7 февраля 2024 года исполнилось десять лет со дня открытия зимней Олимпиады в Сочи. Постановщики той церемонии на стадионе «Фишт» смело перемешали визуальные образы и музыку разных времен: от собора Василия Блаженного до «Спутника-1», от «Половецких плясок» до «Нас не догонят». Церемония открытия сочинских Игр (как, впрочем, и они сами) стала символом той России, которой больше нет — и по которой многие уже ностальгируют. Команда рассылки «Сигнал» рассказывает, почему идеализируют далеко не идеальные годы новейшей российской истории.

Этот текст впервые опубликован 7 февраля 2024 года в имейл-рассылке «Сигнал». Для этой публикации он незначительно отредактирован. В нем содержатся грубые (но не матерные) слова — пожалуйста, не читайте, если это для вас неприемлемо. Подписаться на «Сигнал» можно здесь. А еще у рассылки есть свой подкаст.

Церемония открытия сочинской Олимпиады была, конечно, триумфалистской. Помните, тогда еще в кульминационный момент не раскрылось одно из олимпийских колец? Потом этот неловкий момент обыграли на церемонии закрытия. И даже в этой самоиронии было что-то воодушевляющее. 

Показывали ту самую «тысячелетнюю историю», о которой примерно с того же времени стал так охотно говорить Владимир Путин. Только не войны и лишения, а творческие свершения: таблица Менделеева, балет, Гагарин, авангардное искусство и так далее. 

Среди сорока с лишним глав государств и правительств, которые на «Фиште» наблюдали за церемонией, был президент Украины Виктор Янукович. Его страна была охвачена тяжелейшим политическим кризисом: третий месяц продолжались массовые протесты (Евромайдан), они уже переросли в столкновения с милицией, и уже были погибшие; в предшествующие три недели в Украине успели принять и отменить «законы о диктатуре», правительство ушло в отставку. 

В разгар Олимпиады, 18 февраля, в Киеве начались уличные бои. В последующие несколько дней погибли десятки людей. Янукович бежал из страны, и 22-го Верховная Рада отстранила его от власти. В какой-то из этих дней Путин приказал своим силовикам приступать к аннексии Крыма (на медали Минобороны РФ «За возвращение Крыма» значится 20 февраля). 

Вечером 23-го Олимпиада закрылась. Российская сборная лидировала в неофициальном командном зачете с 13 золотыми медалями. Меньше чем через месяц в Крыму состоялся «референдум» — и аннексия была формализована. А еще месяц спустя отряд Игоря Стрелкова проник в Украину и захватил Славянск — началась война в Донбассе.

Года через полтора после закрытия Олимпиады начал разгораться грандиозный допинговый скандал. Российская сборная лишилась двух десятков медалей, несколько десятков спортсменов получили дисквалификации. Многие из этих решений Спортивный арбитражный суд потом отменил, но триумф оказался смазан.

Те, кто 7 февраля 2014-го в прямом эфире смотрел церемонию открытия сочинской Олимпиады, еще не знали, что та вдохновенная страна, которую им показывали, уже просрана.

Откуда взялось выражение «Какую страну просрали»?

В самые первые катастрофические дни Великой Отечественной войны Сталин, возможно, произнес какую-то похожую фразу: «Ленин оставил нам великое наследие, а мы его просрали» (это по воспоминаниям Анастаса Микояна) или «Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали» (это в пересказе Никиты Хрущева). 

Впрочем, мемуары Микояна — источник ненадежный: они изданы лишь в 1999 году, когда автора уже давно не было на свете, и изрядно «подправлены» его сыном. Мемуары Хрущева увидели свет раньше (в «тамиздате» — еще в 1970-м). Вероятно, они и есть первоисточник этого исторического анекдота. Но сам Хрущев не мог слышать от Сталина эту фразу, потому что в первые дни войны его не было в Москве. Рассказывая этот эпизод, он ссылался на Лаврентия Берию.

