Магическое средство коммуникации «Аквариум» перевыпустил альбом «Радио Африка» — на основе записей 40-летней давности. Лев Ганкин рассказывает, как появилась эта версия знаменитой пластинки
Одному из ключевых альбомов «Аквариума» — «Радио Африка» — летом 2023 года исполнилось 40 лет. Все это время существовала вторая версия пластинки, которую можно назвать авторской: ее еще в 1980-х свел сам Борис Гребенщиков (без участия звукорежиссера Андрея Тропилло, благодаря которому появилась известная всем версия альбома). 11 ноября «Аквариум» опубликовал на стримингах обновленную версию «Радио Африки». Музыкальный журналист Лев Ганкин рассказывает, какое место альбом занимает в наследии группы — и как удалось сохранить катушку с гребенщиковским вариантом записи.
Австралийский воздухоплаватель Дик Смит облетел весь мир на вертолете. На Шри-Ланке разразилась гражданская война. В СССР прилетела Саманта Смит — американская школьница, вступившая в переписку с Андроповым. На антарктической станции «Восток» зарегистрирована самая низкая температура в истории метеонаблюдений — 89,2 градуса по Цельсию ниже нуля. В Ленинграде и других городах проходят облавы на тунеядцев и прогульщиков работы, подрывающих трудовую дисциплину. Правительство СССР принимает постановление «О дополнительных мерах по расширению прав предприятий промышленности в планировании и хозяйственной деятельности и по усилению их ответственности за результаты работы».
Вот лишь несколько событий, произошедших в мире летом 1983 года — в те самые дни, когда группа «Аквариум» заканчивала запись альбома «Радио Африка». Студийные сессии, по воспоминаниям участников процесса, тихой сапой стартовали еще весной; штаб-квартирой поначалу стал уже хорошо знакомый Дом юного техника в Красногвардейском районе Ленинграда (ныне носящий гордое название ГБУ ДО ЦДЮТТ «Охта»). Именно там под видом кружка звукозаписи оборудовал свою студию звукорежиссер Андрей Тропилло, работавший с «Аквариумом» и над предыдущими пластинками: «Синим альбомом», «Электричеством», «Треугольником», «Табу».
Финальный этап, однако, прошел в иной локации — это был фургон принадлежавшей фирме «Мелодия» передвижной студии MCI, которая по счастливому стечению обстоятельств тем летом на несколько дней остановилась прямо в центре Ленинграда, неподалеку от городской филармонии.
«История переписывается, — разводит руками виолончелист „Аквариума“ Всеволод Гаккель. — Это как „Расемон“: с разных точек зрения одна и та же картина видна в разных ракурсах. Я отлично помню, как мы с [гитаристом] Сашей Ляпиным шли с инструментами в белую ночь и увидели этот фургон непонятного предназначения. Дверь была приоткрыта, мы туда просочились, познакомились с [звукорежиссером „Мелодии“] Витей Глазковым и потом сообщили об этом всем остальным. Но Тропилло уверяет, что это он первым обнаружил студию, договорился с Глазковым и с электриком филармонии, которому нужно было поставить бутылку спиртного за то, чтобы тот не отключал рубильник по ночам».
В этих условиях — и на этом историческом фоне — «Аквариум» записал свою самую легкую, веселую и изобретательную пластинку. «Это был, наверное, самый монти-пайтоновский альбом из всего, что мы делали, хотя тогда мы, к сожалению большому, о Monty Python не знали, — говорит сегодня „Медузе“ лидер группы Борис Гребенщиков. — Это альбом самого хорошего настроения, какое было у нас за всю историю записи альбомов».
Коллективное дуракаваляние. «Радио Африка» и Сергей Курехин
Лукавая «Музыка серебряных спиц». Сюрреалистический «Капитан Африка». Психоделические мантры «Вана Хойя», издевательская пародия «Твоей звезде», спиричуэл «Искусства быть смирным», регги «С утра шел снег», мюзик-холл «Мальчика Евграфа». Из сегодняшнего дня вайб «Радио Африки» непросто сопоставить с тем, что мы знаем о 1983 годе — о суровой андроповской реакции, пришедшей на смену маразматическому позднебрежневскому застою, о продолжающейся войне в Афганистане, о бесконечных цензурных препонах, ставших общим местом всех летописей советского рока. Однако изнутри ситуация воспринималась иначе.
