«Пережила еще одно 24 февраля» По всей стране россиянки спасают от мобилизации своих мужей, братьев и сыновей. Три жительницы Петербурга рассказали «Бумаге», как им это удалось
21 сентября Владимир Путин объявил о начале «частичной мобилизации». По словам министра обороны Сергея Шойгу, на войну планируют отправить 300 тысяч мужчин из разных регионов России — но, вероятно, эта цифра может быть в несколько раз больше. После этого многие российские мужчины решились на экстренную эмиграцию. Издание «Бумага» поговорило с тремя женщинами, чьи мужья, сыновья и братья срочно покидают Россию, чтобы избежать участия в войне. С разрешения издания «Медуза» публикует этот текст с незначительной редактурой.
Жанетта
отправила сына в Эстонию
У меня сын, ему 28 лет. Он… Извините, я волнуюсь — вчера пережила еще одно 24 февраля. Он годен к военной службе в военное время — такая формулировка в его военном билете. Мой сын не служил в армии по состоянию здоровья, а когда поступил [в университет], военные кафедры уже упразднили. Поэтому к вооруженным силам он не имеет никакого отношения. Сын работает в сфере IT в Петербурге.
Накануне, когда все ждали выступление самого главного человека, было неспокойно. Мы живем все вместе: я, муж, сын, невестка и маленькая внучка, которой год и три месяца. У нас [женской половины семьи] была нервозность, а наши мужчины подшучивали: вы такие паникерши, не надо истерить заранее. У меня было плохое предчувствие, я говорила, что накануне 24 февраля мы [женщины] так же переживали, а мужчины нас уверяли, что всего этого [боевых действий в Украине] не может быть.
Легли спать с очень тяжелыми чувствами, а утром [21 сентября] проснулись, включили телевизор, и, когда началось выступление, у меня внутри все задрожало. Потому что когда родишь и вырастишь своего ребенка — никакие причины на свете не могут заставить его отдать.
По заявлениям официальных лиц, все замечания и разъяснения последуют в течение суток, поэтому мы подумали, что 21-го, скорее всего, ничего нового не произойдет. И приняли решение, что сыну нужно уехать. Невестка поехала с ним. Эти сборы… когда все хватаешь — детскую одежду, детское питание, — сгребаешь в чемодан…
После 24 февраля у нас уже был план. Когда все случилось зимой, мы всей семьей оформили — благо у нас была возможность — по корням вид на жительство в Прибалтике. Как говорится, соломку мы здесь подстелили.
[У сына] задача была одна — пройти ближайшую границу 21 сентября, пока не объявили что-нибудь еще. Слава богу, мы живем в Петербурге и тут до Эстонии всего 180 километров. Мы с мужем проводили детей и сидели как на иголках, ждали, когда они пройдут российско-эстонскую границу и отпишутся, что все нормально.
Границу они прошли ближе к полуночи. Обстановка абсолютно спокойная. На российской стороне была длинная очередь, перед сыном [около девяти вечера] было примерно 40 машин. Вопросы на российской границе были стандартные: везете ли что-то, что нужно задекларировать и так далее. Вещи не досматривали. Благодаря ВНЖ дополнительно ничего не спрашивали. Эстонская граница вообще заняла три минуты.
Мы с мужем тоже планируем присоединиться [к сыну и невестке]. Но у мужа бизнес в России, а я ему помогаю. Вы [с интервью] застали меня в офисе, где я обложена актами сверки. Нам нужно завершить какие-то дела, элементарно коронку на зуб поставить. Спустя несколько недель выдвинемся к детям.
Вопрос возвращения в Россию для нас очень болезненный. Я сама из Прибалтики, когда-то вышла замуж за ленинградца. Я прожила в России больше, чем на своей родине, вся моя жизнь — семья, друзья, карьера — в России.
Душа просто разрывается. Я всегда всем говорила, что мне так нравится жить в России — такие возможности, такая карьера. А последние годы как мы жили… это была просто сказка: как сейчас выглядят Москва и Петербург, скоростные поезда, путешествия по миру… Мы были так счастливы.
Но в России сейчас опасно для жизни наших мужчин. К счастью, моему мужу 60 лет, он находится на грани по той табличке, которую все рассматривают. А вчера меня осенило: что, если эту табличку перепишут и 60 вдруг превратится в 65? Тогда мой муж будет под угрозой. Выбор между жизнью близких и материальными благами очень тяжелый, но жизнь всегда превалирует.
Татьяна
отправила брата в Финляндию
Моему брату 36 лет, в Петербурге он работает в сфере IT. Когда-то он прошел военную кафедру, годен в категории А.
Мы забеспокоились еще во вторник, когда начали ужесточать УК РФ в отношении отказников и уклонистов. Я сразу связалась с братом и сказала ему: «Пакуй чемоданы и уезжай». Поначалу он говорил, что мне не нужно паниковать. Я видела, что ему тоже тяжело, в том числе выносить мое состояние. На следующий день на утреннем созвоне [21 сентября] его коллега сказал, что выехал в направлении финской границы. Мой брат на это ответил: «Захвати меня, я готов». Решение было принято буквально за минуту. Тем же утром все узнали про мобилизацию.
