10 лет назад вышел знаменитый радужный номер «Афиши», благодаря которому многие решились сделать каминг-аут Мы разыскали нескольких его героев и выяснили, что с ними произошло за это время
10 лет назад вышел знаменитый радужный номер «Афиши», благодаря которому многие решились сделать каминг-аут Мы разыскали нескольких его героев и выяснили, что с ними произошло за это время
В 2013 году журнал «Афиша» (в то время одно из важнейших российских изданий о культуре и молодежи) выпустил номер с радужной обложкой и «27 историями из жизни российских геев». Его авторы взяли интервью у самых разных людей — от сантехника и кондитера до чиновника и главреда глянцевого СМИ. Спустя 10 лет представить себе такую обложку в любом журнальном киоске, расположенном в России, абсолютно невозможно: на протяжении этой декады власти постарались полностью вытеснить ЛГБТК-людей из общественной жизни, а в конце ноября 2023-го объявили «экстремистским» «международное движение ЛГБТ». По случаю этого исторического решения Кремля «Медуза» решила разыскать некоторых героев знаменитого номера «Афиши» и расспросила у них, что в их жизни изменилось за эти 10 лет. Впрочем, вы и сами догадываетесь.
Петр Воскресенский
анестезиолог-реаниматолог
За это время жизнь сделала несколько полных оборотов. Прошло всего 10 лет, а кажется — 50.
Принятие гомофобного закона в 2013 году привело к мобилизации ЛГБТ-сообщества. Я сумел организовать крупнейшие акции протеста ЛГБТ-людей в России — «Радужные Первомаи» и «Марши против ненависти». Моя хитрость заключалась в том, что заявки на них подавала коалиция организаций — «Яблоко», «Солидарность», «Демократический Петербург», несистемные левые, профсоюзы. И мы шли с ними. [Например], в 2015 году по Невскому проспекту прошли более тысячи людей под радужными флагами. После этого власти стали резко все запрещать.
[Несмотря на это], в 2017 году мы с друзьями перекрыли Невский проспект, протестуя против геноцида геев в Чечне. Тогда я для себя решил, что это моя последняя публичная акция: они становились очень опасными. Было понятно, что государство почувствовало вкус крови и больше «вегетарианства» не будет. Ведь геноцид в Чечне прикрывали из Москвы, и этому содействовала в том числе московская и петербургская полиция. Кто им мешал убить, например, меня?
Я оставил себе профессию врача, а также проект исторических экскурсий по ЛГБТ-Петербургу — в 2020 году на их основе была создана карта. Осенью 2022-го на фоне принятия второго гомофобного закона я — в качестве политического жеста сопротивления — создал квир-каталог Эрмитажа. А также открыл первый в России исторический квир-музей: за несколько дней до вступления закона в силу музей посетили сотни человек. После — он был закрыт.
Параллельно с этими событиями с 2019 года меня начали терроризировать власти и околовластные активисты. Сначала известный активист, гомофоб Тимур Булатов, потом депутат [Госдумы Александр] Хинштейн и Следственный комитет. Я понимал, что мне грозит тюрьма и смерть, поэтому запросил гуманитарную визу и весной 2023 года переехал на ПМЖ в Гамбург, в Германию.
[С тех пор] прошло всего ничего. Мой коллега-экскурсовод Дмитрий Витушкин в СИЗО, ему грозит огромный срок за «нацизм» и «сепаратизм». Мои коллеги врачи-репродуктологи за оказание хорошей медицинской помощи приговорены к 16–19,5 года тюрьмы. Это даже не сталинская десятка.
В России теперь нет места не только геям, но и врачам и экскурсоводам. Тьма поглотила все. В России не осталось ничего и никого, что было бы для меня важно и ценно. Там были только мучения и смерть. Я выбрал жизнь и уехал. В Германии я планирую заново открыть свой музей, подтвердить диплом врача. И жить, больше не боясь.
Юлия Рабкина
менеджер сети мороженого в Тель-Авиве, во время выхода номера «Афиши» была главным редактором журнала Elle Girl
Что для меня изменилось за эти 10 лет? Во-первых, я попрощалась с этой страной. Мне кажется, это сейчас единственный выход для людей, которые находятся по другую сторону от идеологии.
