Всегда — любимый персонаж Умерла Инна Чурикова. Антон Долин вспоминает ее роли, в каждой из которых невозможно представить другую актрису
Инна Чурикова умерла в возрасте 79 лет. С 1975 года она была актрисой московского театра «Ленком», а также снялась во множестве фильмов, которые знает вся страна. Одни из самых запоминающихся ролей Чурикова сыграла в картинах «Тот самый Мюнхгаузен», «Военно-полевой роман», «Васса», «Курьер», «Ширли-мырли», «Ребро Адама». Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает о невероятной портретной галерее, созданной актрисой.
Инна Чурикова — из редких людей, по отношению к которым определение «гениальный» не кажется гиперболой или проявлением неуместных эмоций. Это не преувеличение, не комплимент — констатация.
А вот природа ее дарования от определений ускользает, объединяя в себе противоположности. Актрис принято делить на «характерных» и «красавиц», но кто отважится приписать к одной из двух категорий Чурикову? В ее образах были хрупкость, уязвимость, нежность, от которых захватывало дух. Но была и удивительная способность к гротеску, почти карикатуре. А главное — на протяжении более чем полувека у нее была уникальная способность две эти ипостаси соединять и парадоксально совмещать.
Достаточно вспомнить начало ее карьеры в кино. Незабываемая конкурсантка из «Я шагаю по Москве» Данелии — золотого стандарта советской лирической комедии, следом — пугающе нарумяненная Марфушенька-душенька из «Морозко», потом достойная партнерша не менее гениального Евгения Леонова в сюрреалистическом «Тридцать три». Совсем разные постановщики видели в ней источник вдохновения, будто пытались закрепить ее незабываемую внешность в каком-то устойчивом амплуа, но не могли. Так родилась на свет ее первая по-настоящему великая роль: героическая и трагическая, пусть в то же время и забавная, Таня Теткина из режиссерского дебюта ее мужа и соратника Глеба Панфилова «В огне брода нет». Романтически-парадоксальная баллада о Гражданской войне победила на фестивале в Локарно, и этот «Золотой леопард» был для них общим. Они вообще были равновеликими — у Панфилова и Чуриковой никак не получался сложноподчиненный дуэт «автора и его музы».
В ее незабываемом лице, узнаваемых его чертах была неотвратимость, окончательность средневекового портрета — Чурикова могла бы стать идеальной моделью для ван Эйка. Не случайно многие ее ключевые роли в семидесятых были связаны с эпохами, предельно далекими от приземленного застойного СССР. Непреклонная и уязвимая советская Жанна дʼАрк в «Начале» того же Панфилова — лучшее, что Чурикова сыграла в кино, театральный дебют в ленкомовском «Тиле» Марка Захарова по пьесе Григория Горина в роли Неле (часто говорят об архетипичности двух шутов, тощего Уленшпигеля и плотного Ламме, но почему забывают о душе их союза, трепетной Неле?), наконец, Офелия в ревизионистском «Гамлете» в постановке Тарковского. Десятилетие спустя она вернется в Эльсинор, но уже в версии Панфилова и в роли королевы Гертруды.
Панфилов создал невероятную портретную галерею, и в центре каждой картины была Чурикова, хотя такими разными были сами фильмы, — она обеспечивала и изменчивость жанра, и верность автора самому себе. Госчиновница Уварова в «Прошу слова», литературовед Саша в полочной «Теме», буфетчица в вампиловской «Валентине», две почти мифические фигуры — Васса Железнова и Ниловна — в «Вассе» и «Матери», двух удивительно небанальных интерпретациях канонических текстов Горького. Одновременно с этим Чурикова продолжала привлекать режиссеров предельно различных стилей, взглядов и подходов. Отталкивающая лицемерка Якобина в фантасмагорическом «Том самом Мюнхгаузене» Горина — Захарова, жена-педагог в лирическом «Военно-полевом романе» Петра Тодоровского, мамаша главного героя в перестроечном «Курьере» Карена Шахназарова — в любой, даже второстепенной роли она становилась любимым персонажем зрителя.
У Чуриковой не было провальных или пустых периодов, для нее работа находилась всегда, даже когда замирали и прокат, и кинопроизводство. Что, если задуматься, поразительно, уж очень «специфичными» были ее данные — но все стереотипы уничтожались огнем ее немеркнущего таланта. В девяностых были такие причудливые опыты, как «Ребро Адама» Вячеслава Криштофовича, «Плащ Казановы» Александра Галина, «Год Собаки» Семена Арановича. Несомненно, недооцененные фильмы, каждый из которых непредставим с другой актрисой. А потом ключевая для карьеры Андрея Кончаловского «Курочка Ряба» с ролью в прямом смысле архетипической и редкий для того десятилетия зрительский триумф, бурлескные «Ширли-мырли» Владимира Меньшова.
В нулевых она, став живым классиком, играла все чаще в экранизациях классиков. Особенно запомнилась генеральша Епанчина в «Идиоте» Владимира Бортко, но были еще «Без вины виноватые» Панфилова, а также сериалы по писателям-современникам — аксеновская «Московская сага», солженицынский «В круге первом». В новом тысячелетии Чурикова цементировала литературные образы и XIX, и XX столетий.
В 2010-х Чурикова и сама стала живым мифом, не прекращая создавать потрясающие новые роли. Иногда эпизодические и знаковые, как у Михалкова в «Утомленных солнцем — 2» или Панфилова в недавнем «Иване Денисовиче», иногда у комедиографов нового поколения, для которых она стала настоящим сокровищем. Возможны ли без Чуриковой «Самый лучший день» Жоры Крыжовникова или «Страна ОЗ» Василия Сигарева — хулиганские нонконформистские картины, в которых ее присутствие было столь органично?
Казалось, что она будет сниматься и жить всегда. Что российская и мировая культура без Чуриковой никогда не будет прежней. Впрочем, не казалось.
Антон Долин