«Никому из нашей небольшой компании вообще в голову не приходило, что есть какая-то политика, — божится БГ. — Понятно, что мы как-то ее учитывали, но кто там был кайзером, мы даже не знали. Это просто принималось как неизбежное зло». «Молодость не позволяет тебе обращать внимание на какие-то препятствия, — вторит ему Гаккель. — Смерть Брежнева никто в этот момент даже не заметил. Да, дальше пошли гонки на лафетах, но это воспринималось как курьез — и не более того». «Действительно, черная „Волга“ стояла именно в те годы у меня внизу, у подъезда, — вспоминает Гребенщиков. — Ну и что? Мы просто хохотали».
Смех — здоровая реакция на раздражители, которые ты не имеешь ни малейшей возможности исключить. Ко времени записи «Радио Африки» у БГ уже был опыт спонтанных авангардистских сессий с пианистом-экспериментатором Сергеем Курехиным и другими артистами, которых тот приводил в студию, — в частности, Владимиром Чекасиным («Экзерсисы») и молодым Игорем Бутманом (запись композиции «Дварцы Кур-Мяф», сделанная 7 июня 1983 года, спустя пару лет войдет в «Подземную культуру»). Переизданные впоследствии на британском джазовом лейбле Leo Records, эти пластинки Курехина и БГ прочно вошли в канон советского «фри-импрова» — но в действительности представляли собой прежде всего захватывающее коллективное дуракаваляние. «Смешно было до посинения, — вспоминает лидер „Аквариума“. — Там, где мне не нужно было играть, я попросту лежал, скрючившись от хохота. Этот настрой привносился и в песенное творчество. Поэтому Сережка для меня и был бесценен».
Курехин — не просто клавишник на записи «Радио Африки», но полноценный соавтор альбома и, главное, вдохновенный соорганизатор всех тех озорных затей, которые легли в его основу. «Это единственный человек, с которым у нас было общее поле интересов, — вспоминает Гребенщиков. — Он был образованный — большая редкость. И вежливый — в смысле такой аристократической вежливости: когда ты внимательно выслушиваешь собеседника (на что мало кто был способен), а потом его прерываешь и несешь такое, что волосы дыбом! Этим мы и занимались».
На современных изданиях «Радио Африки» курехинское авторство указано напротив композиции «Тибетское танго», но в действительности его узнаваемая эксцентрика тут ощущается практически везде. И в карнавальных клавишных выходах — на салунном хонки-тонк-фортепиано, молоточки которого протыкали кнопками для достижения соответствующего звукового эффекта («Мальчик Евграф»), или на диковинном примитивном синтезаторе, за которым пришлось специально ехать на другой конец города («Время луны»). И разумеется, в исковерканном романсе «Твоей звезде».
Влияние Курехина чувствуется даже в названии и концепции альбома: таинственное «Радио Африка» — инсайдерская шутка его и БГ, появившаяся из ниоткуда в процессе почти ежевечерних бдений двух музыкантов в гребенщиковской коммуналке. «Основная часть работы всегда происходила у меня дома, потому что он [Курехин] жил на таких выселках, куда и доехать-то невозможно, — рассказывает лидер „Аквариума“. — Каждый вечер я увозил из студии катушки, после чего мы допоздна сидели у меня в комнате или на кухне и думали, что делать дальше».
«У них произошла какая-то спайка с Бобом, они очень хорошо почувствовали друг друга», — вспоминает Всеволод Гаккель. Это был всамделишный симбиоз. «Он удерживал меня от впадения в сентиментальность, а я его — от стремления все время изгаляться, — считает Гребенщиков. — Поизгаляться над чем-то всегда проще, чем придумывать что-то с нуля, и он любил этот процесс — поэтому от него осталось не так много его собственной, авторской, музыки. Он часто думал: лучше я поиздеваюсь [над музыкой других музыкантов]. Но при этом умел играть фантастически лирично. И многое из того, что мы делали вместе, показывает, что в нем была невероятная красота внутренняя, которой он при этом дико стеснялся».
