«Даже сторонники СВО не считают, что я заслуживаю срока» Сашу Скочиленко приговорили к семи годам колонии. Вот как это было
«Даже сторонники СВО не считают, что я заслуживаю срока» Сашу Скочиленко приговорили к семи годам колонии. Вот как это было
Василеостровский суд Петербурга приговорил Сашу Скочиленко к семи годам колонии за распространение «фейков» о российской армии. Преследование художницы началось полтора года назад — с тех пор Скочиленко, у которой диагностировано несколько серьезных заболеваний, находится в СИЗО без необходимой медицинской помощи. Корреспондент издания «Берег» посетил заключительные заседания по делу Скочиленко и рассказывает, чем завершился этот процесс. С разрешения издания «Медуза» публикует этот репортаж целиком.
Лучший друг Саши Скочиленко — петербургский активист Алексей Белозеров. 16 ноября он стоит в зале Василеостровского суда и набирает в телефоне заготовку для новости, которая после приговора появится в телеграм-канале группы поддержки художницы. На экране — «лет колонии общего режима». В том, что приговор будет обвинительным, близкие Саши не сомневаются.
○ ○ ○
«Они думают, что это [власть Путина] никогда не закончится», — шепчутся участники группы поддержки. Приставы в это время отгоняют собравшихся от зала заседаний, чтобы туда могла войти судья Оксана Демяшева.
Прения по делу Саши Скочиленко начинаются 8 ноября с сухой речи прокурора Александра Гладышева, который требует дать Скочиленко восемь лет колонии. Один из адвокатов художницы, Юрий Новолодский, в ответ заявляет, что «утлая табуретка обвинения, которая стояла на четырех ножках, к моменту судебного следствия окончательно рухнула, и поддерживать [прокурору] было нечего». Услышав слово «утлая», Саша начинает улыбаться.
Первой, ущербной ножкой «табуретки обвинения» защитник называет показания самой Скочиленко. Она не признала свою вину в распространении «фейков под видом достоверных сообщений», но подтвердила, что заменила ценники в магазине на антивоенные листовки. Прокурор Гладышев посчитал, что этого достаточно.
Второй надломленной «ножкой» стали показания российских солдат, воевавших в Украине. Следствие специально опросило их и получило показания о том, что «антивоенные ценники» с информацией об обстрелах украинских городов «оскорбляют российскую армию». При этом самих ценников они не видели.
Третья «ножка», на которую пыталось опереться обвинение, — показания друга детства Скочиленко Алексея Николаева (художницу арестовали у него дома). В суде он заявил, что не знал о планах Скочиленко устроить антивоенную акцию. Эти слова расходились с его показаниями во время следствия — на допросе он якобы заявил, что все знал. Позже Николаев объяснил, что следователь просто вписал в его показания нужные слова.
Четвертой — и главной — «подломленной ножкой» Новолодский считает проведенную обвинением лингвистическую экспертизу ценников. По мнению защиты (и независимых экспертов), она «носила антинаучный характер».
Пока адвокат рассуждает о некомпетентности экспертов стороны обвинения, Саша посылает воздушные поцелуи и подмигивает группе поддержки. Потом раскачивается из стороны в сторону и старается подавить приступы кашля (девушка Саши Софья Субботина объяснила «Берегу», что препараты, которые вынуждена принимать Скочиленко из-за своих заболеваний, сушат ротовую полость и горло. Но пронести на скамью подсудимых бутылку воды художнице не разрешили).
Отдельно Новолодский останавливается на двух ценниках. На первом — информация об атаке российской армии на художественную школу в Мариуполе. Именно он возмутил 76-летнюю петербурженку, которая пожаловалась на художницу в полицию. Адвокат отмечает, что в ходе процесса сторона обвинения так и не опровергла сведения на ценнике.
На втором ценнике — слова о том, что Владимир Путин «врет нам с экранов телевизоров 20 лет». Рассуждая об этом, Новолодский приводит примеры, когда слова президента РФ действительно расходились с его действиями. Он напоминает про обещания Путина не допустить изменения Конституции и повышения пенсионного возраста — и подчеркивает, что многие люди могли воспринять это именно как ложь.
В финале речи адвокат говорит, что верит в правосудие, желает удачи судье и цитирует отрывок из дневника Скочиленко:
И я продолжу делать все, что могу! Высказываться в публичных местах, рисунках, на выступлениях, акциях, творческих проектах или при помощи печатной агитации, чтобы приблизить прекращение боевых действий. И призываю всех людей к этому тоже. Это экзамен на вашу человечность, вам выпал шанс его сдать.
Яна Неповиннова — еще одна защитница Саши — начинает свою речь так: «Закончено судебное следствие по уголовному делу, которого просто не должно было быть. Еще пару лет назад эта история казалась бы абсурдом. Для многих такой она кажется и сейчас».
Она перечисляет нарушения, которые допустил прокурор в своем обвинительном заключении, а затем зачитывает переписку Скочиленко с ее украинскими друзьями от февраля 2022-го. «Вчера ночью мы срочно эвакуировались, — писала Саше ее подруга из Киева. По просьбе судьи адвокат заменяет мат на „плохое слово“ и цитирует сообщение: — Эти — плохое слово — начали пулять в центр Киева. Четыре центральных дома вдребезги. Там же люди».
