«Вторжение» Сергея Лозницы — документальный эпос о двух годах полномасштабной войны Этот обнадеживающий фильм — о жизни, а не о смерти
На Каннском фестивале прошла премьера «Вторжения». Это документальный фильм украинского режиссера Сергея Лозницы о двух годах войны. «Вторжение» выходит спустя десять лет после каннской премьеры «Майдана» — другой неигровой картины режиссера о ключевых событиях современной украинской истории. Кинокритик Антон Долин рассказывает, как Лозница находит радость и жизнь в воюющей стране.
Два года назад Каннский фестиваль, как и вся Европа, был глубоко шокирован начавшейся войной. Казалось почти невозможным думать и говорить о чем-либо другом. Сегодня ситуация изменилась радикально. О фронтовой повестке и ее политической подоплеке не забыли, но почти не упоминают. Искусство привычно вернулось к более комфортным темам. Сергей Лозница — признанный мастер дискомфортного кино — привез в Канны «Вторжение», чтобы напомнить о идущей в Европе жестокой войне. Или, как он сказал в коротком вступлении перед премьерой, чтобы поделиться болью.
За это время было снято и смонтировано немало украинских фильмов о трагических событиях, один из них впервые принес стране «Оскар». Каждый автор на свой лад ищет ход или прием, чтобы вместить огромную даже не травму, а кровоточащую рану в рамки кинематографа. Осознавая неподъемность задачи, Лозница и его команда работали над «Вторжением» — по сути, альманахом из короткометражных фильмов, объединенных материалом и темой, — долго, не торопясь. Решающую роль сыграли мастерство, терпение и отвага двух операторов — Евгения Адаменко и Петра Павлуса. Собрать разрозненные элементы в художественное единство позволил привычный метод режиссера: кажущаяся отстраненность, чаще всего неподвижная камера, тщательно созданная иллюзия нейтральности, которую преднамеренно разрушают не столько концептуальный монтаж и виртуозная звуковая партитура (за нее отвечал постоянный соавтор Лозницы, Владимир Головницкий), сколько невольное включение зрителя в иммерсивное зрелище.
Основное движение «Вторжения» — внутреннее: от раскатов грома и звона церковных колоколов в первых кадрах до таких же разрядов — но уже от взрывов — и схожего колокольного перезвона ближе к финалу. За это время аудитория фильма переживает вместе с его героями несколько жизней, незаметно для себя меняется, выходит из зоны нейтралитета.
Ютьюб-шоу «Радио Долин» просит о помощи. Власти РФ запретили размещать рекламу у «иноагентов», и теперь команда проекта может рассчитывать только на зрителей. Все варианты, как поддержать шоу, — по этой ссылке.
«Вторжение» — непосредственное и логичное продолжение «Майдана», сделанного Лозницей десять лет назад. Тот монументальный фильм открывался сценой народного хора на площади, поющего гимн Украины. Прозвучит он и здесь, но не сразу, в исполнении безбожно мажущих мимо нот школьников. Лейтмотивы здесь иные — например, отпевание погибших военных, с впечатляющей сцены которого начинается картина.
В церкви поминают Юрия, Максима, Богдана, Тараса; перед ними на Майдане Незалежности преклоняют колено. А вот кадры из другого города — хоронят Виталия: «его имя означает „жизнь“», — напоминают нам. Еще одна церковь, новопреставленный Остап: священник вспоминает, как 21 год назад его крестил… Никто не безымянен. Об этом свидетельствуют панорамы по стенам памяти в Киеве, к которым прикреплены портреты, фамилии, позывные и даты жизни погибших солдат. «Народ — не абстрактное понятие», — еще одна формула из надгробной речи, которая застревает в памяти.
