В Южной Корее у родителей десятилетиями отбирали детей. Их объявляли сиротами, чтобы отдать на усыновление в иностранные семьи Жертвы выросли и теперь говорят, что их продали
Когда во второй половине XX века правительство Южной Кореи предоставило полную свободу частным агентствам по усыновлению, те стали принуждать матерей-одиночек отказываться от детей или крали новорожденных, чтобы выдать их за сирот по поддельным документам. Такая схема позволяла агентствам фактически продавать несовершеннолетних в приемные семьи за границей и избавляла власти от необходимости поддерживать нуждающихся. «Медуза» пересказывает материал The New York Times (NYT) о том, почему усыновление в Южной Корее превратилось в бизнес и как справляются с его последствиями те, кого разлучили с родителями.
Южная Корея — лидер по количеству приемных детей, отправленных за границу. Это косвенное следствие корейской войны
Среди всех государств мира Южная Корея лидирует по количеству детей, усыновленных иностранцами. С 1953 года, когда завершилась корейская война, около 200 тысяч несовершеннолетних граждан переехали за границу — в основном в США и Европу. Тенденция сохраняется и сейчас: несмотря на резкий спад рождаемости, многие дети из Южной Кореи попадают в приемные семьи в других государствах. По ситуации на 2021 год, пишет NYT, лидерами по этому показателю также считались Колумбия, Индия и Украина.
Многочисленные обвинения в коррупции и нарушениях вынудили власти Южной Кореи в 2022 году начать первое официальное расследование процедур усыновления. Выяснилось, что сами корейцы неохотно брали приемных детей, несмотря на профильные госпрограммы: после войны — из-за упадка экономики, кризиса в сфере здравоохранения и социальной поддержки — нужно было срочно найти приемных родителей за границей для сирот, брошенных детей и детей с ограниченными физическими возможностями.
Во многих случаях это помогло детям обрести любящих и заботливых родителей. Однако в попытках популяризировать эту программу правительство Южной Кореи спровоцировало новые проблемы, которые остаются нерешенными даже спустя несколько десятилетий. Компании — посредники между государством и потенциальными приемными родителями-иностранцами начали подделывать документы и скрывать данные детей ради прибыли. Часто в результате их действий детей можно было усыновлять и удочерять без ведома биологических родителей.
Многих незамужних женщин еще до родов принуждали отказаться от ребенка, чтобы избежать позора. Обычно компании и государственные ведомства не проявляли к дальнейшей судьбе детей никакого интереса. Если ребенок испытывал проблемы с адаптацией или подвергался насилию, помочь ему было некому.
В документах Мии Ли Соренсен, которую удочерила пара из Нидерландов, указано, что она родилась в 1987 году раньше срока. Ее биологические родители якобы не могли обеспечить ей необходимый уход и согласились, что дочери будет лучше за границей. Соренсен удалось найти отца и мать в Южной Корее лишь в 2022 году. Биологические родители рассказали ей, что мать потеряла сознание во время родов, а когда очнулась, врачи сообщили ей, что девочка умерла. В действительности документы подделали, а саму новорожденную тайно передали в приемную семью. Соренсен сравнила случившееся с ней и другими детьми с торговлей людьми.
Для агентств по усыновлению передача детей в приемные семьи превратилась в прибыльный бизнес
Одним из факторов, превративших незаконный экспорт детей в прибыльный бизнес, стали ксенофобские стереотипы и предубеждение против людей смешанного происхождения, существовавшие в Южной Корее в послевоенные годы.
Многие женщины в Южной Корее (среди них было немало секс-работниц) начиная с 1950-х рожали детей от американских военных, оставшихся служить на базах после войны. Власти требовали от сотрудников агентств по усыновлению, чтобы те уговаривали таких женщин отдавать детей смешанного происхождения в иностранные семьи.
Первый президент страны Ли Сын Ман продвигал политику «одно государство для одного народа» — подобная установка предполагала, что детей корейских женщин от американских солдат следует отправлять «на родину их отцов». Помимо женщин, рожавших детей от иностранцев, стигматизации в Южной Корее подвергались матери-одиночки.
Многие матери оказались перед выбором: отдать детей приемным родителям за границу или растить их самим в бедности, подвергаясь общественному осуждению. «Наше общество не беспокоилось об этих детях и об их матерях, — вспоминал бывший руководитель южнокорейского отделения международного агентства по усыновлению Holt Childrenʼs Services Чон Ха Бу. — Женщины жили и работали в комнатах, где едва хватало места, чтобы вместить кровать».
Одна из отданных в иностранные семьи девочек — Мики Ву Флиппен родилась в 1965 году у кореянки и темнокожего американского солдата. Она вспоминала, как прохожие оскорбляли ее, стоило ей покинуть переулок, где она жила с матерью, братьями и сестрами. После смерти матери Мики, которая уже была подростком, удочерила семья из США.
В Южной Корее регистрация новорожденного долгое время считалась обязанностью родителей, что часто позволяло агентствам по усыновлению фактически красть детей и выдавать их за сирот. По воспоминаниям Чон Ха Бу, каждую пятницу к нему в учреждение поступало около 20 детей со всей страны. О некоторых из них не было никакой информации, и врачам приходилось устанавливать их возраст по состоянию зубов. Другие долгое время голодали и погибали вскоре после поступления в агентство. Их хоронили, так и не зарегистрировав официально даты рождения и смерти.
Однако Чон Ха Бу утверждает, что под его руководством агентство не нарушило никаких законов. По его словам, оказавшись за границей, дети жили в лучших условиях и получали своевременную медицинскую помощь. Правительство же, благодаря оттоку детей из неблагополучных семей, смогло уменьшить количество граждан, нуждавшихся в социальных пособиях. Чтобы добиться этого, власти позволили четырем частным компаниям, включая Holt Childrenʼs Services, зарабатывать на передаче предполагаемых сирот в иностранные семьи.
