«Голиаф» Адильхана Ержанова — казахский вестерн о власти, мести и справедливости В нем можно найти ответы на риторические вопросы о природе насилия, которые многие задают себе сегодня
В российских кинотеатрах идет «Голиаф» — фильм казахского режиссера Адильхана Ержанова. В нем бедняк Арзу сталкивается с криминальным авторитетом Пошаевым, который контролирует целый поселок и убивает жену Арзу за то, что та написала жалобу в полицию. Кинокритик «Медузы» Антон Долин называет эту картину казахским вестерном и рассказывает, как Ержанов пробует сформировать новый яркий поджанр кино, не уступающий итальянскому «спагетти-вестерну» и японскому «сукияки-вестерну».
Впору удивляться, каким образом в нынешних обстоятельствах на российские экраны в принципе мог выйти такой фильм, как «Голиаф», — откровенный, жесткий и бескомпромиссный приговор властолюбцам, привыкшим решать любые вопросы при помощи насилия. Очевидно, казахское независимое кино, да еще и с российским участием (сопродюсер картины — Наталья Дрозд, работавшая над «Аритмией» Бориса Хлебникова, а в одной из главных ролей — Александра Ревенко), проходит ниже любых цензурных радаров. Тем лучше для зрителей.
«Голиаф» обескураживает — и восхищает — своей простотой и прямолинейностью. Это притча, но в то же время это кино, напрямую призывающее сопротивляться тирании.
Действие происходит в селе Каратас, которое режиссер Адильхан Ержанов когда-то придумал в качестве своего персонального Чегема или Макондо. Дипломный фильм Ержанова так и назывался — «Каратас». В границах этого же населенного пункта, затерянного среди просторов Казахстана, разворачивались сюжеты большинства его картин.
В Каратасе «Голиафа» власть захватил главарь банды, некто Пошаев (его играет постоянный актер Ержанова Данияр Алшинов, обладающий необходимой для роли грубоватой харизмой). Он беспощадно уничтожает всех на своем пути и именно поэтому пользуется популярностью у местных. Например, не ради корысти, а из чистой идеи он сражается с коррупцией политиков и наркотрафиком. Когда же в регион приезжают иностранные инвесторы, Пошаев, убивший главу местного предприятия, требует, чтобы на работу туда нанимали исключительно жителей Каратаса.
Фильм начинается с яркой сцены невозмутимых, рутинных упражнений в насилии — разумеется, на фоне живописного и безразличного к происходящему пейзажа. Это прелюдия к расправе, которая запускает механизм интриги в фильме. Банда Пошаева наведывается в гости к женщине, посмевшей написать в полицию жалобу на беспредел и заказные убийства. Дав ей выкурить последнюю сигарету, Пошаев приговаривает ее к смерти: роль обвинительного заключения играет текст ее письма, попавшего в руки к Пошаеву.
Позже, зайдя на похороны убитой, бандит оказывает милость ее мужу — инвалиду и отныне отцу-одиночке по имени Арзу (Берик Айтжанов). Пошаев готов не только безвозмездно дать Арзу денег, но и взять его на работу охранником — тем более тот когда-то служил и вроде бы умеет стрелять. От предостережений Пошаев царственно отмахивается: он не верит в способность хромого и контуженного заики отомстить. Даже когда тот подходит к нанимателю с карманным ножом, бандит лишь пожимает плечами. Зато жители Каратаса расценивают это как угрозу привычной «стабильности» и избивают Арзу. Теперь он еще и пария, вынужденный оставить родной дом.
Маховик действия раскачивается постепенно, но с успокаивающей системностью. Ержанов не обходит вниманием ни один из штампов поджанра вестерна — драмы отмщения, в которой основным двигателем сюжета становится месть. В рамках канона появится и героиня Ревенко Таня — одинокая молодая женщина, которая пригреет Арзу и первой разглядит в нем личность. Будет и экстатическая финальная перестрелка на фоне впечатляющего ландшафта. И в этой предсказуемости есть что-то терапевтическое.
Наверное, можно сказать, что Ержанов со своим Каратасом задает правила казахского вестерна — по аналогии с итальянским «спагетти-вестерном» и японским «сукияки-вестерном». В этом режиссер следует ревизионистскому кинематографу Тарантино, а также брутальным и немногословным картинам Балабанова. Хотя сам в качестве источников вдохновения называет актерскую игру Марлона Брандо и фильмы режиссера Питера Уира.
К 40 годам режиссер снял 12 успешных картин, оцененных на фестивалях по всему миру, от Венеции до Сан-Себастьяна. Только за 2022-й он выпустил три полнометражных фильма: в январе на Роттердамском кинофестивале показали антиутопический триллер «Штурм» с той же Ревенко, в Венеции — «Голиафа», а на грядущем Варшавском фестивале состоится премьера «Обучения Адемоки», драмы о девушке-мигрантке с участием того же актера Данияра Алшинова.
Несмотря на сенсационную карьеру, Ержанов продолжает учиться профессии и совершенствовать свою неповторимую интонацию, в которой сочетаются жестокость, поэзия, юмор и фанатичная преданность старому кино. «Голиаф» — один из самых цельных его фильмов. И наряду со «Штурмом» — самый своевременный, в отличие от раздражающе архаичных «Ласкового безразличия мира» и «Желтой кошки».
Обильно цитируя Маккиавелли — в изначальном варианте сценария Пошаев был уволенным учителем истории, начитавшимся «Государя», — Ержанов создает универсальную, но и весьма специфичную для постсоветского пространства историю о тирании, праве сильного и стокгольмском синдроме. Его Арзу — идеальный «униженный и оскорбленный». В отношении зрителя к нему жалость быстро переходит в омерзение: как же возможно служить своему насильнику, есть ли этому оправдание? И в какой момент жертва оказывается сообщником палача? Эти вопросы сегодня, на фоне войны в Украине, задают себе многие. За просмотром «Голиафа» они неожиданно почувствуют, как налет восточной экзотики исчезает без следа, а экранное действие превращается в честное зеркало нашей реальности.
Антон Долин