Те, кто был свободен. Как на пластинке оказалось 15 музыкантов
Если Курехин был в «Радио Африке» носителем озорного, трикстерского начала, то гитарист «Аквариума» Александр Ляпин, наоборот, отвечал за классический рок-н-ролл: за риффы, запилы и соляки. При записи предыдущего альбома группы, «Табу», между двумя виртуозами, слепленными из совершенно разного теста, едва не доходило до рукоприкладства. Впрочем, это не помешало Ляпину в скором времени войти в состав курехинской «Поп-механики» — хоть БГ и припоминает, что зачастую старался организовывать студийное время так, чтобы они реже пересекались друг с другом.
Благо, это не шло вразрез со стандартными аквариумовскими практиками времен «Радио Африки» — по мысли Гребенщикова, запись совершенно не требовала непременного и постоянного присутствия в студии всех музыкантов группы. О стабильном составе «Аквариума» в тот период вообще можно было говорить лишь с очень большой натяжкой: к студийной работе привлекались те, кто был свободен и доступен прямо сейчас. Курехин, к примеру, привел Бутмана, чей саксофон БГ сегодня называет «скрытым оружием альбома». А флейтист Дюша Романов как-то раз явился в компании Александра Титова, бас-гитариста, выступавшего с группами «Август» и «Земляне» (а позже — «Кино»).
«У меня и раньше были пересечения с „Аквариумом“, — вспоминает Титов. — Однажды в 1982 году я даже поехал с ребятами на концерт в Москву, потому что Фан тогда служил в армии. Поэтому мне предложили разучить концертный репертуар и сыграть. Мы приехали, остановились у Сашки Липницкого, но в последний момент появился Фан — и я слился: на концерт-то, конечно, сходил, но сам в нем участия не принимал». Оказавшись на записи «Радио Африки», Титов снискал всеобщее уважение тем, что с ходу идеально исполнил партию баса в песне «Время луны»; вскоре он примет предложение присоединиться к «Аквариуму» на постоянной основе. «Он прекрасно там сыграл, — соглашается сегодня Гаккель. — Но вы знаете, это такая песня, в которой я просто не могу себе представить, что можно было бы плохо сыграть!»
Всеволоду Гаккелю и самому довелось взять в руки бас на «Радио Африке» — вдобавок к непременной виолончели. «В песне „Вана Хойя“ я сыграл мелодический бас под впечатлением от Пола Маккартни, чьим звукоизвлечением я всю жизнь упивался, — рассказывает он. — Так не принято играть на бас-гитаре, так может сыграть только виолончелист!»
В общей сложности в работе приняло участие полтора десятка музыкантов — отчасти поэтому альбом по сей день напоминает пеструю, захватывающую звуковую фреску. Впрочем, вслед за записью был еще насыщенный этап постпродакшена: БГ и Тропилло переворачивали пленки задом наперед, экспериментировали с разнообразными звуковыми эффектами и вообще упоенно занимались музыкальной кройкой и шитьем. Конкретные партии и общая звуковая панорама в ходе этого процесса порой менялись до неузнаваемости.
«Месть советской власти». Ночи в фургоне звукозаписи
Подобное студийное тщание для советской рок-сцены начала 1980- х вовсе не было типично. «Боб всегда был обуреваем идеей записи следующего альбома, — утверждает Гаккель. — Еще не было ни песен, ни концепции в голове никакой, но как только заканчивалась запись предыдущего альбома, он сразу начинал входить в это специфическое состояние».
«Мы жили в условиях, когда та музыка, которая нас освобождала, образовывала и служила почти религиозным сопровождением нашим жизням, непременно существовала только в записи», — объясняет Борис Гребенщиков. В самом деле, ни музыканты The Beatles, ни The Who, чей альбом «The Who Sell Out» 1967 года, как и «Радио Африка», ярко использует метафору радиоэфира, разумеется, не приезжали живьем в СССР. Их песни — в студийных версиях — пробивались через глушилки на волнах западных станций, а также привозились в страну контрабандой и затем тиражировались почитателями.
Порой речь шла и о контрабанде подлинных раритетов: «Примерно в 1984–1985 году я заехал к дальнему знакомому, и там сидел некий странник из Сибири, приехавший чуть ли не из Усть-Илимска, — вспоминает БГ. — У него был заплечный мешок, а в нем — 14 бутлегов King Crimson!»