Брат покидал вещи в чемодан, на такси доехал до кольцевой [автомобильной дороги], после чего он и его коллеги на машине пересекли финскую границу. Радует то, что у него пятилетний шенген.
Мы очень волновались, боялись, как им, двум парням призывного возраста, удастся перейти границу. А они еще едут с каким-то микрочемоданом… Сначала мы придумали, что они скажут, что едут на шопинг. Потом мы срочно забронировали им билеты. Легенда была такая: мой брат улетает через Хельсинки, а его друг просто подвозит.
В итоге границу они прошли без проблем. Им не задавали вопросов, кроме цели поездки. На российской границе почти не было очереди, они быстро ее прошли, буквально за полчаса. Но была большая очередь перед финской, хотя переход тоже занял часа полтора. Пропускали всех.
Уже в Финляндии они забронировали отель и сели думать, что делать дальше. У моего брата есть документы для репатриации в Израиль. Он, конечно, не планировал уезжать так скоро, для этого ничего не было готово. По правилам это нужно делать всем членам семьи. У него есть жена — сейчас будут решать, как им воссоединиться.
У меня тоже есть супруг. Он не попадает под первую волну [мобилизации], но под вторую, если она будет, попадает. Я очень тревожусь, но он пытается сохранять спокойствие и не готов к эвакуации. Поэтому для нашей семьи вопрос эмиграции пока что остается открытым. У нас еще есть мама. В общем, это очень сложный шаг. Мы уже полгода собираемся с мыслями, как нам поступить. Но мне тоже хотелось бы покинуть страну из-за мужа.
Для меня в эти полгода было три страшные даты. Первая — 24 февраля. Вторая — когда появились новости про Бучу. После первой я недели две пребывала в состоянии анабиоза. Потом мы вроде немного воспряли духом, если можно так выразиться. И случилась Буча. Это тоже где-то на неделю меня выбило. Позавчера, когда появились новости про поправки [в Уголовном кодексе о наказаниях за нарушения, совершенные в период мобилизации], мне стало очень тревожно, а когда утром 21 сентября все произошло, вообще перестала быть работоспособной.
Я очень рада, что брат уехал, мне стало немного спокойнее. Конечно, это страшное ощущение, что все пришло в наш дом. Я в принципе не дистанцировалась от этого конфликта, понимала, что коснется всех. Сейчас чувствую, что это придет в мою семью, и мне очень страшно.
Наверное, я психологически еще не готова к эмиграции. Я слежу за политической повесткой много лет, понимаю, что происходит, ходила на митинги — и всегда выбирала Россию. Но больше не могу. У меня ребенок, мальчик. У нас нет здесь будущего.
Надеюсь, у нас получится выехать. Мой самый большой страх — что в какой-то момент мужа просто не выпустят. Это будет катастрофа.
Анастасия
организует эмиграцию с мужем в Израиль
Моему мужу 37 лет, он работает в сфере IT. В Петербурге у него большой бизнес, связанный с этой областью. По военному билету он пребывает в запасе и относится к категории Б. Это ограниченно военнообязанный. Послушав разговоры друзей, разные доводы родственников, а также зная, что верить в то, что, как заявляют власти, забирать будут определенных людей, нельзя, мы приняли решение срочно уезжать из России.
Вчерашний день [21 сентября] начался ужасно, по ощущениям похож на 24 февраля. Мой муж — максимально рациональный человек. Вчера я впервые увидела, насколько он подавлен этой новостью и вообще неизбежностью ужасных перемен. Сначала мы достаточно долго метались, но потом быстро приняли решение, что ехать нужно как можно скорее.
Самая большая проблема, с которой мы столкнулись, — это покупка билетов. Мы и так и так собирались уезжать в Израиль, у нас уже были куплены билеты на 19 октября. Купить [билеты] на 21 сентября было нереально: либо дорого, либо маршруты с большим количеством пересадок. И я стала смотреть абсолютно все варианты на ближайшие дни.
Сейчас маршрут такой: через Красноярск до Бишкека, из Бишкека до Стамбула, а из Стамбула уже в Тель-Авив. Билеты разбирали на глазах. Агрегаторы несколько раз переставали работать. Чувствовалась истерия. В итоге я искала [билеты] напрямую на сайте авиакомпании. И когда открылась страница для покупки, я сразу взяла то, что было.
Я мониторю телеграм-канал «Пограничный контроль», где люди в режиме реального времени рассказывают о ситуации на границе. Еще есть очень хороший проект «Ковчег», где тоже много полезной информации для тех, кто хочет срочно уехать, в том числе в Израиль. Больше всего я боюсь, что в ближайшие дни может что-то измениться. Очень тревожно.
Так как мы уже планировали эмиграцию, у нас есть и место, где мы будем жить, и варианты работы. Мой супруг может работать удаленно, и я надеюсь, у него также получится сохранить бизнес в России. Сначала [в Израиль] поедет он, мы с сыном приедем попозже.
То, что я пережила вчера, было как 24 февраля. С той лишь разницей, что тогда это было как в страшном сне и казалось тотальным кошмаром. Было тяжело осознать, как все происходящее применимо к твоей семье. Вчера я поняла, что все это подобралось к нам настолько близко, что времени больше нет.