Затем защитница по примеру Новолодского обращается к личному дневнику художницы и рассказывает, как Скочиленко пришла к идее об «антивоенных ценниках»: «Вся агитация [должна быть] предельно мирная и поддерживающая». Неповиннова подчеркивает: Саша верила в то, что написала на ценниках.
«Александра не выживет в колонии», — добавляет она. У художницы диагностированы целиакия, порок сердца и циклотимия. Чтобы ее здоровье не ухудшилось, Скочиленко должна получать безглютеновое питание и лекарства, регулярно наблюдаться у кардиолога, гастроэнтеролога и психотерапевта. Если у художницы не будет доступа к лечению и врачам, ей грозят серьезные осложнения.
Адвокат просит оправдать художницу «в связи с отсутствием в ее действиях состава преступления». Слушатели аплодируют. Сама Скочиленко прикладывает указательный палец к губам — но овации становятся только громче. Это приводит судью в ярость: «Слушатели покидают зал судебного заседания, поскольку мы не в цирке. Покиньте зал судебного заседания, кто хлопал, иначе мы дальше не продолжим. Вы задерживаете всех».
После перепалки с приставами несколько человек выходят из зала, но Демяшеву это не устраивает. Судья переносит заседание на следующий день. На Саше такие переносы сказываются плохо, объясняют ее близкие корреспонденту «Берега». Очередная поездка в суд означает, что этот день Скочиленко проведет практически без еды: конвоиры забирают ее из СИЗО до завтрака, а привозят уже после ужина. Необходимых лекарств в такие дни она тоже чаще всего не получает.
○ ○ ○
— Здравствуйте, карбонарии! — громко приветствует собравшихся на следующий день адвокат Юрий Новолодский.
— Дайте-ка я вас щелкну для потомков! — подбегает к прокурору друг Скочиленко Алексей Белозеров. Тот спокойно позирует.
Прения продолжаются речью общественной защитницы Маргариты Кисляковой. Она зачитывает характеристики художницы, которые дали ее знакомые и коллеги: «доброжелательная», «бережная», «милосердная» и «неконфликтная».
Следующим выступает адвокат Дмитрий Герасимов. Он признается: «В моей 17-летней адвокатской практике давно не было столь несложного с юридической точки зрения для защиты дела, когда сторона обвинения сама представила уйму доказательств невиновности подсудимой». Но добавляет, что за те же 17 лет не сталкивался с делами, которые были бы настолько тяжелыми «с эмоционально-психологической стороны».
«Очень больно наблюдать, как за решеткой длительное время находится молодая, умная, образованная девушка с рядом хронических заболеваний, которая обвиняется в ненасильственном преступлении», — заключает он.
Последней в прениях выступает сама Скочиленко. Свою речь она зачитывает с листа. Художница не признает вины и говорит, что «действовала в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан». Она отмечает, что сострадает всем погибшим и пострадавшим на войне, в том числе российским солдатам. «На мой взгляд, самым честным — пускай и самым трудным — решением будет оправдательный приговор», — завершает Саша свою речь.
Отдельно Саша отмечает: возможно, прокурор Гладышев предвзят к ней из-за того, что она находится в отношениях с девушкой. «Действительно, во время судебного процесса Скочиленко говорила: „Девушка, моя девушка“, — а я слышал, что она говорит „дедушка“. Но это ее выбор, мы за это не судим», — отвечает обвинитель. И добавляет, что расценивает антивоенную акцию Саши как «паникерство», которое «недопустимо».
○ ○ ○
К полудню 16 ноября около зала в Василеостровском суде, где художница должна произнести последнее слово, больше сотни человек. Среди них режиссер Александр Сокуров, бывший гендиректор «Гоголь-центра» Алексей Малобродский, председатель «Яблока» Николай Рыбаков и депутат Законодательного собрания Петербурга Борис Вишневский.
На этот раз Саша говорит без листа:
Мое уголовное дело такое странное и смешное, что оно было возбуждено аккурат 1 апреля. Мое дело такое странное и смешное, что иногда мне кажется, вот я зайду в зал на новое судебное заседание, и с неба внезапно посыплются конфетти, и все встанут и закричат: «Разыграли! Разыграли!»
Мое дело такое странное и смешное, что сотрудники СИЗО-5 широко открывают глаза и восклицают: «Неужели за это теперь у нас сажают?»
Мое дело такое, что даже сторонники СВО, которых я встречала, не считают, что я заслуживаю тюремного срока за свое деяние.
«Все видят и знают, что вы судите не террористку, — продолжает Скочиленко. — Вы судите не экстремистку. Вы судите даже не политическую активистку. Вы судите пацифистку. <…> Что вы будете делать, если маятник качнется в другую сторону?»
Всего через пару часов после этого выступления судья Оксана Демяшева зачитывает приговор — семь лет колонии. Слушатели начинают скандировать: «Позор!» — и спрашивают у судьи, как она будет спать после такого решения. Судья молча уходит в совещательную комнату.
«Берег»