В четверг, 1 августа, Россия провела масштабный обмен заключенными со странами Запада. Москва получила восемь человек (хакеры, разведчики, шпионы и один профессиональный убийца), западные государства — 16 политзаключенных, среди которых как россияне, так и граждане других стран. Обмены такого рода — когда людей сажают по политическим мотивам, а потом меняют на «нужных» режиму — называют «дипломатией с захватом заложников». Ее практикует не только Владимир Путин, но также другие авторитарные лидеры. Рассылка «Сигнал» (это медиа от создателей «Медузы») объясняет, почему политзаключенные здесь именно заложники и как устроена дипломатия такого рода.

Этот текст впервые опубликован в имейл-рассылке «Сигнал» 8 апреля 2023 года. Мы публикуем его с небольшими изменениями. Подписаться на рассылку можно здесь. А здесь — на ее подкаст.

29 марта 2023 года в Екатеринбурге задержали американского журналиста Эвана Гершковича — и обвинили в шпионаже. К его скорейшему освобождению тогда призывали и российские независимые журналисты, и крупнейшие мировые СМИ, и президент США Джо Байден. А Белый дом порекомендовал всем американским гражданам, находящимся в России, уехать как можно скорее. 

Мало кто сомневался, что Гершковича «взяли» для того, чтобы обменять на россиян, отбывающих на Западе сроки за различные преступления. Многие российские журналисты прямо назвали арест Гершковича пополнением российского «обменного фонда» (раз, два, три). А его самого — заложником.

Кого называют «обменным фондом»?

Смотря кто называет.

Украинские официальные лица и медиа говорят так о российских военнопленных. Выражение «обменный фонд» в этом значении переняли у них и некоторые российские медиа — в основном те, которые не следуют информационной политике властей.

Другие российские медиа эпизодически называют «обменным фондом» россиян, арестованных в западных странах, и иностранцев, арестованных в России. Это значение пока распространено меньше — но стремительно набирает популярность.

Цинично-деловитое выражение «обменный фонд» в значении «пленные» появилось во время конфликта в Донбассе в 2014–2015 годах. Пользовались им по обе стороны фронта. Первоначально это был, по всей вероятности, военный жаргонизм.

Затем, года с 2016-го, он стал проникать в широкий обиход. Вот его используют в эфире радио «Свобода» правозащитники из России и Украины, обсуждая обмены пленными между Украиной и самопровозглашенными ДНР и ЛНР. Вот об «обменном фонде» говорит Алексей Арестович в качестве украинского военного эксперта. Вот — Артем Хорунжий из украинского батальона «Донбасс». Вот — Олег Котенко из украинской волонтерской группы «Патриот». Вот — Татьяна Локшина из Human Rights Watch. Все — во второй половине 2016 года.

Довольно быстро под «обменным фондом» стали подразумеваться не только военнопленные, но и гражданские, задержанные по подозрению в нелояльности. Например, жители Донбасса, которые писали в соцсетях что-то «проукраинское». В адрес Украины тоже звучали обвинения, что там стараются арестовать как можно больше людей по обвинению в «пророссийскости» — «формируют обменный фонд».

После начала полномасштабного российского вторжения в Украину выражением «пополнить обменный фонд» в значении «взять в плен солдат противника» охотно пользовались, например, в Главном управлении разведки Министерства обороны Украины (раз, два) — ведомстве, которое среди прочего отвечает за обмен пленными. Владимир Зеленский тоже его употребляет. Как и многие украинские медиа: раз, два, три, четыре, пять.

С российской же стороны выражение «обменный фонд» почти не используют. Исключения очень характерны: глава «ДНР» Денис Пушилин, уполномоченная по правам человека в «ЛНР» Виктория Сердюкова, советник главы «ДНР» Ян Гагин — то есть донбасские деятели. Представители Кремля, МИДа, Минобороны, уполномоченная по правам человека при президенте России Татьяна Москалькова нередко говорят об «обменах пленными», но об «обменном фонде» — никогда.

Кроме того, российские медиа несколько раз сообщали (пример, еще пример, еще) про «особый обменный фонд» ЧВК Вагнера. Сам Пригожин, впрочем, этого выражения не употреблял. 