Государство не следило за тем, кого агентства отдавали на усыновление и что происходило с детьми в приемных семьях
От потенциальных приемных родителей не требовалось даже приезжать за детьми, поскольку агентства доставляли их напрямую. Посредники часто задешево нанимали сопровождающих, которые не могли обеспечить для детей нормальные условия в пути. В 1970 году в одной из корейских газет вышел репортаж о 10 детях, направлявшихся во Францию для усыновления, которых при посадке на самолет разделили на пары и связали между собой бельевой веревкой. Сопровождавший их американец объяснил, что сделал это, чтобы те не разбредались.
В 1980-х процедуру передачи детей в приемные семьи упростили для продвижения «эмиграции и дипломатии на частном уровне». С тех пор иностранные журналисты и правозащитники неоднократно критиковали Южную Корею за «экспорт детей» и «доставку детей по почте», но до недавнего времени правительство игнорировало любые претензии.
В 1985 году 8837 детей из Южной Кореи отправили в приемные семьи. Из них 6021 оказался в США. За каждого ребенка агентства брали от трех до четырех тысяч долларов в качестве «сбора за содействие» — такая взятка, предположительно, давалась для того, чтобы обойти запутанные бюрократические процессы и избежать отказа. Судя по документам, доступ к которым получили журналисты NYT, сама процедура передачи ребенка обходилась будущим приемным родителям еще в 1450 долларов.
В конце 1980-х некоторые законодатели начали подозревать, что агентства фактически занимались торговлей людьми. В одном из документов того периода приводилась цитата администрации президента о том, что агентства «беспокоились о прибыли» и забрасывали «подарками» клиники и приюты. Те в обмен снабжали их детьми для усыновления.
Руководство Holt Childrenʼs Services отвергло обвинения. По словам представителей компании, они действовали с одобрения правительства, а приемные семьи подбирали в соответствии с данными, полученными от государства. В случаях когда незарегистрированных детей приносили родители, агентства имели формальное право считать их сиротами.
Корейская социальная служба, еще одно агентство по усыновлению, отказалась отвечать на вопросы журналистов. Однако в переписке с выросшими в приемных семьях южнокорейцами, которая оказалась в распоряжении NYT, компания признала, что подделала многие документы.
Одной из жертв подобных фальсификаций в 1976 году стала отправленная в Данию сирота по имени Ын Ген Ли. В приемной семье она получила имя Аня Педерсен и лишь спустя 30 лет узнала, что на самом деле ее зовут Ын Чжу Сон и что родной дядя передал ее агентству без разрешения отца. Новым родителям ее доставили под именем умершей девочки и по поддельным документам. Педерсен отыскала биологическую семью, но не нашла никакой информации о девочке, именем которой ее назвали, чтобы скрыть обман.
Другого ребенка, по бумагам считавшегося сиротой, усыновил неженатый американский бизнесмен. Мальчик вырос в США под именем Уильям Алан Ворхиз, но смутно вспоминал визит с мамой на сельскую ярмарку в Южной Корее, где его схватил и увел с собой неизвестный мужчина.
Выросшие в иностранных семьях дети годами требовали, чтобы в Южной Корее начали расследование
В период пандемии коронавируса выросший в датской приемной семье Питер Моллер попросил других корейцев, оказавшихся в подобной ситуации, поделиться опытом. Он ожидал, что таких происшествий будет всего несколько. К его удивлению, сотни людей рассказали, как их документы подделали, а их самих похитили у биологических родителей и передали иностранцам — те могли даже и не подозревать, что ребенка к ним отправили фактически незаконно.
В южнокорейских СМИ часто публикуются истории успеха местных детей, которые выросли в приемных семьях за границей. Однако в действительности жизнь таких людей часто далека от идиллии. Многие из них десятилетиями задаются вопросами о собственном происхождении и возвращаются в страну, где родились, чтобы все-таки понять, кто они на самом деле и как разлучились с биологическими родителями.
Когда в 2005 году группа выросших в приемных семьях корейцев обратилась к правительству с просьбой расследовать коррупцию в сфере усыновления, их проигнорировали. Из-за того, что их документы подделали при рождении, они не могли самостоятельно выяснить, при каких обстоятельствах их передали в приемные семьи. По закону, охранявшему право на частную жизнь, отданные на усыновление дети не могли узнать имена биологических родителей.
Ситуация изменилась только в 2022 году, когда правительство под давлением общественности все-таки санкционировало расследование — его результаты планируют опубликовать весной 2024-го. У следователей нет юридической возможности выдвигать обвинения против агентств, но правительство по закону обязано прислушаться к их рекомендациям.
По словам выросшего в приемной семье за границей художника Джима Мейерсона, южнокорейские власти часто даже спустя много лет с одержимостью относятся к преступлениям других государств. Один из самых известных подобных случаев касается требования, чтобы японское правительство принесло извинения за сексуализированное насилие над кореянками в период колониального господства. Тем не менее, когда дело доходит до преступных процедур усыновления, государство не предпринимает практически никаких попыток восстановить справедливость.
«Какое право мы — как страна, как культура, как сообщество — имеем требовать извинений от Японии, когда не можем разобраться в происходящем у себя дома с нашими собственными детьми?» — сказал Мейерсон.
* * *
За последние годы ситуация в сфере усыновления в Южной Корее частично улучшилась. Так, власти ввели программу поддержки матерей-одиночек, которые не хотят расставаться с детьми. А передачу в приемную семью за границу теперь должен одобрить суд. Летом 2023 года национальное собрание приняло закон, по которому ответственность за учет новорожденных теперь возлагается на больницы и другие государственные инстанции.
«Медуза»