На выборах президента Ирана неожиданно победил кандидат-реформатор. Почему это тревожный сигнал для Кремля? Объясняет востоковед Никита Смагин (Carnegie Politika)
Неожиданная победа кандидата-реформатора Масуда Пезешкияна на выборах президента Ирана показала, что в лагере иранских консерваторов хватает внутренних конфликтов, из-за чего у них все хуже получается противостоять растущему запросу на перемены в стране. Последние среди прочего предполагают смену вектора во внешней политике — нормализацию отношений с Западом и, соответственно, отдаление от России. Но такие настроения свойственны скорее иранским избирателям, а не правящей элите. Так что смена президента Ирана не несет прямой угрозы российско-иранским отношениям. Однако антироссийская повестка от этого никуда не уходит, и победа Пезешкияна для Кремля — это тревожный сигнал, что в перспективе продолжать сотрудничество с Ираном может стать намного сложнее, пишет в статье для проекта Carnegie Politika востоковед, автор телеграм-канала «Дежурный по Ирану» Никита Смагин. С любезного разрешения Carnegie Politika «Медуза» публикует этот материал полностью.
Магия конкурентных выборов
Повсеместное доминирование консерваторов во всех ветвях иранской власти продлилось всего три года и прервалось неожиданной победой реформатора Масуда Пезешкияна на президентских выборах. Всего три года назад, в 2021-м, когда пост президента Ирана занял Эбрахим Раиси, казалось, что консерваторы окончательно подмяли систему под себя и теперь иранские выборы будут проходить по одной и той же схеме: сильные реформаторы не проходят через электоральный фильтр и почти все места получают консерваторы. Мартовские выборы в меджлис лишь подтвердили эти ожидания — консерваторы получили 233 из 290 мест.
Однако досрочные президентские выборы, которые пришлось проводить в начале июля после гибели Раиси в авиакатастрофе, показали, что иранская система не утратила способность удивлять. Электоральные процедуры в Исламской республике все еще могут быть захватывающими и генерировать неожиданные результаты.
Конечно, иранские выборы не назовешь «честными», «прозрачными» и «свободными». Тем не менее они остаются достаточно конкурентными, чтобы в них сохранялась интрига и элемент непредсказуемости.
В этот раз роковой для консерваторов оказалась их неспособность преодолеть внутренние разногласия и выдвинуть единого кандидата. В итоге в первом туре их голоса разделились между Саидом Джалили и Мохаммадом-Багером Галибафом, которые получили 40% и 14,5% соответственно. То есть будь у консерваторов единый кандидат, все бы могло закончиться их победой уже в первом туре. Но этого не произошло.
Более того, во втором туре часть сторонников Галибафа, обидевшись на Джалили за нежелание идти на компромисс, призвали поддержать реформатора Пезешкияна. Такой разлад показателен: консервативный лагерь испытывают кризис лидерства и все больше дробится на враждующие группировки, у каждой из которых свое понимание идеалов Исламской республики.
Эти распри мог бы легко пресечь духовный лидер Али Хаменеи, но он этого не сделал. По всей видимости, его в целом устраивала победа реформатора. Еще во время ожесточенных протестов весны 2022 года иранские власти начали прощупывать почву на предмет возможного возвращения реформаторов на первые роли, чтобы смягчить кризис легитимности и вернуть людям веру в иранскую политическую систему. В итоге победа Пезешкияна получилась выбором иранского народа, но таким, которому не стали мешать власти.
Также в пользу Пезешкияна сыграл этнический фактор. При довольно низкой по иранским меркам явке (менее 50% в обоих турах) за него активно голосовали в провинциях, где преобладают азербайджанцы и курды. Связано это с тем, что кандидат от реформаторов не скрывает своего курдско-азербайджанского происхождения и говорит на обоих языках. В результате в Восточном и Западном Азербайджане, а также в Курдистане Пезешкиян набрал в четыре — шесть раз больше голосов, чем консерватор Джалили.
Тем не менее главной причиной его победы был все более массовый запрос на перемены в иранском обществе. Судя по результатам, на этот раз за кандидата реформаторов активно голосовали даже военные, чиновники и прочие лояльные власти группы, которые обычно поддерживают консерваторов.
Без надежд на Запад
У иранского требования перемен есть и внешнеполитическая составляющая — стремление выйти из изоляции. Именно этому и была посвящена львиная доля предвыборной риторики Пезешкияна. Направление выхода тоже известно — нормализация отношений с Западом. Пезешкиян, как и реформаторы прежних лет, открыто призывал наладить отношения с Европой и избегать напряженности с США. И многие иранцы готовы за это голосовать.
В то же время «нормализация с Западом» — это скорее красивый лозунг, чем реальная программа. В текущей ситуации непонятно, каким образом может состояться такой разворот, даже если Иран искренне захочет двигаться в этом направлении. Главной проблемой остаются санкции, которых за последние годы стало только больше. Восстановление ядерной сделки выглядит утопией. Да и в целом неясно, насколько американская и европейские бюрократические машины способны отменять санкции, а не вводить новые.
Поэтому неудивительно, что после всех предвыборных обещаний про нормализацию отношений с Западом Пезешкиян сразу после выборов провел телефонный разговор с Владимиром Путиным. Иранский западник уже пообещал, что в октябре стороны наконец подпишут долгосрочный договор о стратегическом сотрудничестве, разговоры о котором идут много лет.
В этом смысле у Пезешкияна, как и у Ирана в целом, слишком мало пространства для маневра, чтобы думать о пересмотре отношений с Россией. Как бы ни был силен запрос на нормализацию с Западом, углублять отношения Тегерану в ближайшие годы, скорее всего, придется с Москвой и Пекином.
А вот долгосрочные перспективы для России менее радужные. Многочисленные избиратели иранских реформаторов, а также реформаторские СМИ воспринимают Москву как наследницу российской и советской империй, которая только и ждет возможности заполучить иранские ресурсы. Среди противников властей вообще популярна точка зрения, что режим Исламской Республики давно бы рухнул, если бы его не поддерживал Кремль.
Так что в ближайшем будущем сближению России и Ирана вряд ли что-то угрожает: слишком сильно понимание того, что стороны нужны друг другу. В то же время иранское общество все отчетливее проецирует свое недовольство внутренней ситуацией на внешнюю политику. Россия пусть и не вполне заслуженно, но рисуется критиками иранских властей как один из виновников бедственного положения Ирана.
Победа Пезешкияна только подтверждает этот тренд. Поэтому при малейших колебаниях курса, которые почти неизбежно наступят во время приближающегося транзита власти в стране, иранские политики могут воспользоваться антироссийскими настроениями избирателей в своих целях. Так что для Москвы Пезешкиян — это еще и потенциальная угроза на перспективу. К власти его привел запрос на перемены, который в числе прочего содержит и антироссийские нотки.
Никита Смагин, востоковед, автор телеграм-канала «Дежурный по Ирану»