Логичный вывод, к которому, однако, не все советские рок-музыканты пришли одновременно: если музыка The Beatles, The Who, King Crimson и других великих производит такое ошеломительное впечатление в записи, то почему бы не попробовать и на собственном опыте оценить преимущества этого медиума? «Мы были одними из первых, кто настаивал на необходимости звукозаписи, — утверждает Гребенщиков. — Я помню, как я Андрюшу Макаревича убеждал, что нужно записываться, а он не понимал зачем. Москвичам это в голову не приходило: можно же песню сыграть живьем — и все!»
Нет, не все: именно запись — основная единица измерения поп-музыки (в отличие, скажем, от музыки классической, для которой первичен нотный текст). Со времен продюсеров 1950–1960-х — Леса Пола, Джо Мика, потом Брайана Уилсона, Джорджа Мартина с «битлами» и многих других — возникло представление о том, что студийная версия песни обязана звучать иначе, чем концертная; что звукозапись позволяет воплотить в жизнь самые смелые продюсерские и аранжировочные идеи.
Отсюда эйфория, охватившая музыкантов «Аквариума» после того, как в их распоряжении оказалась студия MCI с 24-канальным пультом. Еще бы — сколько возможностей сразу открывается для разнообразных экспериментов с многодорожечной записью и наложениями! Правда, времени почти не было: «Мелодия» вскоре грозилась завершить академические записи, ради которых фургон приезжал в Ленинград, после чего передвижная звуковая лаборатория тотчас же отбыла бы обратно в Москву. В этих условиях главным действующим лицам — Гребенщикову, Андрею Тропилло и Виктору Глазкову, рулившему студией, — не оставалось ничего, кроме как проводить здесь все ночи напролет.
«Тропилло был в студии всегда, — вспоминал БГ. — Он, кажется, был тогда женат, но это даже не было заметно: и днями, и ночами он записывал музыку. Причем абсолютно безвозмездно — за шесть лет я ему, кажется, буквально один раз купил пельменей. Как-то раз он мне объяснил свою мотивацию: сказал, что это его месть советской власти, которая что-то плохое сделала с его родителями. И он блестяще отомстил, потому что, по сути, он ее развалил».
«Это было чудовищно». Почему музыкантам не нравится «Рок-н-ролл мертв»
Сегодня не все звуки, появившиеся на свет в студии MCI, радуют их создателей. «К сожалению, я принял участие в той записи, и это было чудовищно, — сетует Всеволод Гаккель. — Мы, что называется, дорвались до запретного плода, а как его есть, нужно ли чистить кожуру или прямо так и класть в рот, со скорлупой и косточками, не знали. Если там была какая-то обработка, конечно, мы желали тотчас же ее применить — и в итоге записали ужасающий звук виолончели, то ли с фэйзером, то ли с флэнжером, в песне „Еще один упавший вниз“».
Вопросы у Гаккеля сегодня вызывает и один из главных хитов «Радио Африки» — песня «Рок-н-ролл мертв». «Когда я услышал группу Crosby, Stills & Nash, то был поражен тем, как обладатели разных по фактуре голосов сочетаются друг с другом. Это достигается тем, что люди не только много репетируют и выстраивают звук, но и поют в один микрофон. И их голоса оказываются записаны в одном акустическом пространстве, с одной обработкой. А у нас голос Боба был записан еще в Доме юного техника у Тропилло, после чего мы с Дюшей пристроились и, не слыша друг друга, пели с разной динамикой в разные микрофоны. Это нонсенс! Но это осталось».
«Рок-н-ролл мертв» не нравился и Александру Ляпину, считавшему, что он как гитарист был способен здесь на большее, — и он исправно демонстрировал это на концертах «Аквариума». «Чушь! — горячится БГ. — Мы действительно были разочарованы сразу после того, как он сыграл свое соло, хотелось некоего фейерверка. Но очень скоро стало ясно, что это абсолютная живая классика, там нет ни одной плохой ноты».
Сочиненная еще во времена «Табу», под аккомпанемент одной из многочисленных размолвок Ляпина и Курехина, песня «Рок-н-ролл мертв» слегка выделяется из общего ряда песен «Радио Африка» — и мощным гитарным звучанием, и патетическим текстом. В основном же это запись мягкая, летучая, полная воздуха, в куда большей степени сельская, чем городская по атмосфере. Ее облако тегов — снег, песок, вода, река, ночь. «Мы тогда снимали комнату в дачном доме в Солнечном, в пригороде Петербурга, — вспоминает Гребенщиков. — И у Севки [Гаккеля] была дача, которая досталась ему от предков. Поэтому мы много времени и зимой, и летом проводили вне Петербурга. Мотались на велосипедах и днем, и ночью — на залив, еще куда-то. Много времени проводилось в нормальной жизни».