Очень печально, но сбылись все самые худшие прогнозы. Мы как-то жили, надеялись на лучшее, что все рассосется, пройдет. Но если смотреть на последние пять лет, то скорость того, как все сбывалось, увеличивалась в арифметической прогрессии. Принимали то, во что раньше в принципе было невозможно поверить. Это происходило у нас на глазах.
[В момент выхода журнала] я не стояла в первых рядах активистов, но ко мне обратились [из «Афиши»] с просьбой поучаствовать. А потом у нас [героев номера] по очереди начались проблемы в той или иной степени. Некоторых уволили. У меня был жуткий скандал в журнале Elle Girl. Меня вызвали на ковер со словами: «О боже! Что теперь подумают наши рекламодатели?» А что они могли подумать, если это были представители фэшн-индустрии? В зарубежных брендах тогда даже одна мысль о гомофобии могла грозить увольнением.
[Позже] я стала исполнительным директором «Афиши». Моя карьера пошла в гору. Но я приняла для себя критическое решение — получить паспорт Израиля и переехать. То есть с социальной точки зрения у меня все было хорошо, но параллельно закручивались гайки, и мне не хотелось делать вид, что ничего не происходит. Это было бы совсем глупо и бессмысленно.
В Израиле моя жизнь сильно изменилась. Я журналист и медиаменеджер — человек, чья профессия связана с русским языком. Как бы хорошо я ни знала английский и как бы хорошо мне ни давался иврит, они для меня никогда не будут родными. Сейчас я работаю менеджером старейшей сети мороженого в Тель-Авиве. Если бы мне кто-то пять-десять лет назад сказал об этом, я бы не поверила. Но сейчас я чувствую себя совершенно прекрасно в новой профессии.
Понимаю, что тем, кто остался в России, гораздо хуже. Поэтому единственное, что я могу им сказать: если есть хотя бы малейшая возможность и надежда, если вы еще стоите на ногах, а ваши мозги шевелятся, бегите из России.
Руслан Саволайнен
ЛГБТК-активист, во время выхода номера «Афиши» занимался модельным бизнесом
Когда журнал вышел, я словил много хейта в соцсетях от движения «Наши» (в статье Руслан рассказывал, что раньше состоял в этом движении, — прим. «Медузы»). [Они писали], что у нас [в движении] «никогда пидорасов не было», я получил много угроз.
После этого я начал активнее заниматься правозащитой: до 2021 года работал в ЛГБТК+ группе «Выход», в том числе занимал должность директора. Параллельно помогал эвакуировать ЛГБТ-людей из Чечни, занимался профилактикой ВИЧ-инфекции и других заболеваний, мониторил дискриминацию сообщества. Взаимодействовал с бизнесом: несмотря на закон о запрете пропаганды среди несовершеннолетних, было много компаний, которые хотели вовлекаться в эту повестку, работать с ЛГБТ-людьми. Мы развивали инклюзивные программы как для международных компаний в России, так и для российских бизнесов.
В конце 2021 года я уехал в Грузию на несколько месяцев. Затем вернулся в апреле 2022-го и в июне снова уехал, потому что уже было не очень комфортно и безопасно. Планировал вернуться туда снова, но сейчас непонятно, как это сделать.
Аноним
мы не называем имя этого героя «Афиши», потому что он по-прежнему живет в России
Я считаю важным дать это интервью. С другой стороны, я уже достиг определенных высот в своей профессии, от меня зависят люди, поэтому я говорю анонимно.
После выхода журнала «Афиша» в моей жизни не было никаких проблем. [На мой взгляд], в России нет системной гомофобии в обществе. Безусловно, есть какие-то озлобленные, но их ничтожно малое количество. В той же Америке куча гомофобов, при этом есть разница в отношении общества к ЛГБТ-людям.
За эти 10 лет я прожил замечательную жизнь. Сейчас мне больше 30, и я вопреки всему реализовался как профессионал. Законы законами, страна страной, но никто не отменяет того, что я работал, заводил друзей, вел блог про путешествия.
Впрочем, я никогда не был активистом. И я не ощущаю себя геем. Это как с любителями пива — странно идентифицировать себя через любовь к пиву. И я себя не идентифицирую как гея. Последнее, что мне хочется сделать при выходе на улицу, — это сказать всем, что я сплю с мужчинами. Это странно.
Иногда я встречался с бытовой гомофобией, но она есть в любой стране просто потому, что идиоты тоже есть везде. В моей биографии был сталкер. Это было страшно. Преследовал ли он меня потому, что я гей? Не думаю.