Ныне вряд ли хоть кто-нибудь использует выражение «Какую страну просрали!» без иронии. Изначально это клишированный ответ на советскую ностальгию. В нулевые возник и до сих пор процветает особый жанр в интернете: какая-нибудь байка, подборка фотографий или старая газетная вырезка, свидетельствующая об убожестве советской жизни, — и саркастический заголовок «Какую страну просрали!» (примеры: раз, два, три).

А в последнее время таким же образом «ностальгируют» уже о другой «просранной» стране.

Зачем нужна ностальгия?

Ностальгия как психологический, культурный и политический феномен неплохо изучена (всего несколько примеров: раз, два, три, четыре), и исследователи по большей части согласны насчет его природы. Это конструирование мифа — идеализированного прошлого, в котором не было тех трудностей и фрустраций, которые есть в настоящем. 

Советская ностальгия — частный случай явления, которое социальные исследователи называют посткоммунистической ностальгией. Ее аналоги можно обнаружить во многих странах. В Германии есть «остальгия» (тоска по ГДР), в Сербии, Хорватии и других бывших югославских республиках — «югоностальгия», и так далее (вот несколько научных работ об этом: раз, два, три). 

Для людей, которые повзрослели при социализме, посткоммунистическая ностальгия — это главным образом реакция на резкий слом, утрату прежнего образа жизни и идеологических ориентиров. Можно по-разному относиться к обязательному трудоустройству, регулируемым ценам и «политической грамотности», но они все вместе создавали ощущение определенности, предсказуемости и безопасности жизни. Лишиться этого ощущения — тяжелый удар. И ностальгия — один из способов с ним справиться.

Кроме того, общий опыт жизни при социализме и этой самой утраты формируют особую идентичность. В той же Германии она выражается в неформальном разделении граждан на Ossi (уроженцев социалистической Восточной Германии) и Wessi (уроженцев капиталистической Западной).

В России и других постсоветских странах довольно популярен лозунг «Наша родина — СССР». Ностальгия не обязательно подразумевает желание вернуть плановую экономику и партийную диктатуру. Скорее это такой способ самоутверждения: мол, наши идеалы и вся наша жизнь не были ошибкой, мы — особые, у нас — свое всемирно-историческое значение. 

Отдельная история — ностальгия молодых, которые не успели пройти полную советскую (гэдээровскую, югославскую и так далее) социализацию: школу, пионерию, университет, комсомол, армию, трудоустройство, партию. А то и вовсе не застали «реального социализма» и судят о нем с чужих слов: по рассказам старших, кино и книгам, научным исследованиям, артефактам пропаганды. Для них посткоммунистическая ностальгия — это не избирательная память, а работа утопического воображения — и тоже, конечно, форма выражения недовольства настоящим.

Ностальгия хорошо работает в поп-культуре и маркетинге: музыка, сериалы и рестораны сплошь и рядом стилизуются под какие-нибудь «старые добрые времена». Но и в политике она тоже работает: ностальгия, со всей ее мифологией и утопичностью, — главный актив разнообразных «восстановителей былого величия», включая Дональда Трампа и Владимира Путина.

Так какую же страну «просрали»?

Выскажем на этот счет одну гипотезу.

Ныне почти любая политическая сила в мире — в той или иной мере ностальгическая. В США не только трамповские республиканцы тоскуют по какому-то былому величию, которое если где и локализуется, то либо в рейгановских восьмидесятых, либо в эйзенхауэровских пятидесятых. У демократов примерно ту же роль утраченной утопии играют тридцатые (эпоха рузвельтовского «нового курса») и шестидесятые (эпоха братьев Кеннеди, Мартина Лютера Кинга и «войны с бедностью» Линдона Джонсона).

В России и вовсе политические воззрения многих людей более или менее сводятся к тому, какую именно страну они «просрали». Есть «партия 1913 года» (поборники русской православной империи), «партия 1917 года», «партия 1937 года», «партия 1991 года» («время надежд», «исторический шанс» и вот это все). Еще есть правящая «партия так-этак 1979 года» (собственно говоря, застоя: «порядок был», «дружба народов», «все нас боялись» и так далее). 