Боли и скорби в фильме Лозницы хватит с избытком. Но картина — не о смерти, а именно о жизни во время войны. Кроме образов разрушения и отчаяния, здесь есть нежнейший сюжет из роддома, где худощавый молодой отец в камуфляже кутает младенца Луку, и чудесная свадьба у оперного театра в Одессе (невеста в белом, жених в военной форме) — сперва формальный ритуал, потом вальс прямо на улице, — и сцены реабилитации раненых на протезах, делающих упражнения в спортзале и бассейне. Этот эпизод рифмуется с крещенскими купаниями, тонущими в сюрреалистическом стылом тумане — будто, пережив шок от встречи с ледяной водой, люди возвращаются к жизни с новой радостью. Потому что радости в фильме тоже много, и она не выглядит деланой или натужной.
Лозница остается формалистом, держащим строгую структуру. В случае «Вторжения» это цикл четырех времен года, проходящий перед глазами (Рождество и Новый год празднуется ближе к центру фильма), и встроенный в него цикл человеческой жизни: рождение, школа, свадьба, профессиональное призвание, пережитая боль или травма, смерть. Каждая новелла-эпизод так или иначе связана с другими и имеет круговую композицию; режиссер называет структуру «венком сонетов», отсылая к четкой поэтической форме. Но стоит добавить, что отдельное достоинство картины — в том, что эта композиция не бросается в глаза. Связь элементов ощущаешь скорее подсознательно.
Это один из самых эмоциональных фильмов режиссера. Невозможно остаться равнодушным, рассматривая очереди за едой и водой, или оказавшись в бомбоубежище школы — сирена звучит посреди урока рисования. Невозможно хранить спокойствие, становясь свидетелем ночного разбора завалов после бомбежки и обрушения жилого дома или слушая будничные признания волонтерки-Снегурочки о том, как она ждет праздников: по слухам, тогда состоится обмен пленными, и ее муж вернется домой.
Однако манипуляций зрительскими чувствами Лозница себе не позволяет, незыблемо храня дистанцию и не давая слишком много информации о своих героях, времени и месте действия. Название «Вторжение» может показаться элементарным, но его смысл как минимум двояк. Фильм не только о последних двух годах идущей с 2014-го войны, ознаменованных полномасштабным вторжением России на территорию Украины, но и о том, как война, в самых разных ее проявлениях, вторгается в будничный ритм жизни, нарушает и необратимо меняет его. Это вторжение сродни хирургическому — иллюстрирующая эту метафору сцена операции в больнице тоже включена в фильм. Процесс восстановления после подобной хирургии пока видится сугубо умозрительным, утопленным в неясном будущем. Потому и передан образом сугубо поэтическим: пожилая женщина на фоне заката разбирает руками руины, выбирая из них целые кирпичи и складывая штабелями. Медленно, постепенно переводит хаос в порядок.
При всех надеждах на далекое будущее, тема необратимости доминирует во «Вторжении». Пика она достигает в неожиданном эпизоде, посвященном прощанию с русской литературой. Открываясь памятником Пушкину, постамент которого испещрен злыми надписями, этот фильм-в-фильме документирует болезненный процесс, выглядящий почти сюрреалистически. «Куда российскую культуру класть?», — спрашивает голос за кадром. Люди несут в книжную лавку и складывают на полу стопки книг, от которых добровольно решили отказаться. Стихи Блока и «Чучело» Железникова — перестроечный манифест гуманизма, Сергеев-Ценский с «Преображением России» и Новиков-Прибой с «Цусимой», Гиляровский и Достоевский, «Миры братьев Стругацких» и полное собрание трудов Сталина, Маяковский и Акунин, заодно попавшие под нож Андре Моруа и Роберт Желязны — все идут на один конвейер и, перемолотые в труху, слипаются в гигантский спрессованный параллелепипед. В другой ситуации этот объект мог бы превратиться в эффектную музейную инсталляцию.
На фоне будничного героизма, не прекращающей скорби, каждодневных смертей, разрушенных домов и городов лить слезы по книгам как минимум глупо, если не безнравственно. Но и не по книгам хочется плакать, а по целой цивилизации, рухнувшей в пропасть. Если у кого-то были иллюзии по поводу шансов на ее восстановление в послевоенном утопическом будущем, то трезвый — но отнюдь не безнадежный — фильм Лозницы поможет с ними расстаться.
Антон Долин