В Амстердаме открылась выставка «Юность» Анне Имхоф. Это бесконечный темный лабиринт с видами Москвы Инсталляцию должны были показать в «Гараже», но началась война
1 октября в амстердамском музее Stedelijk Museum открылась выставка немецкой художницы Анне Имхоф «Юность». Точнее говоря, тотальная инсталляция: зрители проходят по длинному темному лабиринту из покрышек и металлических заграждений и смотрят на видео-арт, снятый в России. До начала войны в Украине предполагалось, что выставка пройдет в московском музее «Гараж». Кинокритик Антон Долин побывал в Амстердаме и рассказывает, как работа Имхоф воспринимается сегодня.
Табун, кажется, диких лошадей бежит по снегу, но не в лесу или поле: фон — спальные районы мегаполиса. Только здесь, судя по всему, никто не спит. В постапокалиптическом ретрофутуристическом ландшафте, полностью очищенном от людей, безошибочно узнается московский район Чертаново. За кадром звучит депрессивная мелодия из «Страстей по Матфею» Баха — музыка не воскрешения, но смерти. Оторваться от гипнотизирующих движений животных невозможно, хотя очевидно, что конца и края им не будет. Перед нами видео-арт, включенный в тотальную инсталляцию под названием «Юность».
Художница Анне Имхоф — звезда современного искусства, чье восхождение началось примерно 10 лет назад и достигло пика в 2017 году. Тогда на Венецианской биеннале «Золотого льва» присудили ее инсталляции-перформансу с говорящим для Германии названием «Фауст». Под жутковатые дисгармоничные звуки исполнители двигались по стенам, свисали с потолка или ползали под полом, по которому ходили посетители, а вход в помещение немецкого павильона охраняли сторожевые собаки.
Каких-то простейших символических объяснений своего чрезвычайно выразительного искусства Имхоф не предлагает, но действует оно безошибочно сильно и не всегда приятно. Недавно этот эффект был повторен ее масштабной работой «Натюрморты» в парижском Palais de Tokyo.
Следующий монументальный труд Имхоф создавался по заказу музея «Гараж» в Москве. Он был почти уже готов, но началась война, и все прежние планы отменились. Теперь «Юность», видеочасть которой снималась в России, получила премьеру в Амстердаме, в знаменитом музее современного искусства Stedelijk, заняв весь его подвальный этаж.
Трудно или вовсе невозможно сказать, что из этого огромного проекта было придумано еще до 24 февраля, а что обрело нынешний вид уже после вторжения России в Украину, но интуиции и образному мышлению Имхоф хочется отдать должное. Ощущение нынешнего исторического момента она передает точнейше.
«Юность», в отличие от многих других инсталляций немецкой художницы, не включает в себя перформанс. Новая работа Имхоф — это пустой, хотя и угрожающе неуютный лабиринт, в котором посетители оказываются наедине друг с другом. Они потерянно бродят среди подсвеченных красным — то ли огонь, то ли кровь, то ли краска — металлических каркасов и наблюдательных вышек, а также бесчисленных канистр с неизвестной жидкостью (почему-то кажется, что токсичной или взрывоопасной). Целые стены сложены из автомобильных покрышек, которые будто только и ждут, когда их подожгут. И если это случится, глобальный склад художницы — хранилище чьих-то неосуществленных надежд и фобий — превратится в грандиозную непреодолимую баррикаду. Только зажигать ее некому: людей здесь нет, кроме традиционно аккуратных и корректных посетителей европейского музея.
Лишь следы присутствия невидимых бунтарей поддерживают нависшее в воздухе ощущение угрозы: мотоциклы и мотоциклетные шлемы, рок-гитары и непрозрачные стекла, испещренные нечитаемыми граффити. Внезапно склад переходит в бесконечные ряды шкафчиков, как на заводе, в лаборатории или каком-то офисе из антиутопического будущего (сразу вспоминается «В сторону рая», новейший роман Ханьи Янагихары). Они наглухо заперты — остались следы человеческого присутствия, но не сам человек.
Дух этого всеобъемлющего места — худощавая девушка с голым торсом и в рваных джинсах. Ее повсеместное присутствие на видеоэкранах лишь подчеркивает дегуманизирующую безлюдность лабиринта. Если угодно, она и есть воплощенная Юность, прекрасная и безразличная к окружающему упадку. Это модель, муза и подруга Имхоф, также художница — уроженка Нью-Йорка Элайза Дуглас. Она объезжает коня под неизменным снегом, она же обходит заброшенные руины и каркасы разрушенных (или, напротив, еще не построенных) зданий той же самой Москвы, но остается одинокой посетительницей этого города без людей — и не для людей.
Конечно же, Имхоф и Дуглас не думали создавать некий шарж на «прекрасную Россию будущего», одновременно узнаваемую и сновидчески абстрактную. Перед нами пространство воображаемое, безлико-универсальное. Но никак не отделаться от мысли, что через обобщение прорастает слишком уж характерный образ конкретной страны.
В ее пространствах человек теряется и исчезает, скукоживается до функции, до инициала, до буквы — как землемер в «Замке» Кафки. Дома-муравейники предназначены будто вовсе не для жизни, а для укрытия от реальности. Вечно идет снег. Лишь девушка-валькирия откуда-то из других миров — аватар и альтер эго самой художницы — неслышно носится над сугробами и даже не поежится, когда на ее кожу упадут снежные хлопья. Диагноз — скорбное бесчувствие, как в фильме Сокурова, когда-то в форме фарса рассказавшего о трагедии Первой мировой войны. Вот уже и третья то ли на пороге, то ли вовсю идет, а диагноз остался прежним. Что ж, согласно апокрифу, в России за 10 лет меняется все, а за 200 — ничего.
Антон Долин