Две катушки. Как появилась и сохранилась вторая версия альбома
Обложка «Радио Африки», правда, получилась довольно мрачной: фотограф Андрей «Вилли» Усов снял Всеволода Гаккеля идущим по берегу Финского залива. Благодаря китаисту Сергею Пучкову название альбома удалось написать на конверте иероглифами, напоминающими, кроме всего прочего, загадочные символы с конверта четвертой пластинки Led Zeppelin. «Тогда был еще в черте города совершенно запущенный остров Голодай, — рассказывает Гаккель. — С загаженными подступами к воде, строительный мусор, железяки. Абсолютно фантастический ландшафт, напоминающий зону из „Сталкера“ Тарковского. Всегда интересно в таких местах что-то исследовать и находить». Поначалу предполагалось, что на передней обложке окажется другое фото — БГ, воздевающий руки к небесам; первые копии «Радио Африки» оформлялись именно так. Но в конечном счете ту картинку вынесли на внутренний разворот, а на обложку попала съемка из «зоны».
Тиражировать запись надлежало вручную: в 1983 году альбом неофициального ансамбля не «выходил» на «лейбле», как сегодня, а переписывался в домашних условиях с катушки на катушку. Каждое копирование неизбежно сказывалось на качестве записи: со временем музыка «Аквариума» начинала звучать примерно так же, как песни The Beatles на волнах изо всех сил заглушаемых радиостанций капиталистического мира. Эфирные помехи, непременные спутники занимательного радиослушания советской эпохи, разумеется, стали частью и звуковой канвы аквариумовского альбома — они отделяют в нем песни друг от друга.
Эта специфика распространения музыки приводила к тому, что «релизы» (это привычное сегодня слово здесь нельзя не заключить в кавычки) зачастую существовали в нескольких разных версиях. Подобной судьбы не избежал и альбом «Радио Африка». Один его монтаж — видимо, первый, на скорую руку сделанный в студии в ту самую последнюю ночь перед отъездом фургона MCI в Москву, — остался у Андрея Тропилло: впоследствии именно он лег в основу всех официальных изданий на виниле и CD. Другой вариант со временем осел в домашней коллекции новобранца группы Александра Титова, да там и оставался — до сегодняшнего дня.
«Тот вариант, который был выпущен и всем известен, он немножко длиннее, там слегка по-другому оформлены шумы и переходы с шумов на песни», — рассказывает Титов. Разница — и в характере самих шумов (обрамляющие альбом колокольные звоны здесь, очевидно, просто основаны на другом «семпле» — если, опять-таки, пользоваться современной терминологией), и в их длительности, и в скорости, с которой в «Радио Африке» сменяют друг друга музыкальные картины: в некоторых композициях обрезаны долгие инструментальные «хвосты».
Всеволод Гаккель предлагает сравнение, понятное любому меломану: версия «Радио Африки», выходящая в свет сейчас, — это как альбомы The Beatles в английских изданиях на фирме Parlophone, а знакомый большинству из нас вариант записи — как те же альбомы, но в американских изданиях на фирме Capitol, с измененным трек-листом и порядком песен.
Установить точную дату происхождения катушки с альтернативной версией альбома «Аквариума» сегодня не представляется возможным — но обстоятельства ее появления примерно ясны. Хронист и архивариус группы Алексей Ипатовцев, сам позже занимавшийся распространением аквариумовских записей, утверждает, что на всех пленках, которые копировались в августе-сентябре 1983 года, фигурировал вариант, смонтированный Тропилло. Очевидно, вскоре после этого Борис Гребенщиков собственноручно изготовил новый, что было в те годы в порядке вещей: похожая история ранее произошла, например, с альбомом «Акустика». «Этот микс чище в плане идеи», — говорит сегодня БГ, что объяснимо: перед нами — именно авторский монтаж альбома, сделанный лидером «Аквариума» не наспех, по горячим следам, а по прошествии минимум нескольких месяцев после записи.
Уезжая в Англию (он перебрался туда на постоянное место жительства в 1996-м), Александр Титов взял катушку «Радио Африки» с собой, а недавно решил ее отреставрировать и оцифровать.
