, вы свободны». Все говорят, что именно в этот момент они почувствовали, что мы свободны, что все, угроза миновала, что теперь будет все хорошо. Братки ушли, я показала им факи в окно: до свидания, до свидания, уходите! Один со мной попрощался, я говорю: «Иди на хуй!». Но он сделал вид, что не слышал.
О солидарности политзаключенных
Конечно, все политзаключенные, они представляли эту поездку по-другому — что мы там будем бухать шампанское с утра. Но этого не случилось и я очень рада, потому что сама не люблю пить. Прямо на борту они составляли список политзаключенных, которых как бы с нами не было, а хорошо бы, чтобы они были. Отчасти разделяю. Конечно, это чувство есть, что я оказалась счастливчиком, а кто-то остался там… И учитывая исторический масштаб этого события, навряд ли оно повторится в ближайшие, может быть, лет 50. Но кто знает? Никто не знает.
О своей группе поддержки
Я оказалась на этом месте. Я не жалею об этом. Я не говорю, что я бы хотела с кем-то поменяться, это было бы вранье. Мне спасли жизнь. И больше нечего сказать. И там огромная заслуга моей семьи, Сони, моих друзей, газеты «Бумага» и «Медиазоны», которые пиарили меня вообще как могли, потому что я не исключительный человек, но моя медиакампания сделала меня очень громкой и очень исключительной. Это все благодаря вам, моим друзьям, моим любимым, моей маме, которая тоже постоянно-постоянно за меня боролась!
О дереализации
Мы прилетели на этом самолете. Я была настолько травмирована этим днем, у меня просто уже симптомы ПТСР пошли, я первый раз испытала дереализацию. Деперсонализация — это когда ты смотришь со стороны и видишь фильм как будто про себя. На самом деле очень многие люди, которые летели, они говорили: «Блин, мне кажется, что это сон, мне кажется, что это сон, мне кажется, что это не происходит на самом деле. Мне кажется, я в своей камере. Этого не может быть». То есть никто не мог поверить всю дорогу, что это происходит. И не было людей, которые прыгали до потолка от радости, нет! Это были просто потерянные, не понимающие ничего люди, которые не улыбались во весь рот — они просто типа были ошарашены всем, что происходит. Иногда они выглядели даже грустно типа, потому что тюрьма как бы нас не отпускала.
О новых привычках
Я сидела в этом джете, они говорили про политику, мы летели час или полтора, и я думала: «Блин, почему нам не предлагают поесть? Почему не предлагают поесть? Почему не предлагают?». А потом я вспомнила: «Блин, почему какие-то люди должны предлагать мне поесть?» За меня два с половиной года решали, когда я буду есть, что я буду есть, когда я буду гулять, когда я буду звонить, когда я буду вставать, когда я буду спать…
