«Империя» — абсурдный фильм Брюно Дюмона о битве добра со злом в прибрежной деревне Рыцари света рубят головы световыми мечами, рыцарями тьмы руководит местный экскурсовод
Одна из главных премьер Берлинского кинофестиваля 2024 года — фильм «Империя» французского режиссера Брюно Дюмона. В одновременно неуютной, но смешной абсурдистской картине на Земле, во французской рыбацкой деревне, начинается битва вселенского зла и вселенского добра. О том, насколько оригинальным получился этот сюжет у Дюмона, рассказывает кинокритик Антон Долин.
Кинематограф в последние несколько лет бьется в агонии, пытаясь отыскать самую актуальную тему и жанр. Пандемия и ее последствия? Кризис мигрантов? Война? Самый бескомпромиссный из авторов современного французского кино Брюно Дюмон дает свой ответ: тема 2024 года — не более и не менее чем Апокалипсис. Последняя решающая битва добра со злом за Землю и человеческие сердца. Именно об этом его «Империя» — вероятно, радикальнейший фильм режиссера, одновременно самый дорогостоящий и развлекательный.
Начиная с дебютной «Жизни Иисуса», принесшей ему первые призы и славу, Дюмон — режиссер с философским образованием и уникальным стилем — не стеснялся соединять банальную бедную фактуру с библейским размахом проблематики. Шокирующие контрасты его фильмов зачаровывают одних и возмущают других; присуждение «Человечности» каннского Гран-при 25 лет назад вызвало в зале дружный свист (тот же приз Дюмон получил вновь за антивоенную «Фландрию» в 2006-м). Не только Иисус, возродившийся в теле провинциального скинхеда, но и сам Дьявол во плоти являлся в фильмах Дюмона («Изыди, Сатана», 2011). А в 2017-м и 2019-м режиссер предложил свою малобюджетную версию жития главной французской святой, Жанны дʼАрк, в дилогии, решенной в жанре хард-рок-мюзикла.
«Империя» — своеобразная сумма его достижений и усилий. Актеры-любители сведены в одном пространстве с востребованными звездами: Линой Кудри (Констанция из новых «Трех мушкетеров»), Анамарией Вартоломей (героиня «События», получившего «Золотого льва»), Камилль Коттен (снималась в «Убивая Еву» и с Брэдом Питтом в «Союзниках»), Фабрисом Лукини (легенда французского кино играл у Эрика Ромера и Франсуа Озона, но также в «Астериксе и Обеликсе»).
Запечатленная статичной камерой суровая красота северного пейзажа, бесконечных дюн под затянутым облаками небом и бескрайнего моря (фильм вновь снимался в родных местах Дюмона, на Опаловом берегу, в рыбацких и курортных окрестностях Лилля), уравновешена безумными космическими панорамами. По ним, под музыку Баха в аранжировках Леопольда Стоковского, бороздят корабли. А немудрящие интриги каникулярного побережья — в частности, соперничество двух девушек за обладание рыбаком — скрывают судьбоносное противостояние между двумя галактическими империями.
Только кажется, что Лин — избалованная туристка, приехавшая к родителям на море позагорать, а ее новый знакомый Джони — простой рыбак, чья старушка-мать воспитывает его двухлетнего ребенка, пока папа отправляется за утренним уловом. На самом деле перед нами демоны во плоти, Рыцари Тьмы, служащие планетарной Империи Нулей и ее главе — Вельзевулу.
Ребенок по имени Фредди — Антихрист, чью жизнь необходимо охранять от посягательств Рыцарей Света. Те прячутся под обличьем местной красавицы Джейн (на самом деле галактической Принцессы) и простодушного бородатого Руди. На поясах у обоих всегда — лазерные мечи. Ныряя в море, они проникают в параллельный мир — и оказываются на приеме у Королевы Единиц, полной решимости спасти человечество от грядущего Армагеддона. Кстати, блуждающий в космосе корабль Вельзевула скопирован с барочного дворца неаполитанских Бурбонов в Казерте, тогда как корабль Королевы — увеличенная копия парижской готической жемчужины Сент-Шапель.