«Я отправился в Whitehouse Studio в Корнуолле — это специальная студия, которая занимается реставрацией старинных лент, — рассказывает он. — Процесс заключается в том, что они запекают ленту в определенном режиме при определенной температуре в определенной печке. В результате становится возможно эту ленту воспроизвести, потому что, вообще-то, лента 40-летней давности, будучи поставлена на магнитофон, просто рассыплется в прах. Поэтому и существует этот процесс запекания ленты. А дальше нужно совершить несколько прогонов [пленки от начала до конца для перезаписи], потому что со старой ленты зачастую или в канале каком-то вдруг пропадет звук, или верхние частоты уйдут. Из нескольких прогонов уже можно собрать оцифрованный вариант этого альбома».
Поборники жанровой чистоты. Как приняли «Радио Африку» в рок-клубе
«Нас обосрали полностью, — лаконично говорит БГ, вспоминая реакцию рок-общественности на „Радио Африку“. — Журналисты самиздата „Рокси“, который я к тому моменту уже отпустил от себя, как свободные люди написали, что качество отвратительное и музыка — абсолютный бред».
Можно предположить, отчего так: не оттого ли, что саунд «Радио Африки», невзирая на статус классики русского рока, весьма далек от рока как такового? Саксофоны, электроника, романсы, джаз, регги, барокко-поп и кафешантан. «Рок-клуб, тогда цветущий пышным цветом, нас не любил, — подтверждает лидер „Аквариума“. — В рок-кругах над нами издевались еще с 1970-х годов, потому что мы были не такие, играли не так, как надо. Вот когда есть тяжесть, риффы, свинг — это рок! А у вас что?»
Косным представлениям о рок-аутентичности не соответствовал ни саунд «Радио Африки», ни то, что сегодня, вероятно, назвали бы «методами продвижения релиза» — в 1984-м «Аквариум» появился на Ленинградском телевидении в самом первом выпуске «Музыкального ринга» (который тогда был одной из рубрик программы «Горизонт»). Под видом пародий было исполнено несколько композиций с альбома. «Какой же это теперь андеграунд?» — возмущались пуристы; БГ приходилось объясняться на концертах, что, мол, появление в эфире было не предательством идеалов, а наоборот, храброй вылазкой в тыл врага.
Словом, поборникам жанровой чистоты с «Аквариумом» приходилось нелегко — зато публике настроение «Радио Африки» пришлось по душе. «Через какое-то время вся страна этот альбом слышала и слушала, — без сомнений говорит Всеволод Гаккель. — Аудитория еще не достигла цифр времен гласности и перестройки, но уже уверенно росла. Кстати, первый круг общения „Аквариума“ — те, кто считал группу своим достоянием, жемчужиной, к которой они имеют персональный доступ, — по мере усиления популярности стал отскакивать». Теперь все было иначе: ансамбль вышел на совершенно новый уровень известности. По счастливому совпадению именно в 1983-м истек полугодовой срок запрета на концерты, наложенного на группу рок-клубом после докладной записки из Архангельска, в которой «Аквариум» обвиняли в «отрицательном влиянии на молодежь». Так что вслед за финальной бессонной ночью в студии MCI, едва заскочив на часок домой, музыканты понеслись на вокзал, чтобы тем же вечером успеть выступить на фестивале в выборгском парке Монрепо.
Одна из песен, родившихся уже на заключительной стадии работы над «Радио Африкой», — финальная «Еще один упавший вниз». Как и «Рок-н-ролл мертв», это заметно выделяющийся по настроению фрагмент альбома. Сумрачный тон «Упавшего» оттеняет идиллическую атмосферу большинства предыдущих композиций, а «архангельский всадник», который «смотрит мне вслед», — вполне вероятно, аллюзия как раз на концерт в Архангельске, прозрачная метафора «компетентных органов», которые всерьез заинтересовались музыкой группы именно после поступившей оттуда кляузы.
В последующие годы «Аквариуму», ранее имевшему дело в основном с относительно травоядными местными худсоветами, приходилось учитывать вполне реальную угрозу оказаться за решеткой за неосторожное высказывание или движение, причем за примерами подобного развития событий не требовалось ходить далеко: так, в августе 1983-го в Москве был арестован Алексей Романов из группы «Воскресение», в итоге проведший более полугода в камере предварительного заключения. Даже через все монти-пайтоновское озорство в «Радио Африке» нет-нет да и пробивалась тягостная правда жизни.
