«Межсезонье» — драма Александра Ханта, автора «Витьки Чеснока», о влюбленных подростках В основе сценария — история покончивших с собой псковских школьников
23 июня в российский прокат выходит фильм Александра Ханта «Межсезонье» — это второй фильм режиссера после успешного криминального роуд-муви «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». Сценарий «Межсезонья» основан на истории псковских подростков Кати и Дениса, которые покончили с собой в 2016 году. Антон Долин рассказывает о том, почему новому фильму Ханта сложно поверить.
После своего полнометражного дебюта «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» Александр Хант заслужил славу вдохновенного певца русской провинции. Его столичные поклонники не могли дождаться второй картины молодого режиссера, поставленной по истории псковских подростков, покончивших с собой.
«Межсезонье» — фильм из другого, довоенного времени. Сегодня же многое смотрится иначе: например, та легкость, с которой одноклассники Саша и Даня (в реальности их звали Катя и Денис) пускают в ход случайно попавшее в руки огнестрельное оружие, вызывает в памяти уже не Бонни и Клайда, а Вадима Шишимарина, недавно осужденного в Украине. Да и вообще романтический флер пропал, остался только неуютный холодок от мысли о том, как мало ценят жизнь — свою и чужую — эти отчаянные школьники.
Не стоит делать поспешных выводов. В конце концов, перед нами не подлинные герои псковской трагедии 2016 года, а их вымышленные экранные двойники, придуманные Хантом и его соавтором сценария Владиславом Малаховым. То, что может быть прочитано как приговор поколению, — не более чем вымысел кинематографистов, вдохновившихся криминальными репортажами о влюбленных школьниках.
Ко второму фильму, как известно, счет особый, тем более если дебют был успешным. Подтвердил ли Хант репутацию одного из самых ярких и талантливых режиссеров нынешней России? На этот вопрос тоже не ответить с наскока. С одной стороны, его уникальное дарование — видеть Россию пьющих, небогатых, часто несчастливых людей не темно-серой, к чему привыкли мы все, а фантасмагорически разноцветной и галлюциногенно красочной — здесь достигает новых высот (особые поклоны за это оператору Наталье Макаровой и команде художников-постановщиков). С другой — именно дизайнерский уклон, делающий фильмы Ханта столь приятными для просмотра — он почти наш Уэс Андерсон, — явно мешает ему решить основную задачу: рассказать историю Дани с Сашей и тронуть сердца зрителей.
Начиная картину с документального опроса подростков, чаще всего молчащих перед камерой, Хант задает определенную планку документальной достоверности, до которой в последующих сценах сам не может дотянуться. Уже название фильма грешит некоторой нарочитой и при этом размытой метафоричностью. Чем дальше, тем больше конфликт предстает надуманным, а реплики персонажей — слишком литературными и тщательно написанными. И это не вина молодых актеров Игоря Иванова и Жени Виноградовой, делающих все, что от них зависит.
Итак, что же случилось? На вечеринке учащиеся в одном классе Саша и Даня пытаются заняться сексом, причем по инициативе девочки: мальчик застенчив, но заворожен отвагой подруги. Их прерывают мать Саши и ее отчим-силовик — в качестве наказания героиню переводят на домашнее обучение. Упросив отпустить ее в школу попрощаться (прощание сводится к крику «я вас всех ненавижу»), Саша сбегает из дома. Потрясенный Даня, которого воспитывает нежнейшая мать, следует за ней. Так начинается их недолгая одиссея, финалом которой станет самоубийство в загородном доме.
Ханту важно, чтобы его главные герои были красивы, а все остальные — по возможности уродливы. Однако как мотивы Саши с Даней, так и методы их борьбы с окружающим миром, что называется, вызывают вопросы. Никто всерьез не запрещал им встречаться, запрет ходить в школу вряд ли мог их расстроить. Родители не бьют, не угрожают, голос повышают крайне редко. У отчима вообще рингтоном звучит «Родина» «ДДТ». В общем, нормальные родители.
Саша кричит о революции, но тут же уточняет, что начинать надо с себя: вообще политических обертонов Хант избегает. А когда подростки выходят куда-то на одиночный — то есть двойной — пикет, так никем и не замеченный, слоганы звучат не очень-то опасно: «Делай как все» и «Ты ничего не изменишь». За такое даже в путинской России не сажают. Или не сажали в недавнем прошлом, когда снималось «Межсезонье».
В какой-то момент бунтующие дети берут интервью у прохожих на улице, и затравленная бабушка говорит: «Я ругаться не привыкла, я лучше промолчу». Но чем лучше Даня и Саша? Они всего-то лишь воруют на вещевом рынке и в ресторане, пускают под откос угнанную машину, разрисовывают краской из баллончика меховые шубы в магазине, плюют на проезжающих с моста и очень громко кричат, используя такие нестрашные ругательства, как «гондон», «шалава», «петушара» и «сучара».
Их любовь тоже вряд ли можно назвать запретной, сравнения с Ромео и Джульеттой неуместны: матери героев, «Монтекки» Ирина и «Капулетти» Снежана, без труда находят общий язык. Да и есть ли любовь? Несмотря на сцену «химической свадьбы», разыгранную Сашей и Даней в заброшенном доме накануне гибели, довольно сложно поверить в химию между главными героями, прибитыми друг к другу вполне случайно.
Как ни крути, история Дениса и Кати волновала, пугала, шокировала, интриговала всю страну потому, что в безнадежном самоубийстве двух подростков была не проявленная, так и не раскрытая до конца тайна. В этом сюжете можно было при желании рассмотреть и трагическую историю любви, и портрет непонятого поколения. Хант, по существу, не пробует раскрыть секрет, оставаясь внешним наблюдателем-эстетом, не без садомазохистского удовольствия любующийся и трупом раздавленной лисы на обочине, и красивыми смертями обреченных без нужды героев. Когда же в финальном кадре сквозь лес к камере, копируя последнюю сцену «Антихриста» Ларса фон Триера, медленно идет толпа тинейджеров, в их немом взгляде читается вопрос не столько зрителю, сколько автору фильма: ты что сказать-то хотел?
Антон Долин