Как на все это реагировать, сказать трудно. Гомерическая глупость зрелища и большинства диалогов, а также жестов (герои постоянно норовят по-рыцарски преклонить колено друг перед другом), выходит за рамки пародии на «Звездные войны», «Омена» или «Игру престолов», приближаясь к экстремальному юмору «Монти Пайтон» в их «Святом Граале» или «Житии Брайана». Однако иногда Дюмон всматривается в лица своих актеров, как художник фламандского Возрождения в моделей, и литургическая возвышенность саундтрека внезапно обретает неиронический смысл. Сбивают с толку откровенные эротические сцены; первый же эпизод «Империи» представляет общий план пустынного пейзажа, посреди которого едва различима совершенно голая героиня. Трансгрессия и нарушение приличий — кредо Дюмона. Его зритель будет во время просмотра смеяться, злиться, смущаться, даже чувствовать себя растроганным, но определенно ни на минуту не ощутит комфорта.
Во всепроникающем бесстыжем бурлеске и шоковой перемене интонаций можно усмотреть лишь кинематографическую игру в духе брейгелевского карнавала, недаром Дюмон и его герои родом из пограничной во многих смыслах Фландрии. Но за причудливой структурой фильма есть и философия.
Сперва мораль кажется вполне традиционной: в каждом, казалось бы, малозначительном действии или слове человека проявляются силы добра и зла, любой совершенный выбор — шаг к победе одной из сил. Внешность обманчива: Вельзевул вселяется в тело провинциального туристического гида в шортах и панаме, а Королева — в тело мэра городка, дающей местным бабушкам советы о настройке счетчика воды. Но постепенно становится ясно, что принципиальной разницы между Рыцарями и Демонами нет. И те и другие мечтают о глобальной битве и захвате Земли своими империями. Причем если зло довольствуется пугающими речами, то добро в борьбе за свою победу безжалостно рубит головы лазерными мечами и не гнушается похищением ребенка.
На самом деле «Империя» противопоставляет и сталкивает другие две стихии. Первая — эстетика голливудского аттракциона со спецэффектами, полная упрощений и нравоучений, льстящая зрителю и, подобно инопланетной цивилизации, захватывающая его сознание. Вторая — язык авторского кинематографа с его пристальным вниманием к ущербности, уязвимости, в конечном счете уникальности каждого: трудный, но благородный путь к эмпатии. Сам Дюмон предстает в этом конфликте законспирированным Рыцарем Света, по-донкихотски спасающим кинематограф от «имперской» агрессивной банальности.
Святой Грааль, за который он бьется, — та самая неподдельная человечность, которая живет в его героях-чудаках: ее воплощением в свое время был святой полицейский Фараон из одноименного фильма. Теперь — его коллеги, пара следователей-клоунов из национальной жандармерии, безуспешно расследующих убийства и похищения в третьем фильме подряд; точный тезка великого фламандского живописца, усатый комиссар Роже Ван Дер Вейден (Бернар Прювост) с нервным тиком и его беззубый ассистент-философ Карпентье (Филипп Жоре).
В двух авторских сериалах Дюмона о малыше Кенкене, которые снимались в той же деревне Одрессель, они искренне пытались добраться до зловещего маньяка, обезвредить инопланетян и предотвратить Апокалипсис. Но поневоле сдавались и включались в карнавальный хоровод, где жители деревни в невероятных костюмах танцевали вместе со своими двойниками-нелюдями. В «Империи» сыщики так и не догадываются о битве на небесах, но довольствуются малым: главное — убедиться, что двухлетний Фредди в безопасности. А значит, конец света опять можно отложить хотя бы до тех пор, пока Антихрист не подрастет.
Антон Долин