В принципе, я человек, который не слишком пускает других в свою жизнь. Поэтому, может быть, мне проще. Мне не хочется целоваться на балконе и раскидывать ЛГБТ-листовки. Но это не говорит о том, что я что-то скрываю. Все мои родные и друзья знают, что я гей.
[После решения суда о признании «экстремистским» «движения ЛГБТ»] мне стало в целом жалко мою страну, мое государство и судей — потому что эти люди занимаются черт знает чем. Я понимаю, что это политический инструмент, который в итоге станет попыткой в очередной раз сплотить российское общество вокруг власти. Я понимаю, что люди очень плохо знают историю. Они не понимают, что революция всегда пожирает своих детей. От этого закона на самом деле пострадают не какие-то реальные ЛГБТ-активисты — они либо будут тихими, либо громкими, но за границей. В итоге этот инструмент ударит по тем же людям, которые его принимали.
Понятно, что возможны репрессии [и против ЛГБТ-активистов], но пока я просто вижу в этом информационный шум. Все это вызывает брезгливость. Но я [все еще] не чувствую, что кто-то реально как-то вторгается в мою жизнь.
Сейчас я в России, с русским паспортом. Не хочу от него отказываться, мне за него не стыдно. Я знаю, что нахожусь в относительно привилегированном положении — в плане образования и наличия загранпаспорта. Я всегда могу уехать за границу. [Но] я спокоен — потому что понимаю, что вероятность необходимости отъезда крайне мала.
Александр Смирнов
социальный работник, во время выхода номера «Афиши» работал в пресс-службе заместителя мэра Москвы Марата Хуснуллина
Я знал, что радужный номер «Афиши» изменит мою жизнь. Но тогда и представить не мог, что в итоге окажусь на другом континенте.
В течение недели после выхода журнала я предсказуемо потерял работу. Вернулся в СМИ, затем писал рекламные тексты. В 2013 году я дал около 20 интервью, половина из которых — американским и английским изданиям, снялся в трех документальных фильмах. Никогда не считал себя активистом, но, пожалуй, тогда формально я действительно им был.
Акции протеста, задержания — все стало неотъемлемой частью моей жизни. Чем больше мелькал, тем чаще получал угрозы в социальных сетях и по телефону с неизвестных номеров. Один раз даже пришлось стирать со стен подъезда оскорбительные надписи.
Со мной перестали общаться друзья, которые раньше бывали у меня дома. В моей открытости они видели угрозу своему образу жизни — так я себе это объяснил. Журналистские и актерские карьеры оказались важнее дружбы.
В ноябре 2014-го я уехал из России навсегда. С нулевым английским, без продолжительного опыта жизни за границей это было, конечно, страшно. Но в родной стране я перестал ощущать себя в безопасности.
16 декабря мне исполнится 50 лет. Почти пятую часть жизни я прожил в США. Удивительно, но могу повторить классическое: «В 40 лет жизнь только начинается, это уж я теперь точно знаю». [В США] у меня появились новые друзья. Я могу открыто поддерживать Украину. Я пятый год живу с мужчиной моей мечты — Дагласом. Ни один мой русскоговорящий партнер не был настолько надежен, как он. В сентябре я сделал ему предложение — наверное, устроим свадьбу в следующем году.
Я счастлив, что моя мама приняла наши отношения. Два самых близких мне человека очень трогательно общаются друг с другом по видеосвязи. Даглас даже выучил несколько фраз на русском. Он начинает разговор так: «Мама, привет! Как дела?»
Да, у нас сейчас не самая престижная работа: я работаю в агентстве, которое оказывает помощь одиноким пенсионерам, а мой бойфренд работает в центре по оказанию помощи трудным подросткам. Но мы живем на берегу океана, а к ценникам в продуктовых магазинах я присматриваюсь редко. А еще у меня есть возможность помогать деньгами маме, которой российская власть за десятилетия непрерывного трудового стажа выплачивает смешную пенсию.
Разумеется, я не жалею, что в 2013 году рассказал свою историю. Моя нынешняя жизнь в Нью-Йорке ярче, безопаснее и полноценнее того существования, которое у меня было в Москве при престижных работах. Идеальных стран, наверное, не существует. Но есть США, где хотят жить даже путинские патриоты, и есть Россия, которая давно рифмуется с фашизмом.