В свою очередь прогосударственные российские издания писали, что «США формируют из российских граждан обменный фонд», имея в виду россиян, которых арестовывают на Западе по обвинениям в шпионаже, хакерстве или мошенничестве.

Обмен заключенными. Как это было

Обмен заключенными между Россией и Западом Как это было

5 месяцев назад

Обмен заключенными. Как это было

Обмен заключенными между Россией и Западом Как это было

5 месяцев назад

«Обменный фонд» — это заложники?

Когда речь идет о пленных — нет. Обмен пленными — стандартная процедура, регулируемая Женевскими конвенциями. Когда же речь о заключенных — да. «Обменный фонд» — это, конечно, по сути именно заложники.

Конвенция ООН о борьбе с захватом заложников содержит следующее определение состава преступления: «захват или удержание другого лица и угроза убить, нанести повреждение или продолжать удерживать другое лицо (заложника), для того чтобы заставить третью сторону, а именно: государство, международную межправительственную организацию, какое-либо физическое или юридическое лицо или группу лиц, — совершить или воздержаться от совершения любого акта в качестве прямого или косвенного условия для освобождения заложника».

Характерный пример — теракт на мюнхенской Олимпиаде в 1972 году. Палестинская группировка «Черный сентябрь» захватила в заложники девятерых израильтян и в обмен на их освобождение требовала выпустить из израильских тюрем 234 палестинца. Акция не удалась: немецкая полиция предприняла провальную попытку освободить заложников, в результате погибли все заложники и большинство террористов. Троих задержанных отпустили меньше чем через два месяца в обмен на освобождение заложников в самолете, захваченном тем же «Черным сентябрем».

А теперь сравните. 1 декабря 2018 года в Канаде по американскому ордеру арестовали Мэн Ваньчжоу, финансового директора китайской компании Huawei и дочь президента компании. США подозревали ее в мошенничестве и обходе санкций против Ирана. Уже 10 декабря в Китае арестовали канадцев Майкла Спэйвора и Майкла Коврига, которые работали в стране.

24 сентября 2021 года американское министерство юстиции заявило, что не будет добиваться экстрадиции Мэн Ваньчжоу и снимет с нее все обвинения. В тот же день канадский премьер Джастин Трюдо сообщил, что Спэйвор и Ковриг освобождены и уже летят домой. 

Никто из официальных лиц — ни канадских, ни китайских, ни американских — прямо не увязывал судьбу Мэн с судьбой Спэйвора и Коврига. Но фактически это была, конечно, hostage diplomacy — «дипломатия с захватом заложников».

Другой пример. В 2016 году в Турции арестовали американского пастора Эндрю Брансона. Его обвинили в сотрудничестве с организаторами провального госпереворота. Год спустя турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган почти прямым текстом заявил, что отдаст пастора США, если Вашингтон отдаст Турции проповедника Фетхуллаха Гюлена, обвиняемого на родине в организации той самой попытки переворота. Это тоже была, конечно, «дипломатия с захватом заложников». 

Правда, Эрдогану не удалось то, что удалось китайским властям: Штаты так и не выдали Гюлена. Мало того, ввели против Турции санкции — первый случай, когда страна применила эту меру к союзнику по НАТО. В 2018 году турецкий суд приговорил Брансона к тюремному сроку, который он уже отсидел в предварительном заключении. Пастор вышел на свободу и вернулся домой. Санкции США быстро сняли.

Теперь вспомним историю из 2019 года. В московском аэропорту задерживают израильтянку Нааму Иссахар, которая летит через Россию транзитом и везет в багаже гашиш. Ни сама Иссахар, ни гашиш формально не пересекали российскую границу — но ее арестовывают и обвиняют в контрабанде наркотиков.

Почти сразу Россия предлагает обменять ее на Алексея Буркова, который ждет экстрадиции из Израиля в США по делу о хакерстве. Израиль отказывается, передает Буркова в США — там его сажают на девять лет. Иссахар все-таки освобождают — в обмен на передачу России Александровского подворья в Иерусалиме. Правда, потом израильский суд передачу приостановил.

Была ли Наама Иссахар заложницей? Да, конечно. Чем Бурков был так ценен для российских властей, что они пошли на такие радикальные меры ради его освобождения, не до конца понятно — возможно, он просто слишком много знает. 