Так вот, на наших глазах складывается еще одна такая «партия». Подобно «партии 1913 года», названной по последнему мирному году жизни Российской империи, ее можно назвать «партией 2013 года». И сочинская Олимпиада с ее триумфализмом, хоть и состоялась уже в 2014-м, стала запоздалой кульминацией той «просранной» России.

Россию 2013-го уже начали идеализировать. Она была, мягко говоря, неидеальной страной. В ней были авторитаризм, репрессии, много несправедливости, коррупция и чудовищное неравенство. Была «похорошевшая» собянинская Москва — гигантский космополитичный город с «Гоголь-центром», музеем «Гараж», ресторанами всех мыслимых кухонь, площадями и офисами, похожими на декорации сериала про нью-йоркских юристов. И была вся остальная страна. 

Россией 2013-го снова правил Владимир Путин. Все страсти по поводу его возвращения в Кремль уже улеглись, и запал политического протеста иссяк окончательно. Путин уже провозгласил поход за «духовными скрепами», но еще заседал в «Большой восьмерке». Алексей Навальный баллотировался в мэры Москвы и получил 27% голосов.

Огромная доля населения находилась в прямой или косвенной финансовой зависимости от государства: не только бюджетники и сотрудники компаний, контролируемых государством напрямую, но и тех компаний, которые зависели от государственных денег (подрядов, субсидий, льготных кредитов). В таком положении были как машиностроители, так и кинематографисты. Плюс ипотека. Плюс микрокредиты.

Уже существовала (хотя широкая публика об этом еще не знала) ЧВК «Славянский корпус». Как раз в 2013-м она поучаствовала (неудачно) в гражданской войне в Сирии и вернулась в Россию. В том числе — отставной подполковник спецназа ГРУ Дмитрий Уткин по прозвищу Вагнер. Лаборатория боевых ядов ФСБ тоже вовсю функционировала, но еще не началась широкомасштабная «охота» на «врагов», о которой мы много узнали после покушения на Навального в 2020-м. И, кстати, допинговые лаборатории, где ковали (ну или синтезировали) победы на сочинской Олимпиаде, тоже, конечно, уже существовали, причем чуть ли не в соседних помещениях.

Россия 2013-го была, в общем-то, заурядной правопопулистской диктатурой. Жаждущей престижа и признания в качестве великой державы, но предпочитающей добиваться этого показухой. Полагающей, что чуть ли не любая проблема — это главным образом пиар-задача. При всем этом достаточно продвинутой и самоуверенной, чтобы позволить себе немного самоиронии, как с тем нераскрывшимся кольцом. 

У России 2013-го уже был потенциал превратиться в то, во что она превратилась к 2024-му, но он еще не был реализован. В ней еще можно было верить в «малые дела» и «изменение системы изнутри». В то, что «будущее наступает для всех» и Россия рано или поздно «переболеет» ресентиментом и всем прочим — и станет «нормальной страной».

2013-й был последним годом того периода, про который уже сейчас говорят — а впоследствии будут говорить еще чаще, — что люди «только-только привыкли». Установились какие-то правила — они могли нравиться или не нравиться, но были, по крайней мере, понятны. И учитывая их, можно было как-то планировать жизнь. 

Возможно, Россия 2013-го уже была обречена стать агрессором и потянуться к тоталитаризму. Во всяком случае, все, что ей для этого понадобилось: армия, силовики, законодательство и прочее, — уже было готово. И уже были люди, которые нас обо всем предупреждали. Точнее, они всегда пророчествовали об одном и том же, но их пророчества все не сбывались и не сбывались — и их почти все перестали слушать. 

Большинство из нас просто очень многого не знали. Видимо, вот по этому мы сейчас больше всего и тоскуем — по блаженному неведению.

Все остальное мы «просрали» гораздо раньше.

Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока готовили это письмо

В немецком городе Гослар на рыночной площади стоит средневековое здание. Некогда там размещалась богатая купеческая гильдия, а сейчас — ресторан и гостиница. Здание украшено странной статуей: человек испражняется золотыми монетами. Так и называется — Dukatenscheißer («срущий дукатами»). Насчет смысла аллегории есть разные версии. По одной, это талисман для привлечения богатства. По другой — угроза должникам. По третьей — антисемитская карикатура.