Даглас у меня иногда спрашивает, хочу ли я побывать в России. А мне хватает снов, в которых оказываюсь в Благовещенске или Москве — и с ужасом думаю, как буду возвращаться в любимый Нью-Йорк, если не найду потерянный паспорт.
Ренат Давлетгильдеев
журналист
Я горжусь тем, что 10 лет назад дал интервью «Афише». Я горжусь тем разворотом и всеми людьми, которые приняли участие в работе над этим номером: один из самых популярных в то время журналов в стране вышел с такой политической акцией.
Я много думал об этих годах, потому что тогда [в 2013-м] начался мой публичный ЛГБТК+ активизм. Честно скажу, 10 лет назад мы были воодушевлены и верили, что у нас все получится. 10 лет назад я был уверен, что мы победили. Мне казалось, еще чуть-чуть — и мы добьемся легализации партнерства для однополых пар.
Сейчас я понимаю, что, с одной стороны, мы проиграли. С другой стороны, я недавно общался с правозащитником, одним из основателей «Российской ЛГБТ-сети» Игорем Кочетковым… Он сказал мне, что я не прав, и предложил назвать любое другое оппозиционное, пусть и неофициальное, движение в России, которое добилось бы таких же результатов, как мы, за последние несколько десятилетий. Я начал думать — и назвать не смог.
[Всего] 30 лет назад отменили статью «за мужеложество», до этого гомосексуалов отправляли в тюрьму. Еще я очень люблю такой пример: в начале 1990-х свободная, открытая, либеральная в те времена газета «Коммерсант» написала про собрание представителей «сексуальных меньшинств» статью с заголовком «Сборище педерастов». А сейчас невозможно представить, что в приличном обществе кто-то произнесет это слово. Такой заголовок нельзя представить даже в газете «Комсомольская правда». Это говорит о том, что мы очень многое сделали и на самом деле прошли огромный путь. Мы очень крутые.
Другие примеры: в городах продавалась ЛГБТК-литература, на онлайн-платформах показывали гомосексуальную любовь, в том числе среди подростков. В Петербурге проходили правозащитные семинары, огромный фестиваль «Бок о бок», где показывали ЛГБТ-фильмы в кинотеатрах.
Даже если посмотреть на закон о «гей-пропаганде» — правоприменительной практики было мало до того, как статью ужесточили в 2022 году и убрали приставку «18+». Власти иногда выпускали на нас пар, но это было редкостью, мы не были какой-то мозолью в ее жопе.
Если собрать это все вместе, мы прошли огромный путь победы. Мне важно именно с таким настроением сегодня об этом говорить, потому что иначе будет упадническое.
Меня никогда не пугали репрессии в адрес ЛГБТК-сообщества. Я проводил разные акции: например, [в 2020 году] вешал вместе с Pussy Riot радужный флаг на здание ФСБ, занимался фестивалем «Бок о бок», ругался с [гомофобом, политиком Виталием] Милоновым, выдвигался против него в Госдуму.
После начала войны я уехал из России, чтобы мой голос звучал: я занимаю антивоенную позицию. Я журналист и считаю, что могу сделать на свободе больше полезного, чем в тюрьме в России. Также я ЛГБТ-активист и продолжу помогать вывозить людей из страны: нужны руки и мозги, работы много.
В конце концов, нужно же будет кому-то потом вернуться в Россию, чтобы открывать ворота тюрем и освобождать людей, которые там сидят. Поэтому мы отсюда [из-за границы] пока поработаем над свержением режима. И обязательно его свергнем.
Нужно помнить, что мы настолько раздражаем власть, что она закрывает лица. Судья [Олег Нефедов, который выносил решение о признании «экстремистской организацией» «международного общественного движения ЛГБТ»] боится без маски зачитать приговор в стране военного времени, а представители Минюста закрывают двери и не пускают ЛГБТ-активистов, адвокатов, прессу в зал. А бояться можно только сильных. Это значит, что в наших глазах есть сила и правда.
Я знаю, что еще до следующего юбилея [номера] журнала «Афиша» мы увидим еще один номер — может быть, с теми же или с новыми героями. Они будут жить в России и смогут зарегистрировать партнерство в российских загсах. Мы этого добьемся, потому что мы будем за это бороться.
Записала Анастасия Жвик