Как бы там ни было, гамбит не удался. Но российские власти еще не раз с тех пор проворачивали подобные операции — и иногда удачно. В августе 2019 года в Москве задержали за дебош американского студента Тревора Рида — в апреле 2022-го его обменяли на Константина Ярошенко, который провел больше десяти лет в американской тюрьме по обвинению в оптовых поставках наркотиков в США.

Россия много лет добивалась освобождения торговца оружием Виктора Бута, который сидел в американской тюрьме, — и в конце концов в 2022 году смогла его обменять на баскетболистку Бритни Грайнер (что характерно: ее, как и Иссахар, осудили за хранение и контрабанду наркотиков).

Все эти обмены иногда уподобляют обменам времен холодной войны. Например, Гэри Пауэрса на Рудольфа Абеля в 1962 году или Владимира Буковского на Луиса Корвалана в 1976-м. Но есть принципиальная разница. Пауэрс был пилотом самолета-разведчика, сбитого над территорией СССР; Абель — советским агентом. Диссидент Буковский был политзаключенным в СССР, коммунист Корвалан — в Чили. То есть меняли шпиона на шпиона (или, если угодно, разведчика на разведчика), политзэка на политзэка.

Обмены Рида на Ярошенко, Грайнер на Бута, Мэн на Спэйвора и Коврига, равно как и несостоявшиеся обмены Иссахар на Буркова и Брансона на Гюлена — откровенно асимметричные: случайных людей меняют на явно не случайных. 

В этом отношении мотивация и деятельность российских, китайских и турецких властей, со всеми оговорками, сильно напоминает тот же «Черный сентябрь» и другие террористические группировки.

Пограничный случай — обмен 215 украинцев (в том числе командиров и бойцов полка «Азов») на 55 россиян и Виктора Медведчука. В этом уникальном случае перемешались два значения «обменного фонда»: военнопленные и заключенные — точнее, один конкретный заключенный. Медведчук, впрочем, совершенно не случайный человек: он «кум Путина» и много лет был кремлевским агентом влияния в Украине. Поэтому утверждать, что Украина взяла его в заложники, чтобы выменять на «азовцев», неправомерно. 

Обмен — единственный способ вернуть «нужных» людей в Россию?

Похоже, что так.

То, что российские власти называли Эвана Гершковича и Пола Уилана шпионами, довольно важно. Видимо, обитателям Кремля не нравится то, насколько они стали похожи на «Черный сентябрь»: там хотят, чтобы обмены были больше похожи на Пауэрса — Абеля, чем на Грайнер — Бута. 

Обмен при этом не единственный способ, к которому прибегают российские власти, чтобы добиться возвращения из-за границы «нужных» им заключенных. Скажем, когда в 2017 году в Греции арестовали владельца биткоин-биржи BTC-e Александра Винника — в России его поспешили объявить в розыск, чтобы добиться экстрадиции не в США (там его обвиняют в отмывании денег), а в Россию. Неудачно: в 2022 году Винника выдали в США, где позже он признал свою вину в рамках сделки с прокуратурой.

Тот же прием провернули с Артемом Уссом, сыном красноярского губернатора. Его задержали в Италии в 2022 году по запросу США — там его обвинили в мошенничестве и обходе санкций. Россия объявила его в розыск, потребовала экстрадиции — снова неудачно: Италия одобрила экстрадицию Усса в США. Тогда Усс сбежал из-под домашнего ареста и вернулся в Россию.

Вот и выходит, что единственным хоть сколько-нибудь эффективным средством возвращения в Россию «нужных» заключенных оказывается «формирование обменного фонда». Это тактика слабого — того, у кого нет других способов добиться своего. Как и терроризм.

Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока готовили это письмо

Первую формализованную методику переговоров с террористами в ситуации захвата заложников разработал психолог Харви Шлосберг, работавший в полиции Нью-Йорка. В 1973 году, когда четверо террористов захватили заложников в магазине в Бруклине, он сумел убедить начальство отказаться от штурма (тогда это была стандартная практика), затянуть ситуацию — и в конце концов террористы сдались сами. С тех пор методики переговоров с террористами проникли и в популярную психологию — в виде советов «как добиться того, чего вы хотите».