Начало настоящего счастья
И все же в наши дни в воспоминаниях всех без исключения участников процесса доминируют иные эмоции. «Не будучи искусными музыкантами, мы в „Аквариуме“ к тому моменту создали свою сказку, — считает Всеволод Гаккель. — Была сформированная эстетика: по прошествии времени я могу сказать, что у нас было уникальное звучание. На горизонте не было других ансамблей с таким составом и с таким подходом. Я был абсолютно счастливым человеком, который играл в своей группе, — и даже не мог представить себе, что буквально через год сделаю первую попытку из этой группы уйти».
Для Гаккеля «Радио Африка» сегодня — пик истории ансамбля, время абсолютного расцвета, мощный заключительный аккорд того «Аквариума», который по сей день бесконечно ему дорог. «Дальше были и „День серебра“, и „Дети декабря“, и „Равноденствие“. Но там, по моему ощущению, уже исчезла интрига, — признается он. — Исчезло ощущение приключения, радости. Игра в группе — это приключение, игра на инструментах друг с другом — это невероятное счастье, и вот в последующих альбомах я стал чувствовать, что ощущение радости бытия постепенно уходит. Появилась какая-то тревога, какое-то несовпадение. А в момент „Радио Африки“ еще была интрига».
Борис Гребенщиков кривую развития «Аквариума», разумеется, видит по-другому — но и он со своей стороны считает альбом «Радио Африка» одной из вершин творчества группы. «Это начало настоящего счастья, — говорит БГ сегодня. — Мы вышли на тот уровень, за который уже было не стыдно. Я все 1970-е изыскивал возможности, как записываться, но не получалось. Появление Тропилло в 1980-м стало откликом на мои многолетние молитвы — но тем не менее даже за „Табу“ мне еще было стыдно, прежде всего из-за настроения: вся запись того альбома была страшной головной болью. А в „Радио Африке“ все наконец достигло своего воплощения абсолютного. И то, что мы потом продолжили в „Дне серебра“ и „Детях декабря“, было раскрытием этого потенциала. Более того, до сих пор все, что мы делаем, — это раскрытие этого же потенциала».
То есть «Радио Африка» — это одновременно и итог, и новое начало. И кульминация раннего этапа карьеры «Аквариума», периода первоначального накопления творческого капитала, и старт следующей, никоим образом не менее захватывающей главы. Каждый звук, вошедший в альбом — от стартового колокольного звона до, например, необъяснимого заклинания «Чуки-чуки-банана-куки», единственный раз возникающего в песне «Вана Хойя», — сродни фракталу: в нем в миниатюре отражен весь тот сокрушительный всплеск, Большой Взрыв вдохновения, который и позволил этой записи появиться на свет.
По архивам становится ясно, что альбом лишь по техническим причинам не стал двойным — БГ в 1983 году, мягко говоря, не испытывал недостатка песенных идей. Он как будто ловил их прямиком из воздуха, из эфира — подключившись к таинственным частотам не то Радио Африки, не то Радио Шаолинь. «Я воспринимаю себя как приемник, — утверждал Гребенщиков в одном из интервью тех лет. — Энергия все равно идет не от меня, а моя задача — как можно чище держать настройку, чтобы не было помех».
Радио — многозначный образ: на бытовом уровне это приспособление, позволявшее попасть в большой мир, услышать его пульс, ощутить его вибрации, физически оставаясь в пространстве условной коммуналки на улице Софьи Перовской. А на философском уровне это прежде всего магическое средство коммуникации, с помощью которого по незримым маршрутам информация, принадлежащая одной реальности, может быть воспроизведена в другой.
В том числе — и в реальности сегодняшней. «Меня приводит в столбняк, что то, что мы сделали 40 лет назад, до сих пор кому-то интересно, — говорит Гребенщиков. — Но мы действительно были удивительно, фантастически свободны. И видимо, давали хороший пример, судя по реакции сотен тысяч людей, если не миллионов». «Когда я сравниваю себя на [новой] обложке „Радио Африки“ с собой нынешним, то понимаю, что несколько изменился, по крайней мере внешне, — продолжает он. — А внутренне — ничуть».
Лев Ганкин